Защитник – близкий родственник - Дмитрий Городецкий

Сегодня, когда в обществе независимость и беспристрастность российской правоохранительной и судебной системы подвергается обоснованным сомнениям, норма закона о допуске к защите близкого родственника должна реально и в полной мере использоваться нами и, таким образом, не только способствовать эффективности защиты, но и в определенной мере препятствовать теперешнему безнаказанному следственно-судебно-прокурорскому беспределу.

Немного истории. В начале 60-х годов XIX века произошли так долго ожидавшиеся в российском обществе реформы в области законодательства о судоустройстве и судопроизводстве. Недостатки устройства русского уголовного процесса, выражавшиеся в смешении властей, преобладании бюрократии, многочисленности инстанций, негласности и инквизиционном порядке, уже давно привели к тому, что в русском крепостническом обществе получило название «Шемякин суд».

Принятые в 1864 г. после отмены крепостного права судебные уставы России открыли новую эпоху в истории русского судебного права. В области судебного разбирательства было введено разделение уголовного разбирательства на предварительное и окончательное. При этом за руководящее начало для определения истины в уголовных делах была принята теория оценки доказательств по «внутреннему убеждению» судей. Но и это убеждение в виновности или невиновности подсудимого, и сам приговор должны основываться на достоверных доказательствах имеющих юридическую силу. Такие доказательства называются допустимыми. Поэтому потребовалось строго регламентировать как, какими способами и с соблюдением каких правил и норм должны быть собираемы и рассматриваемы доказательства. Какими мерами должно обеспечиваться справедливое отправление правосудия, так чтобы возможно полнее оградить подсудимого от неправедного обвинения и осуждения.

Как свидетельствует история, реформа общественного устройства неизбежно влечет за собой судебную реформу. Так было в 1864 г. и так происходит в России сейчас. Авторы концепции реформы уголовно-процессуального законодательства новой России отмечали, что «в условиях жесткого подчинения всех органов уголовной юстиции не контролируемым законом партийно-государственным структурам сформировалась особая советская модель уголовного процесса. В ней привлекательные декларации не опираются на конкретные нормы. В результате была создана видимость правовой основы процесса при фактическом отсутствии гарантий правосудия… Государство, переставая быть инструментом насилия в руках тоталитарного режима, обязано демократизироваться, чтобы, в конце концов, совершить мужественный акт самоотречения, превратившись из полицейского в правовое».

Однако, концепция концепцией, но то, что зачастую происходит в российских судах, в эту концепцию не укладывается. И сейчас привлекательные декларации создают лишь видимость движения к правовому государству при фактическом отсутствии гарантий правосудия. Складывается впечатление, что на этапе судебного следствия суд видит свою основную задачу в том, чтобы отмести все доказательства защиты и оставить в силе все, даже самые невероятные и абсурдные «доказательства» вины подсудимого, содержащиеся в обвинительном заключении. Это ведь уже в наше постперестроечное время старый «Шемякин суд» плавно трансформировался в «Басманный суд». И сегодня мы наблюдаем, как суд часто превращается в один из инструментов сведения счетов, игнорирует гарантии прав и свобод личности, проявляет поразительное равнодушие к нарушениям уголовно-процессуального закона на этапе расследования преступлений. И сегодня приоритет репрессивной задачи уголовного процесса продолжает действовать в полной мере. Вместо стремления избежать риска осуждения невиновного и ущемления прав и свобод человека, наши правоохранительные органы, прокуратура, следствие, все еще нацелены на то, чтобы исключить оправдание невиновного. И здесь, ради достижения поставленной задачи, у следственных органов в ход идут все приемы добывания так называемых «доказательств»: фальсификация и подтасовка фактов, оказание морального давления на обвиняемых, шантаж, физическое воздействие и т. п.

Нарушения уголовно-процессуального закона приобрели массовый характер.

И все это происходит при полном попустительстве, а иногда и содействии прокуратуры, надзирающей за соблюдением законности. Но, не перегибает ли здесь автор? Отнюдь нет! Можно было бы сослаться на многочисленные примеры, приводимые в печати. Но лучше обратим свое внимание на вошедшие с недавних пор в моду телепередачи по судебным вопросам на основных телевизионных каналах и, в частности, на передачу «Федеральный судья» на первом канале (ОРТ).

