Острова объяты тьмой (СИ) - Лангрейн Тори

— Трахали меня только вы, Максим Сергеевич.

— Аня, ты что несёшь?! — воскликнул он, тут же покосившись на своего безопасника.

— Макс, она это серьезно? — Пётр сделался мрачнее тучи. — И ты мне не сказал? Ты, блядь, понимаешь, что её могли специально под тебя подложить?

— А можно хотя бы сюда не приплетать эти конченые теории заговоров? — раздраженно отозвалась Анна.

— Закрой рот! Ты, сучка…

— Успокойся! — Максим резко преградил дорогу дёрнувшемуся в сторону девушки Петру. — Не было ничего! Анна на меня зла, вот и ляпнула херь. Всё в порядке, слышишь? Она влюбилась в меня давно ещё, а я семейный человек, ты же меня знаешь, Петь. Аню я отшил, и дело с концом.

Мужчина замер в попытке переварить всё только что услышанное, а затем, смерив девушку брезгливым взглядом, сплюнул и, развернувшись, пошёл в сторону джунглей.

— Пусть остынет, — в след ему бросил Максим.

— Вы ему только что солгали.

— Ну а что ты хотела, чтоб весь театр знал? Зачем ты вообще… — неожиданно он склонился к Анне и ухватил её за подбородок, заставляя вздёрнуть голову выше. — Девочка моя, может, ты перенервничала?

Чужие пальцы показались липкими до омерзения, и она без раздумий дёрнулась в сторону, убирая их от себя и отодвигаясь от мужчины подальше. Но начальник словно бы и не заметил чужой неприязни, лишь тяжело опустился рядом и с наигранной бодростью заговорил вновь:

— Ты, главное, без истерик давай. Успокойся, приведи себя в порядок, а то вон, на голове воронье гнездо.

— При чём тут…

— Всё уже позади, — продолжал Максим, игнорируя её слова. — Мы тебя вытащили, и остальных вытащим. Петя раздобыл рацию. И…

— Уберите руку! — ругнулась Анна, почувствовав как нечто тяжелое опустилось ей на плечи.

— Не кричи, незачем привлекать внимание бандитов.

— Уж лучше бандиты! По крайней мере никто из них не пытается меня облапать!

— Да? Странно как… — раздался вкрадчивый шёпот над самым ухом. — Ты поэтому такая дикая?

Анну опять передёрнуло, но на этот раз отстраниться просто так ей не позволили. Сильные, покрытые потом пальцы до боли сжала плечо, притягивая к себе поближе.

— Поцелуи, говорят, помогают расслабиться, — с сальной улыбкой проговорил Максим.

Она рванулась из чужих объятий так резко, что в глазах вновь всколыхнулась толпа мурашек. Несмотря на это, девушка нашла в себе силы подскочить на ноги и отойти к дальнему краю расщелины.

— Вы в своём уме вообще?! — зарычала Аня. — Какие, нахрен, поцелуи?

— Ты чего разоралась как ненормальная?

Она вдруг почувствовала то самое отчаяние, при котором у человека просто напросто опускаются руки. Как будто бы поднявшийся внутри яростный ураган, не достигнув своего пика, мгновенно замерз и развалился на куски, словно бы никогда и не существовал. Даже не имел права на существование. Словно бы человек, сидящий прямо перед ней, лишь одной фразой смог вывернуть возмутительную, дичайшую ситуацию наизнанку.

Столько лет работы бок о бок, и она, казалось, знала своего начальника лучше, чем кто бы то ни было. Знала, но никогда не могла понять. Общение их, тон которому он сам задал с первого же дня знакомства, тесное, порой, совсем не рабочее, всегда сводилось к нелепым комплиментам или вдруг ни с того ни сего куда-то не туда полезшим рукам. И каждый раз, когда она выказывала свою неприязнь, Максим умудрялся сделать глупой разоравшейся истеричкой именно Анну.

В подобные моменты девушка захлебывалась собственным бессмысленным существованием, бессильными ударами в воображаемую, напрочь забетонированную дверь чужого разума. И чувствовала пугающую невозможность доказать миру, что она нормальная. Тогда как всеми уважаемому директору театра русской культуры и доказывать никогда ничего не нужно было, только играть роль отзывчивого и понимающего добряка.

— Боги мои, — сорвалось с её губ, — какой же ты конченный дебил!

— Анна, не хами мне! — возмутился Максим.

— Пошёл в жопу!

