На гребнях волн - Вендела Вида

– Не родня, – говорю я.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает мама. – Когда мы с ним разговаривали, он прямо ничего не говорил, но намекал…

– Естественно, – отвечаю я. – Отсюда и знаю.

– Грета, извини, пожалуйста, – говорит папа и снова поворачивается ко мне: – Что значит, ты о ней писала?

– Писала о группе «Блумсбери», а Ванесса Белл принадлежала к ней.

Наградой мне становятся непонимающие взгляды со всех сторон.

– Сейчас покажу!

Я бегу к себе в комнату. Когда возвращаюсь, вижу, что вся семья собралась вокруг картины и с восхищенным вниманием ее разглядывает. Сейчас они напоминают людей на картине – три фигуры вокруг замка из песка.

Я отдаю папе свое сочинение, он читает. Тем временем мы с мамой и сестрой собираем оберточную бумагу и решаем, что большую ее часть придется выбросить. Слишком измятая, кое-где порвана: другой подарок в нее не завернешь.

– Как тебе моя работа? – спрашиваю я у папы.

– Очень интересно, – говорит он. – Пожалуй, поищу и другие ее картины.

Мама и сестра раскладывают под елкой угощение для Санты (овсянку) и его оленей (морковку), а мы с папой сидим и смотрим на огонь. Неужели Свея все еще верит в Санту? – думаю я. Но сейчас неподходящий момент, чтобы об этом спрашивать.

– У меня такое чувство, – говорит папа, – что эта картина может стоить целое состояние.

– И у меня, – отвечаю я.

Мама улыбается снисходительно и устало: она уже много раз такое слышала.

– Ладно, мечтатели, – говорит она, – а теперь давайте-ка в постель!

* * *

В рождественское утро мама, Свея и я натягиваем шерстяные шапки и отправляемся на прогулку по Краю Света.

– Только подумайте, сейчас все еще сидят под елкой и разворачивают подарки! – говорит мама так радостно, словно смысл Рождества в том, чтобы выйти на улицу раньше всех остальных.

Возвращаясь домой, видим, что папа ждет нас на крыльце. «Кто-то умер», – думаю я и пугаюсь. Вдруг кто-то из шведских тетушек? Я их обожаю.

– Мария Фабиола в новостях! – кричит папа издалека. – Нашлась!

Мама громко благодарит по-шведски Бога и Иисуса.

Не сняв ботинок, мы бежим в комнату с телевизором. В новостях по первой программе бегущая строка: «Рождественское чудо: пропавшая наследница вернулась живой». Все то же фото Марии Фабиолы на весь экран. Сегодня утром ее, завернутую в одеяло, нашли на крыльце ее родного дома в Си-Клиффе. Никаких деталей о похитителях полиция пока не раскрывает, продолжает дикторша. Лицо у нее серьезное – в конце концов, тема требует серьезности, – но глаза оживленно блестят. Диктор, обычно работающий с ней вместе, уехал на Рождество, так что вся история досталась ей!

– Надо пойти к ее дому, – говорит мама. – Поздравить и порадоваться за нее.

Я так потрясена, что безропотно плетусь следом за мамой. Идет она быстро, почти бежит. Папа и Свея тоже идут с нами. Подходя к дому Марии Фабиолы, издалека видим толпу человек в пятьдесят или шестьдесят. Толпятся вокруг, словно дом – это сцена, а они пришли послушать выступление.

Соседи и незнакомцы обнимаются прямо на улице. Некоторые в красных колпаках Санты, другие в свитерах с оленями – и вряд ли это ирония. Появляются все новые люди, кто на машинах, кто на велосипедах. Все мы чего-то ждем, хоть и не знаем чего. Наконец раздвигаются занавески в гостиной. Мария Фабиола и ее родители подходят к окну. Вокруг меня раздаются охи и ахи, а за ними – оглушительное молчание. Мария Фабиола смотрит на нас. Толпа взрывается радостными криками, слышно что-то про рождественское чудо.

Отец Марии Фабиолы открывает окно. Толпа в восторге аплодирует. Мария Фабиола машет всем жестом мисс Америки – рукой от локтя. Скользит глазами по лицам в толпе – несомненно, замечает и запоминает, кто пришел поздравить ее с возвращением домой. Скоро мы с ней встречаемся глазами. Взгляд ее на миг застывает, твердеет – а затем скользит дальше, к лицам, на которых не прочесть ничего, кроме радости.

17

Пока Марии Фабиолы не было, все только и ждали вестей о том, что же с ней стряслось и где она. Теперь она вернулась – и все только и ждут, когда же она расскажет, что с ней стряслось и где пропадала.

За минуту до шестичасовых новостей вся наша семья рассаживается перед телевизором. Но об исчезновении Марии Фабиолы не говорят почти ничего нового, кроме того, что ее будто бы похищали русские. Бедная мадам Соня, думаю я. Предложила Марии Фабиоле стол и кров – и этим навлекла беду на своих соотечественников. Вернулся мужчина-диктор – должно быть, ради истории с похищением преждевременно вышел из отпуска. Но и диктор, и дикторша словно извиняются за то, что у них так мало информации. Диктор зачитывает всего один абзац, примерно такой:

– Наследница сахарного состояния вернулась домой после похищения, совершенного, как нам сообщили, русскими. Сейчас она восстанавливает силы вместе с семьей в своем доме в Си-Клиффе. Как только появятся новые сведения, мы о них сообщим, но сейчас семья просит уважать ее частную жизнь.

В следующие несколько вечеров на лице диктора читается напряжение. Должно быть, он думает: и ради этого я прервал свой отпуск? Вернулся домой, чтобы каждый вечер зачитывать, с небольшими вариациями, один и тот же абзац?

На седьмой вечер декламации все того же абзаца «дом в Си-Клиффе» превращается в «особняк в Си-Клиффе». «Она восстанавливает силы вместе с семьей в своем особняке в Си-Клиффе», – сообщает диктор, и теперь в его глазах чудится откровенное отвращение.

– В особняке? – спрашиваю я папу. – Это что, предпродажная реклама?

Но папа не дает втянуть себя в дискуссию о продаже недвижимости. Вместо этого спрашивает:

– А ты не хочешь ей позвонить?

– Не хочу, – отвечаю я.

Но в тот же вечер, немного позже, набираю номер, который выучила наизусть в восемь лет. Слышится гудок, потом отец Марии Фабиолы снимает трубку.

– Здравствуйте, это Юлаби.

– Привет, Юлаби, – говорит ее отец.

– Просто хочу сказать, как я рада и… и счастлива, что Мария Фабиола вернулась домой.

– Мы тоже.

– Конечно, – говорю я. – Я хотела…

– Юлаби, Мария Фабиола сейчас ни с кем не разговаривает, – говорит он. Голос у него всегда был мягкий, вкрадчивый, словно у гипнотизера. – Но я обязательно ей передам, что ты думаешь о ней. Для Грейс тоже будет очень важно, что ты позвонила.

Не сразу я соображаю, что Грейс – это мать Марии Фабиолы. А ей-то почему важно? Мария Фабиола что-то говорила ей обо мне?

– Хорошо, – говорю я. – Что ж, пожалуйста, передайте привет и Грейс тоже. С Новым годом! – И вешаю трубку, чувствуя себя дурой.