Шамиль - Борис Брик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пролог
Отцу моему и моей матери с любовью посвящаю.
Борис БрикСабли блещут сквозь туманы,Дым смешался с порохом, —Это бьются в ДагестанеС белым падишахом.
Содрогается вокругВся земля от гула,И достиг зловещий звукДо ушей Стамбула.
Захватил седой СтамбулСвой клинок дамасскийИ поспешно заглянулЗа хребет Кавказский.
Видит старый, что близкаГибель тариката,Что измучены войскаМладшего собрата.
И решил прибегнуть онК низкому обмануИ, притворно огорчён,Молвил Дагестану:
«Долго ль будешь нелюдим,Волей утешаться,Покровительством моимБрезгать и гнушаться?
Или друга оттолкнёшьВ дерзостном упорствеИ погибнуть предпочтёшьТы в единоборстве?
Я полмира озарилФакелом КоранаИ навеки усмирилТигров Тегерана.
Хоть гяуров всё сильнейВылазкой тревожишь,Но без помощи моейНичего не сможешь.
Не надейся на клинок,Погнутый и ржавый.И найди приют у ногДружеской державы.
Мне покорны все краяВ мусульманском мире,Слава бранная мояКатится всё шире.
На краю своей землиСтал я при Босфоре.И гяуров кораблиЗапер в Черном море.
Не страшится мой народРусского сардара,И страна моя цветёт,Как весной чинара.
Водоём в саду моёмСиневу пронзаетИ серебряным копьёмВ небе исчезает.
И не молкнет птичий хор.И в прохладе садаДивных вымыслов ковёрТкёт Шахерезада.
Ятаган свой закаливВ пламенном Дамаске,Правоверными халифПравит без опаски.
И эмиры дальних странВ прахе распростёрты,Словно суру, чтут фирманОттоманской Порты.
Общей связаны судьбойВерные сунниты.Мы учёностью с тобойОба знамениты.
Оба смело мчимся в бой,Молимся на Мекку…Так признай же над собойБратскую опеку!»
«Не согласен, – говоритДагестан Стамбулу, —Предан исстари мюридСвоему аулу.
Ведь червонцами бренча,У твоей чинарыВсю листву, как саранча,Съели янычары.
И, свирепостью дыша,Пламенем одетый,Ненасытный твой пашаДушой своей витает.
Пусть не в золоте клинокИ ножны потёрты —Не сложу его у ногЛицемерной Порты.
Вечно видеть в ней врагаЯ не перестану;Вечно будет дорогаВоля Дагестану.
Для того, кому милаТолько доблесть сердца,Кроме горного орла,Нет единоверца.
И, не знавшие цепей,Два свободных брата —Мне Койсу моя милейТигра и Евфрата!»
И, сказав, исторг клинок,Сотворил молитвуИ, как прежде одинок,Устремился в битву.
И предрёк Стамбул тогдаГибель тариката,Отступившись навсегдаОт меньшого брата.
И, рукой махнув, пропалЗа Эвксинским Портом —Там, где пенящийся валСлился с горизонтом.
Часть первая
Записки декабриста Александра Бестужева-Марлинского
«Дежурил по штабу дурак-генералПо долгу присяги и чести.Под Адлером рапорт царю написалО том, что я сгинул без вести.
Но как я смеялся над шуткой такой…»
Всеволод Рождественский. «Кавказская встреча».От автора:А.А. Бестужев-Марлинский, писатель-декабрист, по официальным источникам (донесение штаба барона Розена), «пропал без вести» в июне 1837 г. во время стычки с черкесами при высадке десанта у мыса Адлер; однако тело его найдено не было. Автор пользуется возникшими на Кавказе легендами о том, что Бестужев-Марлинский был взят в плен черкесами, ушел в Дагестан и долго жил у Шамиля.
Записки Бестужева
Глава I
Мой час настал и, правду обнаружив,Потомству всё поведать я готов.Пора открыть, что прапорщик БестужевКончает жизнь средь горских удальцов.
Я тот, кого убитым на завалеСочла в былом родимая земля,Кого своим наибом называлиВ аулах гор мюриды Шамиля.
Кто двадцать лет, заброшен в край скалистый,Блуждал в горах, как новый Агасфер,Для всех – навек исчезнувший Марлинский,Для Шамиля – изгнанник Искандер.
Язык молвы, сменивший звон булата,Сынов нужды порочащий хитро,Виновен в том, что автор «Аммалата»Берется вновь за старое перо.
Но, небылиц немало напечатав,На этот раз рассказываю быль,И потому надменного ренегатаЗаменит здесь задумчивый Шамиль.
Теперь дивлюсь, в минувший сумрак глянув…Чем ближе смерть, тем в памяти свежейРазгульный крут драгунов и уланов,Весёлый гул гвардейских кутежей.
Любви былой мучительная рана,Журнальный шум, «Полярная звезда»,И грозный вой декабрьского бурана,Так много душ отнявший навсегда.
Как мог я знать под гибельной картечью,Среди друзей у медного Петра,Что в некий день на визг её отвечуС кавказских гор гудением ядра.
…15–16 стр. вырваны
День догорал, когда, обезоружив,Меня враги в ущелье повлекли.И много лет с минуты той БестужевНе видел рощ родной своей земли.
Но грусть делить в отчизне было не с кем,Там брата брат чуждался в те года;И свыкся я с обычаем черкесским,Жил у хаджи и пас его стада.
Я не забыл о царских преступленьях,Но о друзьях своих не горевал,Жил в полусне, второй «Кавказский пленник»,И вдаль глядел на тёмный перевал.
Но, видно, кровь не вовсе охладела,Очнулся ум, и сердце ожило,В душе опять проснулась жажда дела,И без борьбы жить стало тяжело.
