Франсуа-найденыш - Жорж Санд

— Неприятности? Какие?

— Ах, господи! Ну, она к нему привязалась и правильно сделала — у мальчишки было золотое сердце; а ваш брат потребовал его выставить; вы же помните — ваш братец не сахар.

— Не надо так, Катрина, — он умер.

— Да, да, верно, я об этом не подумала — память у меня больно короткая. А ведь и двух недель не прошло! Но пустите-ка меня, барышня: парня покормить надо — он наверняка проголодался.

И Катрина поспешила обнять Франсуа: он стал красивым малым, и она начисто забыла, как когда-то клялась, что скорей свое сабо поцелует, чем найденыша.

— Ох, как я рада видеть тебя, бедный мой Франсуа! — затараторила она. — Я уж думала, ты не вернешься. Да вы поглядите, хозяйка, какой он теперь видный! Просто удивительно, как это вы его сразу признали! Честное слово, не признай вы его, я еще долго не догадалась бы. До чего же, ну, до чего хорош! И борода уже пробивается. Не очень заметно пока, но чувствуется: когда ты уходил, Франсуа, она еще не кололась, а теперь колется. А здоровый ты какой, дружок! Что за плечи, руки, ноги! Такой работник троих стоит. Сколько же тебе там платят?

Мадлена лишь посмеивалась, слушая, как Катрина нахваливает Франсуа, и смотрела на него, радуясь, что он вернулся к ней в расцвете лет и сил. Не прочь была бы она, чтоб и ее Жанни вырос таким же. А что до Мариэтты, то девушка устыдилась той бесцеремонности, с какой Катрина глазела на парня, и она вся зарделась, хоть не подумала ничего плохого. Но чем упорней старалась она не смотреть на Франсуа, тем чаще бросала на него взоры и в душе соглашалась с Катриной, твердившей, что он красив на редкость и крепок, как молодой дуб.

И тут она, незаметно для себя самой, принялась обихаживать гостя, подливая ему самое лучшее вино этого года и потчуя его, когда он, заглядевшись на Мадлену и Жанни, переставал есть.

— Кушайте, кушайте на здоровье, — приговаривала она. — Вы же ничего не едите. А вы должны были нагулять аппетит — дорога-то не близкая.

— Да не обращайте вы на меня внимания, барышня, — вопросил наконец Франсуа. — Я так рад снова очутиться здесь, что мне ни есть, ни пить неохота.

— А теперь, — обратился он к Катрине, когда служанка прибрала со стола, — пойдем взглянем на дом и мельницу — мне показалось, что у вас тут все обветшало. Да и потолковать надо.

И, выйдя с ней на улицу, он стал расспрашивать ее о состоянии дел как человек, знающий в них толк и решивший во всем разобраться.

— Ох, Франсуа, — всхлипнула Катрина, — все у нас из рук вон плохо, и если моей бедной хозяйке никто не поможет, эта злая баба разорит ее тяжбами и по миру пустит.

— Перестань плакать, а то я ничего не пойму, — перебил Франсуа. — И говори пояснее. Кто эта злая баба? Севера?

— Кто же еще? Мало того, что она покойного хозяина догола общипала. Ей теперь подавай даже то, что после него осталось. Она сразу нам сто исков предъявила. Говорит, что Каде Бланше подписал ей векселя, и нам с ней ни за что не расплатиться, даже если она все остатки нашего добра с торгов заставит пустить. Что ни день насылает к нам судебных исполнителей, а издержки-то растут… Чтобы отвязаться от нее, хозяйка уже заплатила, что могла; но после болезни мужа она и без того с ног свалилась, а тут еще эта кутерьма, и боюсь я, как бы она не померла. Ведь еще немного, и мы без хлеба и дров останемся. Работник наш ушел — ему за два года задолжали, да так и не расплатились. Мельница встала, и мы того гляди всех помольщиков растеряем. Урожай и лошадей уже описали и с торгов пустят, а деревья вырубят. Ох, Франсуа, горе у нас, одно горе!

И служанка опять расплакалась.

— А тебе, Катрина, тоже задолжали? — осведомился Франсуа. — Или хоть тебе жалованье платят?

— Мне задолжали? — Тут жалобный голос служанки неожиданно стал похож на бычий рев. — Никто мне ничего не должен. Платят мне или нет — это уж мое дело.

— В добрый час, Катрина! Хорошо сказано! — похвалил Франсуа. — Ухаживай-ка получше за хозяйкой и не тревожься об остальном. Я кое-что заработал у новых хозяев и принес с собой достаточно, чтобы спасти лошадей, урожай и деревья. А насчет мельницы я сам позабочусь: если с ней что не так, она у меня и без мастера со стороны запляшет. Скажи-ка Жанни — он ведь на ходу, как стрекоза, легкий: пусть сегодня же до вечера и завтра с самого утра обежит всех наших помольщиков да шепнет им, что мельница вертится, как десять тысяч чертей, и мельник ждет зерна.

