Дело о Медвежьем посохе - Георгий Персиков

Скрипнула дверь, обеспокоенный караульный вывалился из избы, схватил Анастасию за рукав и втолкнул внутрь.

Очарование минуты рассеялось: Георгия ждала невеста, друг и соратник – рыжеволосая отважная Ирина. Анастасия по-прежнему оплакивала мужа и верила во встречу с сыном.

Глава 19

Колесо медленно шагал, дребезжа железными крючками на тяжелых ботинках, во главе группы из четырех арестантов, несших огромное толстое бревно. Промозглый ветер злобно трепал его лицо, окутанное паутиной морщин. За Колесом следовал Жало, за Жалом – невысокий, смазливый узник Ларин по прозвищу Заяц. Его жилистые пальцы, крепко впивались в твердую кору бурого бревна. Последним еле плелся маленький и забитый Остап Морошко, из проворовавшихся чиновников. Хотя прошлое было у каждого свое, но теперь эти четверо были связаны одной судьбой, буквально и фигурально. Кругом были поваленные деревья и пни, и лишь вдалеке можно было углядеть зеленую полосу густого леса.

Каторжан сопровождал небольшой конвой из четырех вооруженных солдат. Не обращая внимания на грязных узников, они болтали про свои заботы, про теплый ужин и про то, что их ждет в казарме. Смеркалось.

– Да тиф этот что арестантов, что наших косит, – ворчал один из солдат. – Двое уж слегли: Сашка да Ляткин Алеха. Этак в паре будем конвоировать…

До поста оставалось около восьми верст, ничего не нарушало падающую на просеку тень вечера. Узники, казалось, уже устали, их шаг замедлился, пот блестел на почернелых лбах. Однако это лишь так казалось.

– Ну что, фартовые, благословясь, начнем, – тихо сказал Колесо, лицо которого было скрыто в тени. – Заяц, ты жулика взял?

– Да как не взять, взял, – ответил Ларин, протягивая нечто, похожее на маленький нож.

– Вот и слава богу, – молвил Колесо, сплевывая, – отсюда еще три версты до просеки. Там псы отстанут, тут-то мы в лес и соскочим.

Заяц присвистнул сквозь зубы.

– Что же? Нынче бежим?

– Нынче, – ответил Колесо. – Охраны мало. И погода успокоилась.

– Так жратву ж не взяли, – забеспокоился Жало.

– Взяли, – с усмешкой фыркнул Ларин, кивая назад.

– Где? Котомки-то пустые, всего по горсти сухарей, – перебил сокамерника Жало.

– Ты, босота, видимо, ростом вышел, а умом не очень, у тебя в шарабане вместо мозгов шамовка, – ответил Колесо и продолжил: – Есть одна деревушка за лесом, там, значится, рыбаки живут, думаю, что жратва у них найдется… А надобно нам в побратимы четвертого взять. Вот этого Дядю Сарая.

Жало улыбнулся, понял наконец.

– А что с конвойными делать будем? Они же шмалить начнут, так пришьют нас разом, – молвил на этот раз Ларин, на лицо которого падал бледный свет заходящего солнца.

– Куда к воле без риска? – ответил Колесо шепотом. – Мало их нынче. Но раз уж все решились, дристать поздно. Как свистну, – при этих словах Колесо, цокая, изобразил соловья, – по моей команде бросаем бревно в солдат, отбираем ружья – и бежать.

Предвкушение свободы било в груди, передавалось кровью в мозг, гудело в ушах. Товарищи по судьбе шагали рядом, лишь ожидая сигнала от вожака.

В этот момент, как на счастье, один из конвоиров попросил у товарища огоньку. Оба остановились, однако опустить бревно узникам не разрешили.

– И так отдохнете, – молвил толстощекий солдат с кривозубой улыбкой.

– Скоро ли? – первым заговорил после отдышки Заяц. – Моченьки моей уже нет.

– Заткни хлебало, – процедил сквозь зубы Колесо, не отводя взгляда от чумазого Морошки. Под смех солдат, стоявших кружком в нескольких метрах от узников, великан начал: – Так что, хорошо мыслишками пораскинулся?

– Как бы подумал-с… а как бы и нет, – дрожащим голосом ответил вокзальный воришка.

– Да не мямли ты, сявка! Тебе что тут, медом мазано? Или на каторге гнить по ндраву? – стоял на своем Колесо.

– Не по нраву-с, извиняюсь… Но вот пулю схлопотать ох как не хочется, – пролепетал Морошко.

– Ежели сделаем, как я говорю, то все живые уйдем, на Большую землю уплывем! Давно ты баб хороших видывал? – продолжал уговаривать Колесо, заметно повысив голос, так что его товарищи по беде отчетливо слышали разговор.

– Ну… ежели я и соглашусь, то куда идти-то потом? – спросил Морошко.

– Для начала нужно бежать! – уверенно кинул Колесо, не предполагая, что сказал это слишком громко, и приставил к спине Морошки острие ножа. – Будешь бежать, сука?

