Происхождение марксистской психологии - Сергей Богданчиков

В этих словах Корнилова обращает на себя внимание биологический уклон в понимании психологии, ее предмета, задач и методов. О социологии, социальности и о марксизме тут речи нет вовсе. Показателен поведенческий, бихевиористский лексикон: «реакция», «живое существо», «внешние раздражения» и т.п. Из упоминания биопсихологии можно заключить, что Корнилову были близки идеи В.А. Вагнера, который в своих работах в области биопсихологии [10], [11] исследовал биологические, поведенческие детерминанты эволюции психики. Нельзя не отметить даже чисто внешнее сходство в названиях работ: у Корнилова – «Учение о реакциях человека с психологической точки зрения (Реактология)», у В.А. Вагнера – «Биологические основания сравнительной психологии (Биопсихология)». Впрочем, идеи о психологии как биологической науке, биопсихологии отчетливо звучат и у Н.Н. Ланге [31]. Кроме того, в выборе названия для своей концепции («реактология»), да и в самой претензии сказать свое слово в науке на К.Н. Корнилова не мог не повлиять своим примером, очевидно, и В.М. Бехтерев, с начала века разрабатывавший особую «объективную психологию», затем преобразованную в «психо-рефлексологию» и в конечном счете в рефлексологию.

С точки зрения дальнейшей эволюции теоретических взглядов Корнилова следует подчеркнуть, что в упомянутых январских тезисах 1921 г. он претендует только на место реактологии внутри биопсихологии в качестве ее «ответвления», а не наряду с ней или выше ее, по-видимому, прежде всего из-за своей особой методической, экспериментальной направленности. Заметим, что в этом же номере журнала помещены тезисы Челпанова по аналогичной проблеме [60]. Любопытно сравнить эти два ответа ученых на один и тот же вопрос относительно психологии труда.

Абсолютно новыми и оригинальными реактологические идеи Корнилова не были и с собственно психологической стороны. Раскрывая «секрет Полишинеля», Челпанов в ходе дискуссии 20-х годов напоминал свои сказанные еще в 1909 г. слова о том, что психология изучает реакции, имея в виду психофизические, а не чисто физиологические, поведенческие или только внутренние, психические реакции. Добавим, что, если смотреть еще глубже, сама идея реакции (и метода реакций) идет от «метода реакций» в системе Вундта, о чем многократно писал и сам Корнилов, и что вполне справедливо отмечали, указывая корни корниловской реактологии, другие критики Корнилова, например авторы партийной резолюции 1931 г. [24, с. 4].

В общем, и по содержанию идей, и по своим честолюбивым претензиям Корнилов соответствовал тому духу реформаторства и, соответственно, биологизаторства, объективного подхода и т.д., который царил в русской, да и во всей мировой психологии в начале века. Для сравнения стоит привести слова П.П. Блонского из книги «Реформа науки», изданной в 1919 г.: «Если невзгоды современной жизни – голод, холод, туберкулез и гражданская война – пощадят мою жизнь еще на несколько лет, я издам «Опыт построения «Mathesis Uniwersalis» [обобщенной математики, универсальной науки. – С.Б.], в которой изложу подробно развитую и обоснованную систему обобщенной математики. Но если я и не буду жить, я уверен, что будущее математики, философии и науки только таково, потому что иным оно не может быть» [3, с. 21]. Не менее грандиозные планы, также никак не связанные, правда, с марксизмом, были и у А.Р. Лурии [34], К.К. Платонова [41, с. 3-5], не говоря уже о частично реализованном проекте Л.С. Выготского.

Ни о марксизме, ни о какой-либо философии вообще у Корнилова тезисах 1921 г. речи не ведется. Через полгода, в июне 1921 г., Корнилов еще более определенно и решительно высказался по вопросу о значении для психологии философии и о месте психологии среди наук. В предисловии к первому изданию работы «Учение о реакциях человека» он писал: «Я держусь категорических взглядов о полном и решительном отделении психологии от философии … Я думаю, что место психологии в ряду естественно-научных дисциплин» [27, с. 8]. Из этого предисловия следует, что психология, по Корнилову, может быть либо философской дисциплиной, и тогда умозрительной, метафизической, идеалистической, ненаучной и т.д., либо естественнонаучной, что автоматически означает ее подчинение биологии или даже физике. Очевидно, в это время, на четвертом году революции, никакой философии, кроме умозрительной (от которой, по Корнилову, для психологии нет никакого толка), для Корнилова не существовало, а образцом настоящей, подлинной, современной науки для него была естественная наука – биология или даже физика.

О марксизме и марксистской философии Корнилов, безусловно, слышал, но в то время, в июне 1921 г., никакой связи своих реактологических идей и исследований с марксистскими проблемами он не видел и не указывал.

