Входят трое убийц - Франк Хеллер

4

Доцент медленно шел домой по променаду. На востоке виднелись красные скалы, где когда-то, пятьдесят тысяч лет назад, первобытный человек Homo primigenius заложил славу Ривьеры как места, где можно было перезимовать; на западе высилась гора Tête du chien,[37] охраняющая Монте-Карло. Пятьсот веков… Но так ли уж велика разница между теми, кто разгрызал медвежьи кости, чтобы добраться до мозга, и теми, кто ужинал на серебряной посуде после попыток сорвать банк? И те и другие в равной мере были готовы на все, лишь бы удовлетворить свои потребности и страсти.

Доцент вздрогнул. Кто, как не Мартин Ванлоо, сидел перед баром мадемуазель Титины? На его столике стояла наполовину опорожненная бутылка шампанского, и, судя по виду Мартина, выпитое уже оказало на него свое действие. Он увидел доцента и стал делать энергичные знаки, подзывая его к себе. Люченс отозвался на зов прежде всего из вежливости, то был отклик на вчерашнее гостеприимство. По какому случаю Мартин предавался возлияниям?

Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать.

— Са-садитесь! — попросил Мартин. — Have one on me…[38] — ясное дело, плачу я, как же иначе! Бокал месье Люченсу! По-вашему, я начал с утра пораньше? Но, скажу вам, нервы мои этого требуют! Сначала эта смерть, а потом этот болван доктор, который потребовал вскрытия! Вскрытие! Смех один! Я с-сказал ему это с-сразу… Думаете, он меня послушал? Вскрытие! Будто Артуру м-могло в голову прийти покончить с с-собой! Или дать себя убить! Смех один! Что ж… я уступил… мы уступили, и вчера днем он провел это свое вскрытие. Конечно, без шума… просто чтобы с-свою с-совесть профессиональную успокоить… Смешно… но чертовски для нас неприятно!

— И что же, — спросил доцент не без легкой дрожи в голосе, — каков результат вскрытия?

Мартин взглянул на Люченса поверх бокала.

— Что за странный вопрос! Неужто вы думали, что Артуру могла прийти в голову мысль покончить с собой? Или дать себя убить? Ev'ything a'right, of course! Ясное дело, все в порядке! Никаких следов стилета, пуль, удушения или яда! Так что послезавтра погребение в семейной часовне.

Доцент схватил полный бокал шампанского и залпом его осушил.

То-то будет смеяться директор банка Трепка! Люченс уже заранее слышал его смех.

Глава шестая

Лорд Питер идет к доктору, мистер Френч — в библиотеку, а отец Браун — в кондитерскую

1

Доцент Люченс не ошибся: Трепка смеялся. Но Люченс не мог предвидеть, каким неудержимым будет веселье банкира. Датский член детективного клуба хохотал так, что по его розовым щекам струились слезы, а крошечный ротик едва не разорвался. При этом банкир со стонами излагал свои мысли и рассуждения по поводу результатов вскрытия. Ох! Ха-ха-ха! Вот что бывает, когда любители начинают изображать Шерлока Холмса! Ох! Ха-ха-ха! Вот что бывает, когда они начинают собирать оберточную бумагу и отпечатки! Трое братьев препираются между собой, им не хватает денег, но каждый из них рассчитывает на наследство. И вот один из них умирает — вжик! стало быть, один из оставшихся его убил! Истинная шведско-норвежская наивность! Святая простота…

— Очень смешно! — прошипел доцент, которого начали раздражать насмешки банкира над поэтом и над ним самим. — Смешно во всех отношениях… если отвлечься оттого, что лично я обычно не веселюсь, когда кто-нибудь умирает! Но позвольте мне обратить внимание на одно из ваших замечаний, милейший Трепка. Вы говорите, что каждый из братьев ожидает наследства. Откуда вы это знаете? Вы что, узнали, как составлено завещание?

Смех банкира прекратился точно по мановению волшебной палочки. В его голове стремительно завертелись мысли. По тому, как было составлено завещание, вовсе не все братья могли рассчитывать на наследство. Но если он признается, что ему это известно, он обнажит свою ахиллесову пяту — обнаружится, что он предпринимал расследование! А расследование плохо вязалось с тем высокомерием, с каким он отнесся к соображениям двух своих коллег. Нет, ни одна душа не должна знать о шагах, которые он предпринял!

— А почему бы завещанию не быть таким, каким обычно бывает завещание? — огрызнулся банкир. — Какие у вас основания в этом сомневаться? — спросил он, перенося боевые действия на территорию противника. — Или вы пытались узнать, как оно составлено? — вопросил он тоном, который явственно показывал, что у него на сей счет имеются определенные подозрения. — Если нет, то самое время это сделать! — презрительно засмеялся он. — Даже самые фантастические теории должны иметь под собой хоть какое-то обоснование!