— А как же с доктором для хозяйки?

— Об этом я тоже подумал, но сначала понаблюдаю за ней до ночи, а потом уж решу. Понимаешь, Катрина, я вот как считаю: врачи нужны лишь тогда, когда больному без них не обойтись; а ежели хворь не очень тяжелая, лучшее средство от нее не лекарство, а помощь божья. Не говорю уж о том, что сам вид врача богатых лечит, а бедных убивает. Тем, кто с жиру бесится, врач в забаву и радость; у тех же, кто сталкивается с ним лишь в минуту опасности, кровь от этого стынет. Я думаю, как увидит госпожа Бланше, что ей в делах помогают, так она и пойдет на поправку. Но прежде чем закончить разговор, еще одно слово, Катрина. Только не стесняйся и отвечай по правде. Дальше моих ушей это не уйдет: если ты помнишь, каким я был, а я не переменился, тебе должно быть известно, что чужой секрет в сердце найденыша все равно как под замком.

— Ну, еще бы! — согласилась Катрина. — Но зачем ты себя найденышем величаешь? Никто тебя больше так не обзовет, Франсуа, — не за что.

— Не обращай внимания. Я всегда останусь какой есть и голову себе над этим ломать не собираюсь. Скажи-ка лучше, что ты думаешь о Мариэтте Бланше, своей молодой хозяйке.

— А, вот оно что! Девушка хорошенькая. Вы что, задумали на ней жениться? У ней кое-что есть: братец до ее денежек не добрался, их не тронешь — она несовершеннолетняя. И если только вы не получили наследства, господин Франсуа…

— Найденыши наследства не получают, — отрезал Франсуа. — А что до женитьбы, то у меня столько же времени думать об этом, сколько у каштанов на жаровне. Я спрашиваю о другом — лучше ли эта девушка, чем ее покойный брат, и что принесет Мадлене ее пребывание в доме — радость или неприятности.

— Вот уж на это пусть вам господь бог ответит, а меня увольте, — сказала Катрина. — До сих пор я ничего дурного за ней не замечала, но и серьезности тоже. Любит наряды, кружевные чепцы, танцы. Не корыстная. К тому же Мадлена так ее холит и балует, что у ней просто случая не было зубы показать. Горя она в жизни не знала, а что из нее получится, никому не ведомо.

— К брату очень была привязана?

— Не слишком. Правда, когда он таскал ее с собой по разным местам, а хозяйка выговаривала ему, негоже, мол, честной девушке с Северой водиться, малышка — а у ней на уме одни забавы — ластилась к брату и дулась на Мадлену, так что той приходилось уступать. Поэтому Мариэтта не в таких больших неладах с Северой, как мне хотелось бы. Но сказать, что она с невесткой нехороша или груба, тоже нельзя.

— Ладно, Катрина, больше я ни о чем не спрашиваю. Только ни слова ей об этом нашем разговоре.

Франсуа на совесть выполнил все, что обещал Катрине. Уже вечером стараниями Жанни на мельницу начали подвозить зерно, а сама она была приведена в порядок: лед вокруг колеса расколот и растоплен, машина смазана, поломанные деревянные части заменены новыми. Франсуа без отдыху проработал до двух часов ночи, а в четыре снова был на ногах. Он на цыпочках зашел в комнату к Мадлене, нашел там добрую Катрину, бодрствовавшую у постели, и спросил ее, как больная. Мельничиха крепко спала — теперь, когда верный слуга пришел ей на помощь, она совершенно успокоилась. Когда же Катрина отказалась оставить хозяйку до того, как проснется Мариэтта, Франсуа поинтересовался, в котором часу встает красотка из Кормуэ.

— Не раньше, чем рассветет, — ответила Катрина.

— Выходит, тебе ее больше двух часов ждать и вовсе соснуть не придется?

— Ничего, я вздремну днем на стуле или в хлеву на соломе, когда пойду кормить коров.

— Нет, сегодня ты пойдешь спать, — распорядился Франсуа, — а я дождусь барышни и покажу ей, что кое-кто ложится попозже и встает пораньше, чем она. Тем временем просмотрю бумаги покойного и те, что после его смерти судебные исполнители сюда понатащили. Где они?

— Вот там, в сундуке у Мадлены. Сейчас зажгу вам лампу, Франсуа. Ну, в добрый час! Вызволяйте нас из беды, раз вы в этой писанине разбираетесь.

И Катрина послушно отправилась на боковую, словно признав, что найденыш — хозяин в доме. Не зря, видно, говорится: у кого хорошая голова да сердце доброе, тому и карты в руки.

XIX

Оставшись наедине с Мадленой и Жанни, потому что мальчик все еще жил в одной комнате с матерью, Франсуа, прежде чем приняться за дело, пошел взглянуть, крепко ли спит больная, и убедился, что выглядит она куда лучше, чем вчера, в день его возвращения. Он обрадовался при мысли, что она обойдется без врача и одно его появление, утешив ее, вернет ей здоровье и жизнь.