Дело о Медвежьем посохе - Георгий Персиков

Проглотив на ходу пару Марфушиных пирожков с грибами, Родин выдвинулся в путь. К лесу вела обычная проселочная дорога – замерзшая причудливыми сталакмитами грязь под ногами и припорошенные снежком сопки по бокам. Но полюбоваться видами не удалось – вдруг откуда ни возьмись налетел наглый студеный ветер, залез под уютный полушубок, сбил шапку с головы. Да, Георгий слышал про лютые сахалинские ветра, которые не то что под одежду пробираются – под самую шкуру залезают. Айны говорят: в черные дни, когда люди стараются не покидать свои жилища, ветра находят одиноких смельчаков и нашептывают им гадости, одурманивают, тащат в океан. Так, в недавнем урагане убило женщину. Безобидная пьянчужка выбралась в непогоду в поисках водки, так ее закрутило юлой, подняло да и шмякнуло об землю. Говорят, насмерть. В другой раз, Марфуша рассказывала, крышу с дома сорвало и сразу пятерых скосило. Но это она уже, наверное, сочиняет.

Молодой врач упрямо шагал вперед – на кону стояли жизнь ребенка и судьба целой страны. Мелкий, как сахар, снег, царапал лицо. На мутном сизом небе едва просматривалось блеклое солнце. Да и солнцем назвать этот грязный желток, который даже не пытается ни греть, ни светить, мог бы только законченный оптимист. И только оптимист мог бы назвать лесом то странное место, в котором Родину предстояло искать маленького камикагари.

Все здесь было каким-то чудным, диковинным. Георгий никак не мог взять в толк, отчего все эти деревья выглядят такими ненастоящими, будто он стал маленьким солдатиком в большой и плохо сделанной диораме. Он прекрасно помнил, что такое моховая тундра и как она стелется пушистым ковром до самого горизонта. Но ее можно встретить только на севере острова, тогда как на юге произрастали настоящие бамбуковые джунгли, возможно, даже более непролазные, чем амазонские. «Джунгли…» – от этого слова Георгий поежился. Слишком свежи были воспоминания о его последнем приключении на Амазонке, где к этим джунглям прилагались мерзкие жабы, ядовитые змеи и невыносимая влажность…

Здесь же, в сердце острова, не было ни тундры, ни бамбука, а росло черт пойми что. Все растения вроде бы знакомые, а вроде и не очень. Вот это, например, что за развесистое дерево, похожее на крапиву? Родин протянул руку к стеблю, больше напоминающему мясистый пожухлый ствол, и тут же ее отдернул.

– Да вы, верно, шутите! – вскрикнул он от неожиданности: это и была крапива! Крапива ростом с двух мужиков! Но не успел Георгий изумиться, как позади него что-то зашуршало и закопошилось. Где-то вдалеке закричала птица, и он решил, что нужно бы вести себя поскромнее. Не привлекать внимания ни животных, ни тех, кого он ищет…

Это было не так-то просто, ведь Родин умел бесшумно передвигаться и ориентироваться только в обычном лесу. «Так… – стал он размышлять, – вряд ли похитители ломились сквозь крапиву. А вон та огромная и на вид безвредная трава могла бы стать для них отличным укрытием». И он стал пробираться к зарослям растения, похожего на вывернутый зонт. Этих зонтов, таких же высоких, как крапива, было бессчетное множество, и все они выглядели абсолютно одинаково. Как по таким ориентироваться? Как искать след? Ни тебе сломанных веточек, ни сбитых ягодок… И следы, если они и были, давно занесены снегом. Георгий растерянно бродил среди огромных лопухов, приглядывался, принюхивался. Пахло здесь тоже как-то странно – не влажной землей и прелой листвой, как должно бы, а мокрыми шкурами и прокисшими помоями.

Ветер стих, но Родина это не особо порадовало – оказалось, что с виду необитаемый лес жил своей жизнью. Он был полон пугающих звуков, но ни один из них не наталкивал на мысли о присутствии здесь людей. Высоченная крапива тихо шипела и потрескивала, лопухи шлепали друг друга своими мокрыми шляпами, как слоны ушами, и время от времени где-то вдалеке раздавался вой. «Вой – это нехорошо, – констатировал Георгий, – пожалуй, пойду-ка я домой, пока не стемнело. Надо искать другие ниточки к мальчонке». Но вдруг вой прекратился, и Родин отчетливо услышал звонкий детский смех, будто дюжина маленьких колокольчиков зазвенели или ручеек зажурчал. Георгий даже улыбнулся на секунду, но тут же снова напрягся и стал осторожно двигаться по направлению к источнику звука. Но смех словно убегал от него, и Георгию пришлось ускорить шаг, а потом и побежать, лавируя между деревьями-зонтами и шумно выпуская пар изо рта.

Внезапно заросли лопухов кончились, и Родин очутился на большой опушке. Это было так неожиданно, что он чуть не споткнулся о какой-то поросший черным мхом камень. Георгий встал как вкопанный, прислушиваясь, но колокольчики больше не звенели. Зато зашевелился камень, и Родин в ужасе отскочил назад – это был ребенок! Мальчик, одетый в черную пушистую шубку и такую же шапку сидел на земле к нему спиной, кивал головой и раскачивался из стороны в сторону.