Глава II
Бизак тарикат Дагестан гетты-ча!
(Теперь тарикат в Дагестан пошёл!)
Лезгинская песня 30-х годовМного лет Шамиля ловилиРоты храбрые ПуллоИ совсем уж затравили,Да начальство проспало.
Но решил за дело взятьсяФезе – гордый генерал.И приметы азиатцаОгласить он приказал:
«Горец выше всех в ауле,Всех могучей и храбрей,Не страшится он ни пули,Ни штыка, ни батарей.
Тот, кто шашкою своеюКосит наших, как ковыль,Кто из горцев всех сильнее,И гроза его – Шамиль!»
Так по ротам апшеронцевОбъявил их генералИ в награду сто червонцевЗа поимку обещал.
Вот начался штурм аула,Что гнездом был Шамиля.И от пушечного гулаСодрогается земля.
Рекою кровь аварцев льётся,Взят последний их редут,И в палатку полководцаХрабрых пленников ведут.
Все они широкоплечи,Все отвагой велики,Не бежали от картечи,А кидались на штыки.
Но имама нет меж ними…Плохо Фезе метил в цель!Не раззявами такимиБудет пойманным Шамиль.
С той поры, решив упрямоСделать всё, как обещал,Ловит хитрого имамаРаздраженный генерал.
Но из рук уходит дымом,Как и прежде, он – Шамиль,И для всех неуловимыйОстаётся он досель.
А в горах шумит восстаньеС каждым годом всё сильней,Потому что в ДагестанеГнёзда целые Шамилей!
Лихая песнь о Шамиле и ФезеВ былые дни запала в душу мне,И я, борьбой с насильниками грезя,Мечтал помочь истерзанной стране.
Ещё бродя с Дербентским батальономВдоль гребня гор – природных баррикад,Уже я знал по слухам отдалённым,Что горцев вёл к равенству тарикат.
И понимал, что Меккой и МединойЛишь для того клянутся племена,Чтоб стала вновь свободной и единойЯрмо князьков разбившая страна.
Давно огонь народного восстаньяПод пеплом тлел, тревожа весь Кавказ,И, наконец, в голодном ДагестанеМятеж племён начался в грозный час.
Седых теснин и впадин древний узник —Лезгин любил узилище своё.Свои клинки ковал он в нищих кузнях,О грани скал точил он лезвие.
Жестокий бог десницей Тимур-ЛенгаЕго загнал в скалистый каземат,Равно косясь на турка и на френга,Он одичал, оборван и космат.
С терпеньем пчел лепил он, словно ульи,Селенья гор, за сотом – тесный сот;Как крот, он рыл убежище в аулеИ угрожал противникам с высот.
Бедней глухой российской деревеньки,Взбираясь ввысь по лестнице крутойВ аул, пахал и сеял на ступенькеИ в щелях гор размахивал гурдой.
Народ здесь был и пастырем, и зодчим,Судьбою стар, душою вечно юн,Но царь его из дома гнал, как отчим,И разорял, как жадный опекун.
Уже не раз запятнаны коварством,Князья опять царю передались,И говорил народ в краю аварском:«Встать надо льву, коль с барсом спелась рысь!»
В былом, когда к величью и свободеВёл племена восторженный мулла,Его рука ни княжьего угодья,Ни ханских прав затронуть не смогла.
Когда же стал пророком горской волиИмам Шамиль – вождь бедных узденей, —Народам гор, искавшим лучшей доли,Он подарил свободу от князей.
И, чей покой казался бездыханным,Бедняк – лезгин привольнее вздохнулИ, взяв Хунзах, с последним кончив ханом,Служить себе заставил чванных мулл.
А новый вождь, боец и проповедник,В ущелья гор на запад слал гонцов,И молодёжь народностей соседнихНа зов его текла со всех концов.
И как-то раз в глухой аул черкесский,Где третий год в плену влачил я дни,Пришёл старик в турецкой синей фескеИ с ним чужих аулов уздени.
Они народ подняться призывали,(Завидя их, бежал немедля бек),Аулом шли и хрипло распевали,И тот напев запомнил я навек:
«Тучи угрюмы и хмуры,Кровь узденей потекла.Прокляты будьте, гяуры!Ля-илляга-илляла!
Бекам угрюмым не верьте!Ханов бессильна хула.Нет для отважного смерти.Ля-илляга-илляла!
К бедным сойди с минарета!Время ль молиться, мулла?Долгом молитва согрета.Ля-илляга-илляла!
Враг нам наносит обиды,Сакли сжигает дотла.Шашки точите, мюриды!Ля-илляга-илляла!
Славу внемлите имама,Горного славьте орла,Силу умножьте низама.Ля-илляга-илляла!
Бейтесь и чтите аллаха!Смелые ждут вас дела.В бой выступайте без страха!Ля-илляга-илляла!
Родину спасшему – слава!Павшему в битве – хвала!Нет без свободы ислама.Ля-илляга-илляла!»
Старик-аварец в мечети по-арабскиПрочёл призыв вождя магометан.И я ушёл, но не на Запад рабский,А на Восток – в свободный Дагестан.
Пройдя тайком кордоны у Казбека,Я через край пошёл наперерез.Но, топором не тронутый от века,Меня теснил всё яростнее лес.
Семь дней я брёл в унынии глубоком,Страшась порой, что муки не снесу,Но бог помог: я вышел ненарокомНа берега Андийского Койсу.
Глухих теснин базальтовая люлькаЕго хранит, лелея, как дитя;И много дней он вёл меня в Ахульго,Подножья скал отчаянно когтя.
И, наконец, в тумане розоватом,С высот хребта за мглистой пеленойСуровый край, объятый газаватом,В лучах зари возник передо мной.
Глава III