— Нет, — спокойно сказал доцент, — я не пытался узнать, что написано в завещании. Это была бы слишком щекотливая задача для простого историка религии. Она больше подходит для директора банка, — добавил он, бросив на директора банка поверх очков взгляд, от которого Трепка уклонился. — Но мне — гм — довелось побеседовать с одним из местных жителей, который обронил весьма любопытное замечание. Он сказал, что один из братьев Ванлоо не имеет ни гроша и «кто знает, получит ли хоть какое-нибудь наследство». Если бы завещание было таким, каким обычно бывает завещание, вряд ли на этот счет возникли бы сомнения. Но если, напротив, все состояние предназначено одному из братьев, сразу же обнаруживается некоторое основание для — гм — фантастических теорий. Как, по-вашему?

— А кто тот человек, с которым вы говорили? — спросил Трепка. «Наверняка Люченс побывал у Пармантье», — пронеслось в его мозгу.

— Этот человек, — уклончиво ответил доцент, — вполне достоин доверия. Я повторил его слова, просто чтобы показать, что сомнение может быть построено на такой же зыбкой почве, как и вера. Эту истину человечество забыло за последние два столетия!

Директор банка яростно затянулся сигарой.

— Вы хотите сказать, что намерены оспорить результаты вскрытия? — воскликнул он, — Доктор Дюрок считается лучшим врачом Ментоны, он сделал анализ и получил определенный результат. Может быть, вы не согласны, что этот результат подрывает основы ваших с Эббом рассуждений? Скажите мне, что это не так, — потребовал банкир. — Вы же сами в некотором роде ученый!

— В некотором роде да, — подтвердил доцент, — хотя вы едва ли относитесь к моей науке с таким же почтением, как к медицине! Вы говорите об анализе, проведенном доктором! Все так называемые точные науки строятся на анализе, и я не стану спорить, что этот метод дал великолепные результаты! Но я спрашиваю себя, не заводит ли, не завело ли уже его применение слишком далеко? Когда анализируют слишком долго, дело кончается тем, что предмет анализа куда-то исчезает и картина мира превращается в набор размытых пятен, как на некоторых современных так называемых произведениях искусства.

— Это доктор Дюрок дал вам повод для столь глубокомысленных софизмов? — спросил директор банка. — Не желаете ли вы сказать, что его анализ неправилен, потому что он дал не тот результат, которого вы ждали?

— Наоборот, я совершенно уверен, что анализ проведен по всем правилам науки, — заверил Люченс. — Я только хотел сказать, что кроме анализа существует нечто, именуемое синтезом, и что наука забывает об одном в пользу другого. Психоанализ разлагает душевную жизнь на некоторое количество элементарных инстинктов и говорит: все ясно, это и есть душа. Но с таким же успехом химик мог бы разложить поваренную соль на хлор и натрий и сказать: это и есть целое.

— Но разве соль не состоит из натрия и хлора? — ласковым голосом спросил Трепка. — Помнится, нас так учили еще в школе.

— Все правильно, — ответил доцент, — но вы забываете одно: и хлор, и натрий — элементы, опасные для жизни, это яды. Во всяком случае, химический процесс соединяет их во что-то новое, в субстанцию, совершенно необходимую для жизни, — соль! Анализ верен, но без синтеза ложен в своей основе.

Трепка на мгновение задумался, но потом от души рассмеялся.

— Ха-ха-ха! Хлор и натрий сами по себе ядовиты, но их соединение безвредно. Так, может, имеются вещества, сами по себе безвредные, но их соединение — яд? Может, Артур Ванлоо пал жертвой именно такого соединения? Не так ли? Вы ведь к этому гнете? Скажите прямо!

— Я таких веществ не знаю, но если бы они и были, их обнаружил бы доктор Дюрок. Я только хотел предостеречь вас, дорогой друг, от излишнего увлечения анализом. Если слишком долго анализировать лес, его перестаешь видеть за деревьями! Мне кажется, в нынешнем деле вы склоняетесь именно к этому.

— В нынешнем деле! Опять дело! Мнение доктора ничего не значит, обыкновенный здравый смысл ничего не значит, Артур Ванлоо убит, хотя и здравый смысл, и наука говорят обратное! Его убили синтетическим способом! Почему бы не быть синтетическому убийству, когда есть синтетическая резина и синтетическое масло? «Первое в мире синтетическое убийство, разоблаченное доцентом Люченсом. Неслыханная сенсация! Все подробности в сообщениях нашего местного корреспондента К. Эбба». Нет, эта шведско-норвежская наивность сведет меня с ума!