Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

– Старт! – скомандовала она не без опаски.

Бета-версия инсталлировалась посредством обычных протоколов, совместимых с основными оперативными системами – начиная с созданных во второй половине Бель-Эпок, йеллоустонского золотого века. Данные оказались свободными от вирусного заражения, как намеренного, так и случайного. Но Вольева все равно им не доверяла. Она полдня потратила, выясняя, не сумела ли бета-версия неким сверхъестественно хитрым образом преодолеть и модифицировать бортовые противовирусные фильтры. Триумвир ничего не нашла, но тем не менее постаралась как можно лучше изолировать бету от корабельной сети.

Конечно, Бренниген был прав насчет вирусов. Ведь он теперь, по сути, и являлся кораблем. А началось это, когда его поразил чрезвычайно адаптивный инопланетный вирус. Поэтому едва ли творение человеческих рук способно повредить ему, оттеснив неизмеримо более изощренную заразу.

Робот вдруг попятился от Вольевой, качнулся, чуть не упал, но сумел выпрямиться. Глаза-камеры задергались независимо, затем со щелчком переключились в бинокулярный режим, сфокусировались на ней. Диафрагмы на них закрылись и раскрылись снова. Машина шагнула к триумвиру.

Та предостерегающе подняла руку:

– Стой!

Илиа инсталлировала бету в один из немногих человекоподобных роботов, остававшихся на борту «Ностальгии». Он выглядел почти скелетом: все открыто, механизмы наружу.

За себя Вольева не боялась. По крайней мере, разумных оснований для страха не видела, поскольку была физически сильней машины.

– Говорите со мной! – приказала она. – Вы установились нормально?

Голос машины напоминал жужжание запертой в ящике мухи.

– Да. Я бета-версия Невила Клавэйна.

– Хорошо. А я кто?

– Не знаю. Вы не представились.

– Я триумвир Илиа Вольева. Вы на моем корабле, который называется «Ностальгия по бесконечности». Я инсталлировала вас в робота общего назначения. Машина эта хрупкая и ненадежная, по каковой причине и выбрана. Так что давайте без глупостей. Робот запрограммирован на самоуничтожение, это во-первых. А во-вторых, я могу попросту разломать его голыми руками.

– Триумвир, мне и в голову не пришло бы делать глупости. Или, быть может, следует звать вас Илиа?

– Следует звать меня мэм – вы на борту моего корабля.

– Илиа, вы отправили свою бета-версию на мой звездолет? – спросил робот, словно не расслышав последней реплики.

– А какая вам разница, передала или нет?

– Я всего лишь интересуюсь. Вам не кажется, что, если бы мы обменялись бетами, в наших отношениях появилась бы приятная симметрия?

– Я бетам не доверяю. И смысла в обмене не вижу.

Жужжа сервомоторами и поворачивая камеры-глаза, робот осмотрелся. Илиа активировала его в относительно нормальной части субсветовика, где капитан еще не слишком трансформировал свое тело-корабль. Но, возможно, нормальной эта часть казалась только Вольевой, привыкшей к проявлениям плавящей чумы. Через каюту китовыми ребрами тянулись арки пораженной материи, блестящие, скользкие от корабельной слизи. Сапоги триумвира чавкали в черной липкой грязи.

– Так что́ вы хотели сказать? – спросила Илиа, желая отвлечь машину.

Робот прекратил рассматривать окрестности и снова уставился на женщину:

– Пока наши корабли находятся слишком далеко друг от друга, прямые переговоры – дело хлопотное. Беты помогут договориться, подготовят, так сказать, почву. Когда субсветовики сблизятся, можно будет передать накопленный бетами опыт. Оригиналы вникнут в дискуссии и, вполне вероятно, придут к общему мнению гораздо раньше, чем было бы возможным без бета-копий.

– Ваши слова кажутся разумными, но ведь я понимаю, что говорю всего лишь с набором алгоритмов ответа, с моделью, предсказывающей вероятную реакцию Клавэйна в сходной ситуации.

Робот исхитрился пожать плечами:

– И чем это плохо?

– Настоящий Клавэйн вполне может реагировать иначе в тех же ситуациях.

– А, это древний логический парадокс. Его любила вспоминать Галиана. Дело в том, что настоящий Клавэйн по-разному отреагирует даже на повторение одного и того же внешнего воздействия. Так что вы ничего не теряете, общаясь с бетой. – Робот поднял скелетоподобную руку, посмотрел сквозь каркас с тягами и тросами. – Вы понимаете, что так мы далеко не продвинемся?

– Вы о чем?

– Для чего понадобилось помещать меня в несуразное механическое тело? И этот голос… он вовсе не похож на мой. Вы же видели меня в передаче. Этот носитель нисколько мне не соответствует. Между прочим, я слегка шепелявлю, иногда с нарочитой преувеличенностью. Такая вот черта характера.

– Я уже сказала…

– Илиа, хочу вам кое-что предложить. Позвольте роботу соединиться с вашими имплантатами, отобразить в вашем восприятии мой виртуальный облик.

Странно – Вольевой стало стыдно.

– Клавэйн, у меня нет имплантатов, – развела она руками.

– Но вы же ультра! – В жужжании появился недоуменный тон.

– Да, но я из фракции имплантатоненавистников. У меня и до эпидемии этих машинок не было.

– А я думал, что хорошо знаю ультранавтов, – задумчиво произнесла копия. – Признаться, удивлен. Но ведь у вас наверняка есть способ воспринимать проецируемую информацию, помимо голографических изображений?

– Есть очки, – сказала Вольева.

– Ну, так наденьте их. Уверяю, все станет