– Ах, бежать?! А ну-ка в кандалы этих сволочей! – завопил во всю мочь незаметно подошедший надзиратель, срывая с плеча винтовку. – Всем срока добавят, ироды!..

– Пора! – крикнул разъяренный Колесо, и тяжелое бревно полетело в двоих удивленных солдат, которые тут же свалились с ног.

Арестанты быстрыми, длинными прыжками, словно рыси, напали на оставшихся конвоиров. Долговязый Жало уже вовсю колотил светловолосого молодого парня, целясь в подбородок. Заяц был не так силен, как его товарищ, однако противник ему достался куда трусливее, так что сдался почти без боя при виде загоревшихся глаз вора. В этот момент к ним уже подбежал Колесо и ударил конвоира ножом в горло.

Драка продолжалась недолго. После удара в затылок отобранной винтовкой второй солдат упал без чувств рядом со своим окровавленным светловолосым товарищем.

Не прошло и минуты, как каторжане были свободны и мчались в сторону леса, однако от пьянящего ветра свободы они совсем позабыли, что не разоружили солдат, поваленных бревном. В тот самый момент, когда беглецы уже нырнули в лес, оглушительно прогремел выстрел… Один из пострадавших солдат стоял с винтовкой в руках. С его головы стекала алая кровь, из штанины торчал обломок кости, но это не помешало ему хорошо прицелиться.

Ларин, который устал больше других и бежал в хвосте группы, подлетел и рухнул на землю, как бревно, которое нес еще несколько минут назад.

– Заяц! – крикнул Колесо, держащий в одной руке винтовку, а в другой воротник едва поспевавшего за ним Морошки. Развернувшись, он несколько раз выстрелил в солдата, но не попал. – Бежим, или ляжем, как он! Бегите, если хотите жить, сукины дети!

Солдат не остановился и теперь целился в самую большую и легкую цель – в Жало.

Бабах!

Высокий беглец завопил, скорчив гримасу от жуткой боли, но ему повезло, он был ранен лишь в плечо.

– А, черт его побери, сука! – орал Жало, зажимая рукой рану, из которой сочилась кровь.

– Вот, мать его, незадача! – кричал Колесо, глядя то на раненого товарища, то на солдата, который перезаряжал винтовку. – Беги, сукин сын, или тут и ляжешь!

То ли слова вожака, то ли новый выстрел подействовали на Жало, и, невзирая на боль, он побежал еще быстрее. Дальше троица с трудом понимала, что происходит, были слышны лишь свист ветра в ушах и стихающие вдали крики и выстрелы. После двухчасового бешеного бега беглецы наконец остановились.

– Оторвались… – задыхаясь, хрипло сказал Колесо и припал к толстому стволу дуба. Он расстрелял все патроны, а вторая винтовка, отобранная у солдат, осталась у мертвого Зайца.

Жало и Морошко упали наземь. Жало придерживал рукой наспех перемотанную рану, которая еще кровоточила. Внезапно раздался звук, похожий на смех ребенка.

– Слыхали? – тревожно молвил Морошко. – Вроде как ребенок смеется…

– Глупости… Это сова была, – ответил, оглядываясь, Колесо.

Строго говоря, с Сахалина бежали многие, да только Родин, мыслями настроенный на поиски драгоценного мальчишки, был готов увидеть его след хоть в полете чайки, хоть в дрогнувшей еловой лапе. А тут еще признанный блаженный пророк прямо направил на поиски сбежавшего – не похищенного, не убитого, а именно сбежавшего ребенка.

Куда бегут? Вестимо куда – в тайгу. Не в море же и не на каторгу.

Родин отворил тяжелую скрипучую дверь, прогнал Марфу с ее готовностью отговорить его от «дурацкой затеи», используя свои женские штучки, и стал собираться в лес. Не то чтобы он надеялся найти ребенка под первым же деревом, но хотя бы какие-то следы, какой-то намек, зацепку. Все же с ним было двое взрослых мужиков, не могли не наследить – сломанные веточки, объеденные ягодные кусты, расплющенные поганки. Георгию не раз приходилось преследовать людей как в шумных городах, так и в непролазных чащах, и в душе его теплилась надежда, что сегодняшний поход хотя бы подскажет, в каком направлении двигаться дальше.

Он придирчиво осмотрел винтовку (не попала ли в ствол грязь, не сбит ли прицел), пересчитал патроны в подсумке, проверил ход затвора – вроде все в порядке. Не хотелось бы попасть впросак, оказавшись лицом к лицу с похитителями или лицом к морде с медведем. Есть, конечно, поговорка у бывалых охотников: «Если медведь решил тебя съесть, то он тебя съест», но добровольно скормить себя шальному хищнику Родин не планировал. Немного подумав, Георгий прихватил и трость со стилетом. Огнестрельное оружие все же могло подвести, а уж этой-то палочкой-выручалочкой он в свое время решил немало проблем и преодолел не одно препятствие.