Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

в созданной правительством младотурок системе. В городе проживал только один иностранец, немецкий пастор Ганс Бауернфейнд, который возглавлял учреждение для слепых под покровительством «Немецкого союза помощи христианским деяниям на Востоке». Бауернфейнд был очевидцем событий и вел дневник, в котором описал их[2489]. Патриот и сторонник германо-турецкого альянса, он сначала скептически отнесся к происходящему и назвал мэра Малатьи «сумасшедшим», когда тот объяснил ему, что на самом деле скрывается за успокаивающими рассуждениями властей. И все-таки ему пришлось признаться, что он «от начала и до конца был самым жестоким образом обманут». Его весьма точное описание событий дает нам возможность проследить предварительную стадию геноцида, начиная со второй мобилизации до реквизиций и с арестов мужчин до их уничтожения, с такими мельчайшими подробностями, которых не встретишь при изучении других регионов.

Что представляла собой Малатья накануне войны? Начнем с того, что это был самый крупный город в вилайете Мамурет уль-Азиз с общей численностью населения от тридцати пяти до сорока тысяч человек, в том числе пятнадцатью тысяч армян[2490]. Хотя армяне были в меньшинстве, экономическое развитие региона, славившегося своими текстильными изделиями, красками, коврами и золотыми украшениями, в основном зависело от них. Следует добавить, что они еще получали постоянные денежные средства от уехавших в Соединенные Штаты армянских эмигрантов. Все это закончилось с началом войны[2491]. Если рассматривать население окрестностей Малатьи, тысяча четыреста армян все еще жили в Мелитине или в том, что осталось от этого древнего города, а также в селах Ког Лур (население 150 чел.), Ордуз (население 400 чел.) и Чермек (население 67 чел.). Погромы 1895 г. Малатью практически не коснулись, чего нельзя сказать о сельской местности, где были уничтожены едва ли не все армяне[2492].

Во время всеобщей мобилизации значительная часть армян Малатьи освободилась от военной службы, заплатив выкуп. Была создана комиссия по «военным контрибуциям» (teklif-i habriyye), сразу приступившая к реквизициям, которые один армянский источник описал как «разграбление» фактически только армянской собственности[2493]. Эти операции наряду с ростом цен на продукты питания стали одной из причин быстрого обнищания армянского населения. Из-за тяжелых условий, а прежде всего из-за эпидемии тифа, разразившейся в 3-й армии в феврале 1915 г., участились случаи дезертирства, сначала среди курдских новобранцев, а затем и среди армян и турок. Как утверждает армянский источник, больше дезертиров было среди турок, но дисциплинарные меры были направлены прежде всего на армян. Так, были сожжены дома, в которых жили семьи двух армянских дезертиров, а их самих вернули в казармы[2494]. Вскоре после этого почтовое министерство запретило переписку на армянском языке. 19 апреля разоружили армянских новобранцев[2495]. Тем не менее в мае власти начали призывать мужчин из возрастных групп, которые раньше не трогали, в частности 18-летних и 19-летних, а также от сорока шести до пятидесяти лет[2496] и отправлять их в трудовые батальоны на дорожные работы между Малатьей и Харпутом, в трех часах пути на север[2497]. Османское информбюро объявило, что «армянские мятежники устроили диверсии на горных перевалах, и это затруднило продвижение солдат». Совершенно очевидно, что мусульманское население принимало эти заявления за чистую монету, что поднимало градус напряженности в городе[2498].

4 мая Бауернфейнд написал: «По-видимому, правительство совершенно утратило доверие к армянам»[2499]. Очевидец событий в Малатье Ованес Хангларян, в свою очередь, отмечает, что полиция устраивает обыски в армянских домах с целью конфискации писем, газет и любых печатных документов на армянском языке. Обладателей таких материалов объявляют подозреваемыми, арестовывают и заключают в тюрьму[2500]. Бауернфейнд сообщает об аресте молодой протестантки Вероники Бонапартян за то, что у нее нашли «армянские песни, сочиненные ее пастором и написанные его рукой»[2501]. Как и везде, первая фаза заключалась в коллективном обвинении всех армян. За ней 20 мая последовало объявление о сдаче властям хранившегося в домах оружия «в целях самообороны государства»[2502]. После этого указа город захлестнула вторая волна обысков, которая, в свою очередь, обеспечила основу для ареста еще большего числа мужчин. 22 мая взяли под стражу всех армянских правительственных чиновников, а также других известных лиц, включая армянского помощника архиепископа, членов районного совета, лидеров политических партий и некоторых состоятельных людей[2503].

Второй этап гонений получил дополнительный импульс с приездом в Малатью инспектора КЕП Бошнак Реснели Назим-бея. Он остановился у депутата парламента Хашим-бея, богатого землевладельца, жившего неподалеку от немецкой миссии[2504]. По свидетельству судьи военного суда Малатьи капитана Фазиля, инспектор организовал в доме Хашим-бея собрание, на которое созвал всех городских лидеров младотурок[2505]: члена регионального совета Талаат-бея, Хаджи Чакирдегина-эфенди (впоследствии похоронившего заживо несколько сотен детей), сыновей Хашима Мехмед-бея и Фаик-бея, депутата парламента от Малатьи Эшаф-бея и коммерсанта Мехмеда-эфенди[2506]. Реснели Назима, конечно, также интересовало отношение к происходящему немецкого резидента в Малатье, которому он тоже уделил время. Бауернфейнд описывает его как «самого приятного, хорошо образованного и мужественного представителя турецких властей, которого я когда-либо видел». Это указывает на то, что боснийцу удалось очаровать немецкого священника[2507]. С визитом Назима, несомненно, связано внезапное увольнение мутесарифа Наби-бея, произошедшее 3 июня, и его временное замещение Васифи-беем, каймакамом села Акчадаг/Арга[2508]. Вероятно, Назиму не понравилось, что Наби не проявляет должной инициативы. Но также возможно, что мутесариф стал жертвой интриг местных кругов младотурок. В любом случае, у нового префекта Решид-бея[2509], прибывшего из Стамбула 20 июня, было преимущество: он был курдом, что немаловажно для региона с преобладающим курдским населением. Следует еще отметить, что власти приблизительно 6 июня освободили из тюрьмы уголовников, чтобы включить их в отрядов чете. Отзываясь об этих нерегулярных силах, немецкий священник пишет, что «сначала был удивлен тем, что этим людям немедленно выдали оружие, хотя они были грабителями и убийцами»[2510]. Без всякого сомнения, этот отряд Специальной организации формировался по прямой инициативе Реснели Назима. Трудно представить, чтобы временно исполняющий обязанности мутесарифа мог распахнуть тюремные ворота без приказа сверху. Однако в партийно-государственной системе того времени инспектор КЕП не просто обладал полномочиями для этого, но также обладал правом на создание таких отрядов. Тот факт, что командиром этого отряда (который, как мы увидим дальше, сыграл ведущую роль в массовых убийствах) был назначен Мехмед-бей[2511], сын депутата парламента и лидера местной организации младотурок Хашим-бея, подтверждает, что эти нерегулярные формирования не подчинялись никаким властям, кроме Специальной организации. 9 июня перед отъездом Реснели Назима в Харпут в школьном дворе состоялась церемония прощания