И вот статистика: из каждых трех передач в двух из них (т. е. в 66 % случаев) судья признает подсудимых невиновными из-за безобразно проведенного, бездоказательного расследования! Правда, в этих передачах нам показывают, как прекрасно работают адвокаты – следователь и прокурор посрамлены, подсудимый и его адвокат торжествуют! Но это лишь в телевизоре. В реальной жизни всему этому не может противостоять многочисленная армия адвокатов, особенно тогда, когда по их разумению обвиняемый или подсудимый не располагают достаточным количеством денежных знаков! Адвокатов тьма, а количество оправдательных приговоров близко к нулю! В царской России доля оправдательных приговоров по отдельным видам преступлений, вплоть до убийств, доходила до 40 %. В известное судебным произволом сталинское время оправдывали до 10 % даже по делам о государственной измене.

Согласно статистике, озвученной недавно председателем Московского городского суда, оправдательных приговоров в судах общей юрисдикции – 0,35 %. Тридцать пять сотых процента!

Почему так происходит? Они, адвокаты, – не имеют нужной квалификации? Отнюдь нет! Имеют. Знаю, что попасть в адвокатское сообщество достаточно сложно. Бездарей в него, наверное, не принимают. Тогда в чем же дело? По моему убеждению, дело в каком-то массовом равнодушии, «пофигизме» к судьбе человека, попавшего в беду. Рядовому адвокату, перегруженному в погоне з а заработком одновременно множеством дел, некогда детально разбираться в тонкостях каждого дела, искать убедительные доказательства, оправдывающие обвиняемого или подсудимого, или смягчающие его вину обстоятельства. Дай бог, получить с клиента гонорар, а там уж как получится, как-нибудь дотянем до окончания процесса, произнесем в прениях сторон речь, полную просьб о сострадании к подсудимому. «Вы уж, господа судьи, не наказывайте его слишком строго, поскольку он человек хороший».

Помню такое выступление в прениях сторон одного из адвокатов – пожилой женщины. Я даже прослезился, так стало жалко подсудимого! Но ведь суд то этим не проймешь, суду нужны убедительные доказательства.

Поведение же недобросовестного прокурора и следователя во многом диктуется стремлением отличиться, выполнить заказ или вовремя отрапортовать об окончании расследования. Им тоже все «пофигу». А в совокупности действия следователя и прокурора подчиняются известному закону толпы. Корпоративная солидарность, честь общего мундира, куда как дороже истины! Прокурор, не изучив дела, как говорящий попугай, от имени государства, дословно повторяет в своей обвинительной речи доводы обвинительного заключения, составленного следователем. Кто-то скажет, что это не так? Но вспомните, читатель, хотя бы несколько популярных фильмов, в которых руководство, за несколько часов до начала судебного заседания, посылает прокурора представлять государственное обвинение в суде:

«Мария Сергеевна, пойдите сегодня в суд – некому представлять обвинение». Ну, а суду тоже некогда должным образом искать истину, исследовать доказательства, чтобы принять правильное решение по делу. Суды перегружены, плачутся судьи. Поэтому, какую бы макулатуру, названную уголовным делом, не поставило в суд предварительное следствие, обвинительное заключение иной раз повторяется в приговоре слово в слово. Да и опасно сегодня суду проявлять самостоятельность. А ну как твое решение не совпадет с чьим-то руководящим мнением. Это только в учебниках для студентов пишут, что судья должен оценивать доказательства, а не статус того или иного должностного лица. А то и не должностного!

Вот и возникает вопрос, – как простому человеку противостоять всему этому беззаконию, совершаемому деятелями правоохранительной системы под громкие звуки фанфар о реформе правовой системы, состязательности сторон, приоритете прав и свобод человека, и соблюдении международных пактов? У обыкновенного гражданина для этого остается, не используемая пока возможность грамотно реализовать свое конституционное право на защиту близкого родственника в суде.

К сожалению, законодатель никак не определил необходимые и достаточные условия допуска близкого родственника к защите. Здесь возникает сразу несколько вопросов. «Могут быть допущены», – говорит УПК, а, следовательно, могут быть, и не допущены? Трудно ли близкому родственнику подсудимого получить такое согласие, или же это не составляет труда? Какие доводы может привести обвиняемый в своем ходатайстве, и по каким мотивам может отказать в допущении родственника к защите судья? Неясно! В юридической литературе ответа на эти вопросы нет. А ведь, независимо от того, является ли защитник адвокатом или нет, он обязан оказывать обвиняемому юридическую помощь. Сможет ли это эффективно, в контакте с профессиональным адвокатом, сделать близкий родственник? Я утверждаю, что при определенных условиях сможет!