Гибель "Эстонии" - Олесь Бенюх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Более точной наводки у меня нет, — ровным голосов сообщил Бёрн. Ёне кивнул, прощаясь, и молча вернулся к загону с медведями. Теперь под присмотром матери на земле резвились два медвежонка. Они боролись, кувыркались, негромко пофыркивая, иногда становились на задние лапы и смешно мотали головой, выпрашивая у посетителей лакомство. «Что мне известно? — думал Стромберг. — Известно, что из Москвы в Сингапур прибыл русский оперативник. Но это ещё вовсе не значит, что утечка произошла в России. Во всяком случае, в сообщении Кан Юая не высказывается даже предположения об этом. Проверку следует устроить по всему маршруту. Моя задача — мой участок, мои люди». Он мстительно улыбнулся, вспомнив как в прошлом году отдал приказ о ликвидации засланного в его организацию полицейского провокатора. Это была очаровательная блондинка и она знала, на что идет. По прозвищу «Датчанка», она и впрямь была из Копенгагена и однажды ночью разделила хмельное ложе с Ёне. На следующий день он велел своему верному контрразведчику Корвету проверить её на «приманку». Это означало выдать ей якобы весьма важную информацию, которая на самом деле была мастерски закамуфлированной «дезой», и проверить реакцию спецслужб.
— Причина? — осведомился Корвет.
— Уж больно она старалась околдовать сексом, — задумчиво ответил Ёне. — Слишком большое старание всегда подозрительно.
Спустя три дня Корвет доложил Стромбергу:
— Шеф, с «Датчанкой» приманка сработала безошибочно. Вы как в воду смотрели.
Сказано это было без лести, буднично, деловито — в организации знали одну непреложную истину: Ёне, как опытнейший сапер, не имеет права на ошибку.
— Высунулась военная контрразведка. Кстати, они с нами уже облажались вторично, — продолжал Корвет. — Дальше дразнить их опасно.
— В припадке ярости злобный пес разум теряет, — сухо отметил Ёне. И добавил, улыбаясь широко и ласково:
— «Датчанку» спеленать и отправить баиньки. Сегодня же.
Это означало замуровать ноги в бетонную тумбу, ночью вывезти в одну из глубоких бухт и там сбросить в море. Малоэстетичная, но неизбежная рутина в извечном противоборстве закона и его принципиальных оппонентов.
В детстве Ёне был тихим, застенчивым мальчиком. Лопоухий, лупоглазый, болезненный, он с готовностью услуживал более сильным и более нахрапистым сверстникам: носил ранцы, бегал за кока-колой, таскал записочки девочкам. Когда подрос, был вечным подающим шайбы, вылетавшие за пределы площадки, достающим сигареты и пиво, караулящим дерущихся или целующихся. Перелом наступил, когда Ёне исполнилось четырнадцать лет. Однажды жирный увалень Карл, одноклассник и сосед по дому, специально пустил в туалете струю мочи мимо писсуара и приказал: «Ну-ка, лопух, живо швабру в руки и вылизать все, до ка-пель-ки!» Бывшие при этом младшеклашки с удивлением и интересом ждали, что же будет дальше. Ёне покраснел как рак, из глаз его от обиды брызнули слезы. Он уже сделал было движение рукой в сторону стоявшей у стены швабры, но вдруг передумал и, зажмурившись, с раздирающим воплем, пригнув голову, ринулся на обидчика. Удар пришелся в лицо. Брызнула кровь, Карл отлетел к окну, разбил затылком стекло и медленно сполз по подоконнику на пол. С удивлением и ужасом глядя на Ёне, он прошептал: «Я же пошутил», Медленно размазал кровь по лбу и щекам, повторил: «Шутка. Извини…» Новость о победе Ёне над силачом Карлом вмиг разлетелась по колледжу. И так же в мгновение ока из «лопуха» и «затычки» он превратился в «викинга» и «сеграре» (победителя). И отныне всем, у кого он был хоть раз на оскорбительных побегушках, Ёне мстил и, как оказалось, довольно крепким кулаком, и весьма изобретательными унижениями.
На последнем году учебы в колледже Ёне перепробовал все доступные синтетические наркотики (кокаин и марихуану он познал в школе). Наблюдая жизнь и размышляя над увиденным (а природа щедро наградила его — среди прочих способностей — терпеливо и зорко наблюдать и неспешно и настойчиво размышлять), он задолго до совершеннолетия без чьей-либо подсказки пришел к выводу: слабые, а их большинство, погрязают в пороках; сильные, а их единицы, используют эти пороки к своей выгоде. И тогда же запретил себе раз и навсегда два пагубных пристрастия — наркотики и курение. Что же касается двух других — выпивки и женщин — то отношение к ним, вырабатывавшееся трудно и долго, сводилось в идеале к известному во всем мире возвышенному постулату: «Пить так шампанское, любить так королеву». Насчет плебейского «Воровать так миллион» речи вообще не шло. Речь шла о создании мощной структуры по торговле наркотиками.