Позже Челпанов в ходе полемики со своим бывшим учеником подчеркивал, что «Учение о реакциях» написано «по интроспективному методу, принятому в Психологическом институте Московского университета. Вследствие этого внимательный читатель совершенно не в состоянии уловить, в чем, собственно, состоит марксизм в психологии, по пониманию Корнилова. Может быть, в нескольких фразах, имеющих отношение к идее классовой борьбы» [61, с. 22].

В плане динамики теоретических взглядов характерно то, что в предисловии к «Реактологии» К.Н. Корнилов уже не упоминает тезиса о реактологии как о части биопсихологии, указывая на другую связь: «В смысле методики экспериментально– психологического исследования я считаю себя последователем школ Вундта и Титченера…» [27, с. 8]. Здесь же Корнилов пишет, что в экспериментальном и методическом плане при построении своей реактологии он исходит не только из классической эмпирической психологии, но и из впечатляющего для него образца – «Психодинамики» А. Лемана [67]. Стоит также обратить внимание на то, что до 1922 г. К.Н. Корнилов при всем своеобразии своего методологического подхода нигде не заявлял о каких-либо принципиальных разногласиях со своим учителем и научным руководителем – профессором, директором Психологического института Г.И. Челпановым. Только в «Учении о реакциях человека» К.Н. Корнилов сделал попытку самостоятельно теоретизировать и философствовать.

Выше мы уже отмечали, что годы после окончания университета, наполненные войнами, революциями и разрухой, вовсе не способствовали научным изысканиям и научной карьере Корнилова. Согласно Е.И. Игнатьеву, «в 1915 г. Корнилов состоял старшим ассистентом при Психологическом институте Московского университета, а с 1916 г., сдав магистерский экзамен, работал приват-доцентом по экспериментальной психологии. К этому времени он закончил диссертацию на тему «Учение о реакциях человека» [22, с. 5]. Шесть лет (1910-1916) – срок немалый, но и в последующие годы Корнилов смог опубликовать свой труд только через пять лет, в 1921 г. В «Реактологии» хорошо видно, что философские проблемы в психологии не представляли для Корнилова в то время самостоятельной ценности.

Однако и в вышеупомянутых тезисах [26], написанных в январе 1921 г., и в июньском предисловии к «Реактологии» Корнилов проявляет ощутимую теоретическую озабоченность, хотя это выражено у него в весьма наивной форме. Как можно, например, серьезно утверждать о разрыве с философией, в то же время объявляя себя последователем Вундта, пусть даже «только» в экспериментальном, методическом плане? Эта озабоченность проявляется у Корнилова в стремлении вписать свои взгляды в контекст современной ему психологии, быть в контексте одного из ведущих направлений.

Уже на этом жизненном этапе мы видим те личностные особенности Корнилова, которые окажутся существенными для него в его личности и деятельности как психолога-марксиста: философская и теоретическая неопытность и прямолинейность в сочетании с ярко выраженным интересом к экспериментальной работе, категоричность суждений и оценок при непостоянстве, изменчивости этих оценок, честолюбивые замыслы создания своей психологии в соединении с небольшим общим стажем научной работы; столкновение нигилистической и консервативной тенденций в научной деятельности и т.д. В этом смысле Корнилова можно охарактеризовать как типичного представителя своей противоречивой эпохи.

В целом же мы можем сказать, что за годы своего становления как ученого – годы, заполненные войнами и революциями, – Корнилов за 12 лет (1910-1922) просто физически не успел развиться в сколько-нибудь значимого теоретика и методолога в области психологии. Тем не менее, как мы показали выше, Корнилов как ученый за десятилетие, предшествовавшее началу марксистской дискуссии в психологии, проделал определенную эволюцию в области психологической теории.

Между тем общепринятая логика при изложении взглядов Корнилова 20-х годов выглядит, можно сказать, прямо противоположным образом. Обычно утверждается, что в первые годы после революции Корнилов становится приверженцем марксизма и формулирует задачу по построению марксистской психологии. Исходя из основных положений марксистского диалектического метода (триада как движение от тезиса к антитезису и синтезу), Корнилов выдвигает тезис о марксистской психологии как синтезе субъективной и объективной психологий. В качестве конкретного варианта марксистской психологии Корнилов предлагает свою реактологию. Правда, вскоре этот вариант решения проблемы «психология и марксизм» признается недостаточным, узким и т.д., что приводит к его фактической ликвидации и забвению. В этих рассуждениях красной нитью проходит мысль, что Корнилов шел от общего к частному, т.е. от общих марксистских положений к конкретной психологической эмпирии.