– Эй… – тихонько окликнул его Георгий, – иди сюда, не бойся.

Мальчонка обернулся, и Родин инстинктивно схватился за ружье – перед ним был медвежонок! То, что он в сумерках принял за шубку, оказалось густой бурой шкурой, и теперь на него внимательно смотрели маленькие блестящие глазки, и кожаный нос сопел, вынюхивая съестное. «Это не к добру, – подумал Родин, – если у нас есть медвежонок, значит, где-то рядом есть и мама-медведица, а это очень, очень опасно…» Георгий осторожно попятился, вклиниваясь задом обратно в рощу лопухов, как вдруг с другой стороны опушки показалась медведица.

В два прыжка огромная черная туша оказалась возле медвежонка, встала на задние лапы и оскалилась. Раздался зычный, леденящий душу рев, и Родин побежал. Вцепившись мертвой хваткой в винтовку, он продирался через лопухи, не оглядываясь. Но тяжелые прыжки и запах мокрой шкуры становились все ближе и ближе. Георгию ничего не оставалось, кроме как стрелять в обезумевшего зверя. Резко скакнув влево, он пропустил несущуюся напролом медведицу вперед, пальнул ей в спину и снова побежал. Так он несся сквозь чудной сахалинский лес и отстреливался сколько мог, но животное было как заговоренное – ни одна пуля не достигала цели, хотя Родин мог поклясться, что на всем острове не сыщешь стрелка более меткого, чем он. Пот заливал глаза, ноги отяжелели, а медведь все не отставал. В конце концов Георгий споткнулся об какой-то корешок и рухнул на землю, ловко перевернувшись на спину – если уж застрелить зверя не удалось, значит, пришло время пустить в ход стилет.

Зажав спасительную трость обеими руками, Родин приготовился дать отпор кровожадной мамаше. Медведица вразвалку подошла к своей добыче. Удовлетворенно повела носом и первым делом заграбастала лапой трость и перекусила ее пополам, как какую-то соломинку. Георгий шарил по земле руками, надеясь нащупать камень и размозжить им медвежью голову. Но тщетно – под ладонями были только холодная грязь и гнилая трава. «Это конец», – подумал он с отрешенным спокойствием и зажмурился. От запаха грязной шерсти кружилась голова. Из последних сил Родин сообразил оголить и подставить хищнику шею – чтобы умереть сразу, долго не мучаясь…

Однажды они с Юсуповым изрядно напились водки и стали обсуждать, кто из них какой смертью хотел бы умереть. Юсупов сразу сказал, что согласен на что угодно, лишь бы на старости лет не стать никому обузой. «Не смерти я боюсь, Георгий, а немощи, – заявил он. – Боюсь остаться без ног или парализованным, чтобы вся моя родня судна за мной выносила с утра до вечера, в душе желая мне смерти. А самой смерти не боюсь, даже мучительной. Главное, чтобы мороки им было немного. Вот как мой дед – сел как-то ужинать, скушал кашу, скушал котлету, выпил чаю, а потом отставил тарелку, на стуле откинулся, глаза закрыл, и все, отошел». – «Ну, друг мой, – отвечал ему тогда Родин, – такую смерть заслужить надо. Я давно подметил, что только самым святым людям Бог дает шанс уйти легко, злые же и подлые умирают в муках и дерьме. Как правило».

«Заслужил ли я быть сожранным медведем на краю света? – думал он теперь. – Наверное, да. Вечно мне дома не сиделось, все приключений каких-то душа просила, вот и допросилась… Жаль только, на исповеди давненько не был. А больше ничего не жаль». С этими мыслями он выдохнул, вызвал в своем воображении образ милой Ирины и приготовился умирать. Но ничего не происходило. У него даже оголенная шея замерзла ждать, пока в нее вопьются желтые клыки. Родин открыл глаза и увидел странную вещь – медвежонок, об которого он чуть не споткнулся, догнал мамашу, протиснулся между ней и Родиным и теперь тыкался ей в бок своим носиком, будто отталкивал от добычи. Мамаша отпихнула его лапой, но он снова взялся за свое. Тогда медведица схватила его зубами за шкирку и неуклюже скрылась в зарослях.

Георгий не поверил увиденному – медвежонок спас человека! Впрочем, об этом он подумает позже, а сейчас надо убираться отсюда, пока животные не передумали. Кое-как поднявшись и на трясущихся ногах выйдя из леса, он побрел в сторону дома. «Страшный лес. Если сюда и в самом деле забрел наш мальчонка, от него уже и косточек наверняка не осталось. Надо бы поспрашивать у местных, может, кто слышал, как медведь в лесу ребенка задрал. Такие вещи обычно мимо местных жителей не проходят – для них каждое сражение человека с природой становится сенсацией, хоть и случается такое в этих краях наверняка нередко», – с этими мыслями Георгий шагал по проселочной дороге, и в свете последних событий ледяной секущий ветер казался ему приятным морским бризом.