На гребнях волн - Вендела Вида
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты знала, что Мария Фабиола наследница большого состояния? – спрашиваю я у мамы.
На маму не так-то легко произвести впечатление внешностью или деньгами: в сущности, к деньгам она относится скептически, так что мне кажется вполне вероятным, что эта новость от нее ускользнула. Иначе с чего бы она позволила мне столько лет дружить с девочкой из, судя по всему, сказочно богатой семьи?
– Разумеется, – отвечает она. – Мать у нее из старой семьи с Восточного побережья.
– Выходит, это мама у нее богатая? – уточняю я, не веря своим ушам.
– Да, – отвечает мама. – Кажется, ее предки приплыли на «Мэйфлауэре».
Я представляю себе маму Марии Фабиолы, в огромных темных очках и принтах «Лилли Пулитцер», которые она носила, когда возила нас с Марией Фабиолой в бассейн в Марине. Мне казалось, люди с деньгами так не одеваются. Украшений на ней немного, и они не слишком заметны – да что там, даже сумочек из натуральной кожи у нее нет! Вместо них повсюду носит с собой большую матерчатую сумку «Эл-Эл-Бин». И Марии Фабиоле для школы купила такую же. После этого все мы подписались на каталог «Эл-Эл-Бин».
Обычно после ужина я говорю «спокойной ночи» и поднимаюсь к себе одна, чтобы доделать домашку; но сегодня родители идут в спальню вместе со мной. Я переодеваюсь в старенькую, в катышках, ночную рубашку, ложусь, и они оба подтыкают мне одеяло. Такого лет с девяти не бывало! Вообще не припомню, когда папа последний раз заходил ко мне в спальню – он и оглядывается здесь так, словно оказался в новом для себя месте.
– Ты поможешь мне снять с окна стикер? – спрашиваю я у него. – На котором написано для пожарных, что в комнате ребенок.
Я указываю на окно, и папа отодвигает штору. На стекле темнеет овальный стикер; что на нем написано, с этой стороны не разглядеть.
– Конечно, – отвечает он. – Завтра.
Мама ладонью откидывает мне волосы со лба. Несмотря на пристрастие к розовым резиновым перчаткам, кончики пальцев у нее загрубелые, сморщенные от горячей воды. Мама рассказывала мне, что у них в клинике проводят гименопластику – ушивают вагину женщинам, в основном приезжим; такое делается, если женщина не хочет, чтобы будущий муж знал, что она не девственница. Мама ассистирует на этих операциях. Вот этими самыми руками, думаю я. Эти руки зашивают чьи-то вагины.
– Как думаешь, стоит тебе идти завтра в школу? – спрашивает папа. – Если не хочешь…
– Разумеется, она завтра пойдет в школу, – прерывает его мама, не дав закончить вопрос. В школе «Спрэгг» я еще ни единого дня не пропустила. Так всегда бывает, когда ходишь в дорогую частную школу, а деньги на твое обучение родители заработали тяжелым трудом. Слишком хорошо они помнят, сколько стоит им каждый учебный день.
– Все нормально, пойду, – подтверждаю я.
Не хочется в этом признаваться, но мысль о телекамерах вокруг школы вызывает у меня радостное волнение. Как, наверное, и у всех. В классах у нас камер не было, но даже кое-кто из учителей начал держаться театрально, словно его снимают. Особенно мистер Лондон.
– Мы тебя любим, – говорит папа, и мама кивает. Свою любовь она проявляет всеми возможными способами, кроме слов. Мы с папой не раз говорили о том, почему так; должно быть, думаем мы, потому, что слишком многих, кому говорила «люблю», она потеряла. Половины ее семьи нет в живых.
– И я вас обоих люблю, – отвечаю я.
Они уходят, а я лежу и смотрю вверх, в покосившийся полог, обдумывая эту поразительную новость: Мария Фабиола – наследница состояния, сколоченного на производстве сахара. Вспоминаю ее кладовку при кухне, куда мы устраивали набеги после школы или во время ночевок у нее дома. Сахар там, конечно, был – но не больше, чем в любом другом доме.
На следующее утро я просыпаюсь, когда мама уже ушла на работу. Папа настаивает, что сегодня отвезет в школу мою сестру. Хочет отвезти и меня, но я напоминаю, что сегодня начинаю работать. Соседка, что живет выше по улице, уехала из города, а меня наняла на время, пока ее не будет, забирать у нее с крыльца газету, чтобы возможные грабители не догадались, что ее нет. И это очень кстати! Мне не терпится узнать, что пишут в газетах про Марию Фабиолу, – но мы газет не выписываем и не покупаем, если только «Кроникл» (утренняя газета) или «Экзаминер» (вечерняя) не предлагают бесплатную подписку на шесть недель. У газет и журналов регулярно проходят такие акции. Редакция надеется, что люди привыкнут их читать и не станут отказываться от платной подписки. Но мои родители никогда не забывают отказаться.
– Почему она просто не приостановила подписку, пока не вернется? – спрашивает папа. – Зачем платить за газету, которую не читаешь? Да и тебе могла бы не платить, коль уж на то пошло.
– Она не доверяет газетчикам. Думает, они могут сообщить грабителям, что она уезжает.
– У всех свои безумные теории! – говорит папа, качая головой, и берет с вешалки блестящий черный рожок для обуви, чтобы надеть ботинки. По его реакции мне думается, что какие-то безумные теории есть и у него.
Я выхожу через парадную дверь за несколько минут до того, как папа и сестра покидают дом через черный ход. Наша улица, Эль-Камино-дель-Мар, сегодня кажется длиннее, подъем от океана круче. Дом у соседки самый обыкновенный. Насколько мне известно, ни фокусники, ни музыканты здесь не жили. Просто ничем не примечательный дом в Си-Клиффе. На мощеной дорожке, ведущей к крыльцу, лежит «Кроникл», перехваченный тонкой красно-розовой резинкой. Она пересекает фотографию Марии Фабиолы.
Резинку я снимаю и цепляю себе на запястье, а затем разворачиваю газету. Фото Марии Фабиолы мне знакомо. Это на прошлом ее дне рождения, когда мы ходили на роликовый каток, тот, где везде плакаты с Брук Шилдс в джинсах от Кельвина Кляйна. Фотографировались вместе, я стояла справа – но меня, разумеется, вырезали. Заголовок гласит: «Загадочное исчезновение наследницы». Начинается история с ожидаемых эпитетов: «элитная» школа, «фешенебельный» район. Но дальше выбор прилагательных становится интереснее. Марию Фабиолу журналист характеризует как «лучшую ученицу в классе», «увлеченную балетом». Вряд ли Мария Фабиола согласилась бы считаться «лучшей ученицей» – а вот «увлеченность балетом» ей бы понравилась.
За спиной автомобильный гудок. В первый миг мне приходит мысль, что это
