Гибель "Эстонии" - Олесь Бенюх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сальме. Просто Сальме.
— Что вы здесь делаете, Сальме? Здесь, в знойном Сингапуре? Вы, судя по имени, скандинавка, так ведь?
— Вы проницательны, Иван. Можно мне вас так называть? — она впервые улыбнулась, показав два ряда удивительно ровных красивых зубов.
— Валяйте, — согласно махнул он рукой, однако про себя отметил: «А глаза голубовато-льдистые, как исландские айсберги. Искры в них мерцают льдышками.»
— Я действительно северянка. Но не скандинавка, а эстонка. Родилась в Таллине, не приходилось там бывать?
Она продолжала улыбаться, чуть склонив набок голову, холодные глаза пытливо вглядывались в его лицо.
— Нет, к сожалению не довелось, — уверенно соврал он и подсознательно ощутил, что она ему не верит. — Хотя очень хотел побывать. Особенно в восьмидесятом году во время Олимпийских игр.
— Регата в Пириту — поддержала его Сальме.
— Какими же судьбами вы оказались заброшены из края прохладных озер в пекло тропических суховеев?
— Пути господни неисповедимы.
— Вы что же, занимаетесь каким-то делом?
— У каждого из нас свой бизнес в жизни. Мой — путешествия, — она вновь улыбнулась, глаза её вдруг потеплели, все лицо сдержанно просветлело, словно его обрызгало лучиком скупого северного солнца. «А путешественница и впрямь хороша, — восхищенно отметил про себя Росс. — Только вот каковы цели её странствий?» И словно отвечая на этот его немой вопрос, она задумчиво сказала:
— Ищу философский камень вечной молодости.
— Пока старость вам не грозит.
— О, она коварна и подкрадывается неслышно, незаметно. И неотвратимо.
— Неотвратимо близится время ужина, — переводя разговор в шутливое русло, сказал Росс. — Вы не составите мне компанию?
— Спасибо.
— Спасибо — да? — смеясь, переспросил он. — Отлично. Как вы относитесь к французской кухне?
— Приемлю, все, даже лягушек.
— Жду вас в семь в ресторане «Силь ву пле».
Выйдя из бара, он окинул быстрым взглядом бассейн.
Два-три человека неспешно плыли в разных его секторах, пожилая дама, сидя в шезлонге, читала пухлую книжку, изредка потягивая коктейль, молодая парочка ворковала о чем-то интимном на мелководье. Чистая вода, чистый воздух, ленивый покой. Ничто не напоминало о недавней трагедии. «Отменно работают службы, — вздохнув неприязненно подумал Росс. — Да, иначе нельзя. Иначе бизнес терпит урон. Особенно такой бизнес как гостиничный». Было шесть часов пятнадцать минут и он решил окунуться. Зайдя в мужскую раздевалку, он скинул костюм, облачился в услужливо предложенные слугой плавки и четверть часа носился своим любимым брассом по дальней пустынной дорожке. И хотя вода была приторно теплой, она снимала напряжение, успокаивала. Хотя какое тут могло быть спокойствие — убрали связника, значит, он сам почти наверняка под колпаком. Значит, надо принимать решение. И он его уже принял. Он выходит на Ясона. Через полчаса во французском ресторане он встречается с Сальме. Поединок начинается. Ну что ж, посмотрим, какова эта эстонская Мата Хари в действии.
Без пяти семь Росс вошел в «Силь ву пле». Учтивый метрдотель торжественно провел его к заказанному ранее столику, официант предложил меню (разумеется, без указания цен), распорядитель напитков — винную карту. Минут пятнадцать спустя появилась Сальме. Росс встал и, увидев его, она помахала ему приветственно рукой с другой стороны зала. На ней было темное вечернее платье с глубоким декольте, нитка крупного бело-розового жемчуга. «Уже хорошо, что передающей аппаратуры на ней нет,» — подумал он, сдержанно улыбаясь. И только тут увидел на её левом запястье массивный браслет — тот же крупный бело-розовый жемчуг в три ряда.
— Не люблю опаздывать, — произнесла она извиняющимся голосом, — но вдруг кончился бензин. Пришлось тратить время, заправляться.
— Надеюсь, время, которое мы затратим здесь на нашу «заправку», не будет потерянным, — Росс кивнул официанту и тот хорошо отрепетированным речитативом стал представлять наиболее изысканные — с точки зрения шеф-повара — блюда. Шансонье из Парижа слабеньким дребезжащим голоском исполнял песенки из репертуара Мориса Шевалье, кордебалет «Марсельские милашки» стройно отрабатывал незамысловатые па, певица Лулу Помпадур, молодая грузная шатенка с мальчишеской стрижкой, задорно, вдохновенно сообщала хриплым баском скабрезные куплеты, дополняя их не менее забористой мимикой и жестикуляцией.
