На гребнях волн - Вендела Вида
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подумал, что и тебе сегодня не помешают услуги водителя, – говорит папа.
Когда мы подъезжаем к школе, становится ясно, что всех сегодня привезли сюда родители. Некоторых – личный родительский шофер. Но никого не отпустили в школу пешком или на автобусе.
Вся школа гудит, все взбудоражены и держатся как на сцене. Учителя спрашивают меня: «Как ты? Держишься?» – и не слушают ответа. Я оттягиваю резинку и щелкаю себя по запястью: это напоминает мне, что надо сохранять серьезный, даже скорбный вид. На самом деле я ни на секунду не верю, что с Марией Фабиолой случилось что-то плохое. Все это спектакль, чтобы привлечь внимание.
В обеденный перерыв я иду в кабинет мистера Лондона. Дверь приоткрыта и подперта большим словарем, но я все равно стучу.
– Входите! – кричит мистер Лондон. Он сидит за столом и читает, кажется, чье-то сочинение.
– А, это ты, – говорит, увидев меня, и вид у него разочарованный. Может быть, надеялся, что это журналисты.
– Вы проверяете работы? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает он и театрально откладывает бумаги в сторону. – Это сочинение Марии Фабиолы по «1984». Я его просматривал, пытался найти какое-то… какой-то ключ к разгадке.
В самом деле ждал журналистов. Быть может, уже несколько часов сидит тут, притворяясь, что читает сочинение, в надежде, что кто-нибудь его за этим застанет и поразится.
Он отодвигает бумагу, и я вижу сверху листа оценку: «5+». В жизни своей Мария Фабиола не получала выше четверки с плюсом, и то по физкультуре.
– Я хотела попросить у вас еще какую-нибудь книгу для внеклассного чтения, – говорю я.
– Что, вернулась за Сэлинджером?
– Нет, – отвечаю я. – Если можно, что-нибудь зарубежное. Надоела Америка.
Мистер Лондон поворачивается к книжной полке. На ней пустое место, зияющее, словно недостающий палец на руке. Интересно, что за книга там стояла? Мистер Лондон пробегает пальцами по корешкам.
– Вот, – говорит он. – Новый роман какого-то чешского писателя. Я сам еще не читал.
И протягивает мне книгу в твердой обложке: «Невыносимая легкость бытия», автор Милан Кундера. На обложке только название и имя автора большими буквами, никаких иллюстраций. Я открываю книгу и проглядываю аннотацию на клапане суперобложки, чтобы узнать, о чем это. Ух ты! Стараюсь не показывать своего удивления. Похоже, мистер Лондон и аннотацию не читал!
– Отлично, – говорю я быстро, чтобы он не успел передумать. – Прямо сейчас и начну.
– Юлаби! – окликает он, когда я уже иду к дверям. Я оборачиваюсь. Мистер Лондон снова сел за стол и пододвинул к себе сочинение Марии Фабиолы. – Я знаю, что вы с Марией Фабиолой близкие подруги. И представляю, как тебе сейчас тяжело. – Он драматически качает головой. – Если захочешь о чем-то поговорить, моя дверь для тебя всегда открыта. Буквально. Видишь, я не закрываю дверь!
– Спасибо, – отвечаю я, прижав книгу к груди.
– И ты не закрывай! – добавляет он мне вслед.
После школы я иду домой одна. Подходя к дому, вижу в окне гостиной чьи-то силуэты. Люди в гостиной могут означать лишь одно: у нас гости. Разглядывая через окно чужие затылки, я понимаю: на кушетке, спиной к окну, сидят родители Марии Фабиолы. На миг я застываю, затем принимаю решение – и прохожу мимо, словно живу не здесь, а в каком-то совсем другом доме в Си-Клиффе.
15
Я пробираюсь на задворки балетной школы Оленской, чтобы проверить флигель. Набираю код и вхожу. Изнутри флигель сегодня выглядит как-то по-другому. На полу песок, в мусорной корзине конфетная обертка от «Фан Дип» – явно не из тридцать восьмого года! Сейчас, очевидно, в комнате никого – здесь просто негде спрятаться, – и все же я громко зову:
– Мария Фабиола!
Имя, которое я произносила тысячи раз, теперь горчит на языке как чужое.
Я закрываю дверь и запираю замок, тщательно возвращая цифры в прежнее положение.
Иду по узкой тропинке назад, и вдруг передо мной возникает страшная старуха. Я отшатываюсь, невольно взвизгнув.
– Юлаби! – окликает старуха.
У меня колотится сердце. Эта старая ведьма в белой ночной сорочке, с длинными, спутанными седыми волосами похожа на призрак покойницы, которую я когда-то знала.
– Что ты здесь делаешь?
В реальность меня возвращает акцент. Это же мадам Соня! Никогда не видела ее с распущенными волосами, только с пучком. И не подозревала, что волосы у нее такие длинные! И на занятиях она всегда в черном леотаре – а сейчас в ночнушке, хоть уже четыре часа дня.
– Я искала вас, – отвечаю я, сама поражаясь тому, как бойко и уверенно вылетает изо рта эта ложь.
– Почему же не пошла прямо в студию? – спрашивает она.
– Пошла, – новая ложь, – но там было заперто.
В руках у нее бумажный пакет с ручками. Вот и доказательство: несет для Марии Фабиолы еду!
– Заперто? Быть такого не может! – отвечает она. Из-за русского акцента кажется, что сердится, кому-то делает выговор – то ли мне, то ли не вовремя запертой двери.
Мы все еще стоим лицом к лицу на узкой тропе. Одна моя нога в петле шланга: вот-вот он, словно лассо, дернется и обовьет.
– Вы слышали о Марии Фабиоле? – спрашиваю я.
– Конечно, в новостях все время о ней говорят! – отвечает она. – И ко мне приезжали из газеты. Я сказала, что она была очень талантлива как балерина.
Я молча смотрю на нее в упор. Обе мы знаем, что это вранье.
– Как вы думаете, что произошло? – спрашиваю я.
– Скорее всего, она сбежала со своим парнем, – как ни в чем не бывало отвечает мадам Соня.
– Каким? – недоуменно переспрашиваю я. Вот сейчас она назовет имя – и все встанет на свои места!
– Не знаю. Но разве у нее не было парня?
Я молчу и жду, что она скажет что-нибудь еще.
– Дай-ка мне выбросить мусор, – говорит мадам Соня.
Мусор? Так в этом бумажном пакете просто мусор! Я смотрю, как она несет пакет к серому мусорному баку в конце тропинки. Опускает туда, потом поворачивается ко мне, на миг взметнув за плечами седую массу волос.
Я думаю: может быть, пригласит меня выпить чаю? Но она, не подходя ближе, окидывает меня взглядом с головы до пят. Мама меня учила, что неприлично так разглядывать людей: но, может быть, если перед тобой девчонка, а ты старая русская балерина, то можно?
– Что-то ты, кажется, похудела, – говорит она. – Плохо ешь?
Я