— Как ты разговариваешь со своим руководителем?

— Говна ты кусок, а не руководитель! — гневно отозвалась она, отходя назад, потому как мужчина поднялся и уверенно шагнул к ней навстречу.

— Анна, послушай! Послушай, я ведь понимаю… — Максим постарался больше не делать резких движений. Добавил в голос спокойной, но твёрдой уверенности, чтобы девушка, бывшая по его мнению не в себе, не удумала сотворить что-нибудь опрометчивое. — Я понимаю, Анна. У тебя просто нервы сдали. Такое бывает. Сделай глубокий вдох…

Тут Аня не могла не согласиться. Она собиралась рассказать начальнику, как выглядят по-настоящему сдавшие нервы со всем обширным познанием своего русско-матерного словаря, потому набрала в грудь побольше воздуха, и…

— Ма-ма-а-а! — заорал пронесшийся мимо Пётр Фомич.

Мгновение назад он, запыхавшийся и перепуганный, выскочил из зелёных зарослей так стремительно, что ни Анна, ни директор ничего не успели понять. И только когда безопасник с невиданной для своих габаритов прытью пересёк узкую расщелину, явно направляясь к противоположному её выходу и крича на ходу «Медведь, блядь, Максим, там медведь!», до обоих дошло, что случилось нечто непредвиденное.

Первым сориентировался начальник. Он схватил остолбеневшую Аню за руку и понесся вслед за Петром. Всё это случилось в какие-то считанные доли секунды, но краем зрения девушка успела отметить, как за её спиной нечто огромное выступило из разлапистых тропических кустов и тут же пустилось в погоню.

Через пару десятков метров они выскочили на каменистый участок берега, резко обрывавшийся отвесной скалой прямо у ног. Внизу виднелись острые хребты камней и шумный океанский прибой. Пётр без лишних раздумий на ходу ухнул в воду. Максим решил последовать его примеру, но Анна вдруг с силой выдернула свою руку и отступила в сторону.

— Ты сдурела? — ругнулся на неё мужчина. — Прыгай!

— Я не умею плавать! — заорала она в ответ.

— Другого пути нет!

— Уж лучше сдохнуть от лап медведя!

— Аня… — С застывшим в выражении ужаса лицом, Максим словно бы в замедленной съемке увидел, как позади девушки возник крупный сизо-бурый зверь. В одном мощном рывке он бросился вперёд и тут же повалил Анну на землю.

Ни испугаться, ни вообще что-либо понять она не успела. Животное, придавившее её грудную клетку своей тяжелой лапой, издало утробный рык и открыло огромную вонючую пасть, чтобы в следующий миг вцепиться зубами в бледную руку девушки. Лишь слегка оцарапав клыками кожу, медведь принялся кусать ошейник, который Аня каким-то чудом всё ещё сжимала в одеревеневших пальцах.

— Настенька? — прошептала дрожащим голосом она.

В ответ зверина, довольно фыркнув, шершавым языком лизнула ей щёку.

Анна безвольно разжала руку, всеми силами желая, чтобы этот чертов день уже закончился. А заодно и последующие несколько тысяч штук тоже. Жизнь последнее время казалась ей чересчур сложной для такого маленького объёма лёгких (тут медведица надавила на рёбра чуть сильнее, неловко переминаясь и пытаясь большим черным носом подцепить кожаный ремень); а ещё для такой слабой черепной коробки (затылок вновь отозвался тупой болью); ну и, в конце концов, для столь коротких веточек нервных окончаний, которые лично у Ани перегорели напрочь ещё в тот момент, когда перевернулся автобус. Теперь ей уже было просто все равно, и апатия навалилась на неё столь сильно, что чей-то знакомый голос даже не вызвал удивления.

— Настя, кто там! — прикрикнул на зверя возникший словно бы ниоткуда Тимур. — Кто там, Настя! Мать твою, слезай давай с неё, я кому говорю?!

Медведица обрадовалась его нежданному появлению: проворчала что-то почти ласковое на ведомом лишь ей одной языке, а после, к удивлению так и не успевшего шмыгнуть с обрыва Максима, не стала противиться, когда её властным жестом ухватили за холку и тут же пихнули в сторону.

— Шуруй давай, ну! — раздраженно пробормотал Тимур. Другой рукой ему пришлось придержать Настеньку за пасть, чтобы та со щелчком её прикрыла. И не думала лезть к нему со своим мокрым, разящим зловонием языком. — Гуляй!