Отец Ёне, избороздив в свое время все моря и океаны планеты, служил мелким клерком в известной пароходной компании. Мать, сколько он помнил, пела двусмысленные куплеты во второразрядных кафешантанах. Мальчик с детства видел и слышал всякое — чудовищные оргии, пятиэтажные ругательства. В сознании откладывалось худшее. Мечта жизни сводилась к абсолютному изобилию крон, фунтов, долларов. Однако, первая же сделка едва не окончилась трагично. Украв у матери две ампулы морфина, он удачно сбыл их приятелю-старшекласснику. Радостно пританцовывая, он возвращался из колледжа домой, размышляя о том, как удачно пустить в оборот без труда свалившиеся в руки денежки. Метрах в двухстах от колледжа его остановил тощий, неряшливо одетый субъект. Ухватив Ёне за рукав, он притиснул его к себе и, дыша перегаром, сипло произнес:
— На моей территории «райским товаром» торгую только я. Тебе это известно?
— Нннет, — испуганно выдавил из себя Ёне.
— Да-а? — задумчиво просипел субъект.
— Богом клянусь, дяденька!
— Ну, положим, на клятвы твои, сопляк, мне начхать. Ладно. Но — ещё разик-разочек согрешишь — и твой трупчик пойдет на корм морским рыбкам. Акууулам!
Ёне читал и слышал о внезапных исчезновениях людей самых разных возрастов и степеней достатка. Нет, играть в прятки с лукавым — последнее дело. Последнее и, заведомо проигрышное. Пусть рыбок кормят другие. Он будет руководить структурой (ему очень понравилось это слово «струк-ту-ра»). Он всегда будет руководить. Он, Ёне Стромберг, прирожденный лидер. И не просто лидер — сеграре. Его миссия в жизни — мыслить, создавать структуры. А ежедневный, ежечасный риск — удел всех, эти структуры составляющих. Так уж устроен издревле мир. Устроен разумно, жестоко и рационально.
Три месяца спустя в районе, где расположен колледж Ёне, вспыхнула война между людьми старого пушера и невесть откуда взявшейся бандой новичков. В результате поножовщины трое человек попали в госпиталь. Был затеян довольно громкий судебный процесс. Однако в ходе его имя Ёне Стромберга даже не было упомянуто, хотя создателем новой структуры был именно он. Старый пушер исчез в тюремных лабиринтах, канул в небытие. Ребята из банды Ёне были, как несовершеннолетние, осуждены условно. Стромберг-младший праздновал первую большую жизненную победу. Путь к созданию воистину мощной структуры был открыт. И почти с самого начала она, строящаяся, развивающаяся, многообещающая, попала с сферу интересов далекого Гонконга. Жил в фешенебельном районе Лиденгё латыш Эрик Калминьш. Богато жил, но не шумно, не напоказ. Деньги, и немалые, достались ему вроде бы по наследству вскоре после того, как он бежал в Швецию от Советов в июне 1940 года. Откуда наследство? Отец, известный банкир, погиб во время шлюпочного перехода через Балтику. Почему не бежали в Германию? Отец, ярый националист, одинаково не любил ни русских, ни немцев. Итак семнадцатилетний Эрик, имея крупные счета в швейцарских банках, обосновался в Стокгольме. Сравнительно небольшая латышская диаспора приняла его с распростертыми объятиями. Еще бы — завидный жених, спортсмен, поборник национальной идеи. Поступив в том же году в университет, он, играючи освоив шведский, с охотой учился, много читал, пробовал свое перо в поэзии. Пер Фабиан Лагерквист из него не получился, впрочем чрезмерным тщеславием он не отличался. Во время войны Швеция, страна нейтральная, не только поставляла фюреру стратегические материалы и оружие, но и пропускала немецкие войска через свою территорию в соседнюю Норвегию. И, к удивлению руководства университета, Эрик Калминьш попал в кондуиты шведской контрразведки как один из активнейших сторонников национал-социализма. Однажды он даже выступил в известной столичной газете с панегириком в адрес III Рейха за то, что «его Латвия была освобождена от красной чумы и очищена от блудливого жидовства». По неподтвердившимся, но имевшим настойчивый характер слухам, сам переезд его из Риги в Стокгольм был инициирован могущественным Абвером. После войны Эрик очертя голову ринулся в большой бизнес, причем средств у него оказалось намного больше, чем оставил ему отец. В биржевых спекуляциях ему неизменно сопутствовала удача. Но вскоре это ему наскучило и, купив полуразвалившуюся адвокатскую контору, он всерьез занялся юриспруденцией. Шумные дела, широкие знакомства, благоприятные связи. На элитном фуршете он был представлен завершавшим свой длительный вояж по Европе Руфине и Кан Юаю. Именно случайные встречи и знакомства чаще всего оборачиваются самыми полезными и многообещающими. Много лет из сказочно далекого Гонконга приходили красочные открытки с Рождественскими поздравлениями. Шло становление Дракона. И вот, совсем неожиданно для Калминьша, в одно хмурое осеннее утро в его офисе появился неброско, но добротно одетый джентльмен с незапоминающимся, словно стертым лицом, вкрадчивыми манерами и таким же вкрадчивым голосом.