— Предлагаю следующий регламент, — Росс поднял бокал с шампанским, рассматривая золотистые пузырьки. — Каждый задает другому три вопроса. Три вопроса — три ответа.
— Если только они будут из области любви, — Сальме наморщила нос в иронической усмешке. — По другим вопросам я даже у своего священника не исповедуюсь.
— Вы замужем? — кивнув, продолжал Росс.
— Нет.
— И никогда не были?
— Простите, это второй вопрос?
— Нет, уточнение первого.
— И никогда не была.
— Браво! Я уже было решил, что между нами не может быть ничего общего. И я ошибся — матримониальный опыт у нас абсолютно идентичен. Вопрос второй: будучи плодом любви родителей, где именно в Эстонии они произвели вас на свет?
Сальме молчала довольно долго. Она вспомнила хутор на берегу чистого, прозрачного озера в тридцати километрах от Тарту, скромные красавицы-липы, таинственные заросли камыша, земляничный ковер в лесу, гордые семейства белых грибов, птичьи выводки и рачьи норы. Она смотрела на шампанское и видела топленое молоко своего детства, сквозь голоса искусных исполнителей слышала колыбельную матери.
— Пангоди, — все ещё купаясь в таких теплых, в таких незабвенно теплых воспоминаниях детства ласково произнесла наконец Сальме.
— Пан-го-ди, — нараспев произнес за ней Росс. И вспомнил как однажды летом он был с женой на отдыхе в эстонской Швейцарии. Приехали в Тарту жена мечтала купить эстонские национальные поделки из кожи и дерева. Заскочили уже к вечеру в ресторан «Волга». Там их и засек Эльмар Тыйу, старинный друг Ивана. Не слушая никаких возражений, потащил их в Пангоди: «У хлебокомбината банька на берегу волшебного озера. Сказка!» Тот вечер запомнился Россу бесподобным рыбным шашлыком. И тем, как под прохладными лучами северной луны с плеч и ладоней его любимой Лены падали в неподвижное черное озеро алмазные капли. Да, это было их последнее отпускное турне. Через полгода она погибла в автомобильной катастрофе. Нелепая, страшная смерть. Впрочем, разве она бывает, разве она может быть иной? Разве что в избавление от страданий.
— Звучит как стих, — продолжал он. — Должно быть, красивые места.
— В стране детства все красиво. Слезы легкие, обиды пустячные.
Подкрался официант, поставил на стол ведерко со льдом, в нем — бутылка брюта, Франция, 1918 год, передал Сальме сиреневый с золотой окантовкой конверт. Вынув из него записку, она прочитала послание, усмехнувшись, передала Россу. Компьютерный текст гласил: «Несравненной мадонне. Примите сей скромный дар в знак преклонения перед вашей красотой. Почитатели прекрасного.» «Однако же,» — подумал он. — Я был уверен, что подобные подношения возможны только в Грузии. Век живи, век учись.» Сальме оглядывалась, ища глазами щедрых дарителей.
— Они в отдельном кабинете, — сообщил понятливый виночерпий.
— Так вот, — она озорно подмигнула Россу, быстро приказала: Передайте им ответную бутылку сладкого, Франция, год тот же. Письма не будет.
— Слушаюсь.
— Да, счет на неё отдельный — и лично мне.
И тут же без всякой паузы или перехода: «Итак, вопрос третий.»
«Хотел бы я знать, что в действительности означает эта записка и ответный ход. Раз ответ — бутылка, значит в них дело. Или, скорее, в годе. Пожалуй, в годе. Но… не будем торопиться.»
— Третий я задам несколько позднее, — и с этими словами Росс принялся за паштет из гусиной печенки.
— Воля ваша, — Сальме внимательно разглядывала плечи, шею, грудь собеседника. — Вы производите впечатление мощного физически человека, настойчиво и профессионально тренированного атлета. Мой первый вопрос: как вы этого достигаете?
— Геракл и конюшни чистил, и с кентаврами сражался, — серьезно отвечал Росс. — Чтобы освободить Прометея или победить Антея нужна была не только сила, но и умение. Беря пример с великого грека, я в силу моих скромных природных возможностей и разумения занимался и занимаюсь, правда, чуть-чуть, самую малость многими видами спорта.
— Но должна же быть какая-то единая система, сводящая воедино все эти частности? — настаивала Сальме.
— Это что — второй вопрос? — улыбнулся Росс, подливая и ей и себе шампанского. — Ах, какой брют, какой брют!
— Нет, — живо ответила она. — Это в развитие первого.
— Йога, — сказал он. И, сделав несколько небольших, медленных глотков, продолжал: — Йога. Что на санскрите означает «сосредоточение, усилие, единение».