Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги! - Иван Кузмичев

Посылать парламентера второй раз боярин Третьяк не стал, назначив штурм города на шестой день осады. Быть может, с ним можно было бы и не спешить, но требовалось скорее разобраться с созданием плацдарма для беспрепятственного ввода войск в Финляндию и вернуться к Выборгу, где дожидаться прибытия князя Голицына, под чье командование генерал-майор и должен поступить.

Также в скором времени в воды Балтийского моря должна выйти галерная эскадра адмирала Матвея Апраксина в составе семидесяти семи судов, уже не раз тревожащая побережье шведов, сжигавшая небольшие деревушки и зазевавшиеся патрульные и каперские суда противника. Вот только сейчас эскадра сопровождала транспортные корабли, на которых везли десант для захвата Гельсингфорса, расположенного в тылу остатков армии Шведского королевства.

Если бы кто-то из современников государя мог бы прозреть будущее усопшего царя-преобразователя, то, несомненно, увидел бы, что многие возможные ошибки исправлены его сыном и нет тех пустых надежд на помощь Запада в войне со Швецией. Хотя при всем скептицизме и откровенном пренебрежении приморскими немецкими княжествами царь-батюшка все равно поддерживал дружеские отношения с ними, стараясь сохранить Северный союз, однако прекрасно понимал, что действия союзников как таковые не продвигаются, а стоят на месте. Многое было известно государю России, но это был именно тот случай, когда знаниями запрещалось делиться с кем бы то ни было. Поэтому часто окружающие Алексея люди просто не понимали задумок своего царя.

Правда, надо заметить, что некоторые решения все же находили живой отклик в сердцах подданных. К примеру, государь приказал прекратить все работы на западе Охты и вести их на восток – в сторону, где не наблюдается наводнений; тем самым Петербург избавлялся от прорвы глупых, никому не нужных проблем. Говорят, когда комендант Нарвы Зотов узнал об этом, он даже прослезился от счастья.

В судостроительстве также произошли изменения. Под внимательным присмотром Ермолая Тимошкина, воронежского корабела, обучавшегося в Голландии и Англии, все сырые леса были изъяты и отправлены на просушку. Времена, когда России требовалась любая лохань, могущая держаться на плаву, прошли, теперь требуются суда крепче и надежнее постоянно тонущих кораблей Балтийского флота. Но это все дела не одного месяца, и даже не одного года.

Плюс ко всему неусыпный надзор за высшими сановниками и мастерами-протекторами[8]с каждым месяцем должен усиливаться, уменьшая возможное расхитительство и взяточничество. Отобрав для этого все тех же фискалов, уже показавших себя с наилучшей стороны, государь начал расследование дел в Москве, Рязани, Туле и Липецке, в первую очередь на особо важных объектах и на их «высоких» кураторов в частности. Хотя многого им и не хватает, ведь фискальная служба только начинает свое становление, ей только предстоит создать, разработать необходимые способы добывания информации, не нарушающие при этом законов государства.

Отвлекшись от собственных мыслей, тревожащих боярина уже не первый день, Третьяк, вышедший подышать свежим утренним воздухом после тяжелой ночи, увидел, как ставни ворот города медленно отворяются и оттуда, набирая скорость, выскакивают шведские конники.

«Вот сволочи! Поспать людям не дают», – с какой-то веселой злостью подумал генерал, глядя, как две роты солдат на орудийных батареях выстраиваются в три шеренги: первая встает на колено, прислоняя к плечу приклад фузеи, вторая и третья замирают за их спинами, готовясь к залпу.

Почти сразу же в лагере заголосили литавры драгун, быстро попрыгавших в седла, они замерли в ожидании команды генерал-майора, внимательно наблюдающего в подзорную трубу за странным движением трех сотен шведских кирасир.

– Куда это вы собрались, родненькие мои? – пробормотал себе под нос Третьяк.

Он перевел подзорную трубу чуть дальше, потом обратно, на изменивших направление атаки кирасир, затем слегка перевел чуть вперед и замер.

– Отрежьте их от наших складов, живо!

Пробанив орудия, артиллерийские расчеты проворно заряжали их картечью, но было видно, что они не успевают сделать свое дело. Кирасиры же разделились на две части: одна продолжила безумную атаку на приготовившихся к бою солдат, а другая свернула влево, огибая по большой дуге построенные полевые укрепления, и галопом понеслась к пороховым бочкам, возле которых замерли два десятка седоусых ветеранов, оставленных на этом участке скорее как подстраховка, нежели как реальная защита. Хотя именно на таких вот воинах держится вся армия, именно они белая кость воинского братства, а не желторотые юнцы с кучей именитых предков за плечами.

На передовой тем временем прогремели три выстрела, заржали смертельно раненные лошади, закричали воины. Посмотрев туда, генерал-майор отстраненно отметил, что от первых двух линий атакующего центра кирасир ничего не осталось, точнее, остались только мертвые и тяжелораненые тела шведских воинов. Вот один из них, силясь встать, непонимающе смотрит на свой живот, в котором дыра величиной в кулак, а его кираса, разорванная картечью, стальными краями впивается во внутренности. Алая кровь толчками выплескивается из этой ужасной воронки.

Что было со шведом дальше, Третьяк уже не видел – залпы фузей со стороны складов пороха вернули его к действительности.

Два десятка ветеранов, подпустив к себе кирасир, выбили из седла дюжину шведов, остальные же закружили смертельную карусель вокруг ощетинившихся штыками солдат. Пара кирасир быстро разворачивала притороченные к седлу бомбы: одного взрыва хватит для того, чтобы все склады взлетели на воздух, а вместе с ними и часть провианта.

Но, торопясь, швед сделал что-то не то и, вместо того чтобы спокойно бросить бомбу к беззащитной цели, замешкался и в последний момент попытался отбросить опасный снаряд как можно дальше от себя, замахнувшись им назад.

Взрыв прогремел чуть ли не в середине тройки кирасир. От ударной волны голова первого шведа лопнула, орошая окружающее пространство смесью крови и серой субстанции, где-то вдалеке валялись остатки пальцев неудачного бомбиста. Два его собрата отделались меньшим уроном: из их ушей текла кровь, а на лицах застыло удивленное выражение.

Не ожидавшие такой нелепости кирасиры замешкались и упустили свой шанс довершить начатое дело. Из двух десятков ветеранов на ногах остались только шестеро, да и те в большинстве своем были ранены.

Но шведы уже упустили свой шанс. Сбоку и сзади на них налетели драгуны и, разрядив притороченные к седлам пистоли, бросились с палашами наголо на недобитых кирасир, по-прежнему стремящихся добраться до заветного порохового склада. Звон, лязг железа, проклятия на двух языках раздавались с обеих сторон, однако какова бы ни была ярость шведов, она не могла спасти их от смерти. Солдаты в голубых мундирах с яркими желтыми обшлагами все чаще утыкались лицами в мокрые от пота конские гривы и падали наземь, орошая своей кровью весеннюю траву. Вместе со шведами падали и