Лихорадка в крови - Маргит Сандему

Из всех четверых только Ёте знал, как выглядит обнаженная женщина. Остальные довольствовались лишь своим пылким воображением. Их так потрясло увиденное, что время для них остановилось.

Но не они одни любовались Виллему…

Выше на склоне притаился атаман Лилле-Йон, он не мог поверить своим глазам.

— Черт меня подери! — выругался он. — Гляньте-ка, ребята! Баба! Выходит, среди них — баба! Да какая!

Разбойники пожирали Виллему глазами. Даже на таком расстоянии они видели, как она хороша. Ее светлые золотистые волосы вились короткими локонами, они переливались и горели на солнце.

— Она достанется мне! — тихо, но внятно произнес Лилле-Йон. — Но брать их будем теперь не так, как задумали. Бабу я получу первым. А как натешусь, придет ваш черед.

— Как же мы теперь с ними разделаемся? — спросил один из разбойников, от вожделения у него в уголках губ выступила слюна.

— А вот послушайте…

Доминик был сбит с толку. Куда все подевались? Он огляделся.

Ёте словно врос в землю, взгляд его был устремлен вниз, под водопад. Доминик ступил на скалу и чуть не споткнулся о Фольке, который тут же испуганно вскочил на ноги. Обеими руками он прикрывал низ живота, вид у него был комичный. Кристоффер и пыхтевший Йенс при виде Доминика поспешили ретироваться к лошадям.

Наконец Доминик увидел Виллему, и его словно обожгло.

Виллему стояла спиной к берегу, вода доходила ей до колен, в ликующей радости она протягивала руки к солнцу. Голова у нее была откинута, она смеялась, даже не подозревая о том смятении, в какое привела всех своим купанием.

— Виллему! — взревел Доминик на все ущелье.

Забыв о своей наготе, она повернулась на его голос. Доминик отвернулся, чтобы не смущать ее. Но вид обнаженной Виллему навсегда врезался ему в память…

— Сейчас же оденься! — крикнул он, стараясь перекричать шум водопада.

Краем глаза он видел, как она вышла из воды и стала одеваться. Одежда липла к влажной коже, и Виллему сердилась. Когда она натянула рубаху, Доминик спустился со скалы и подошел к ней.

— Что это ты затеяла? — зло проговорил он и, взяв ее за плечи, крепко встряхнул.

Виллему жалобно вскрикнула.

— Но ведь меня тут никто не видел. Кроме тебя, а ты… — начала она оправдываться.

— Никто не видел, говоришь? Да тут за каждым кустом эти вояки пускают слюни! Ты просто сошла с ума! Я не желаю, чтобы они глазели на тебя. Ясно? — Доминик не помнил себя от гнева.

На растерянном лице Виллему появилась счастливая улыбка.

— Я все поняла, Доминик! Ты сердишься за то, что я увязалась за тобой? — спросила она.

— Да! — отрезал Доминик, но тут же смягчился. — Впрочем, это конечно не так, и ты это прекрасно знаешь!

— Откуда мне знать? — Виллему с радостью заметила, что его взгляд прикован к ее груди, просвечивающей под мокрой рубахой. — Ведь ты уехал из Габриэльсхюса, не сказав мне ни слова.

— Я боялся сказать тебе слишком много слов, любимая.

— О, Доминик! — вздохнула Виллему, она готова была упасть к нему в объятия.

— Возьми себя в руки, Виллему, на нас смотрят со всех сторон.

— Я не шутила, когда сказала, что в крови у меня лихорадка.

— Об этом забудь навсегда, — резко оборвал ее Доминик. — Неужели ты думаешь, что я стану рисковать твоей жизнью? Ты же единственная женщина, которую я люблю!

— Но я не могу от тебя отказаться!

— Мне это тоже трудно, Виллему! — Голос Доминика звучал теперь устало. — Но мы должны преодолеть себя, у нас нет другого выхода. Накинь мундир и идем отсюда. Пора ехать дальше.

«Если б он хотя бы раз прикоснулся ко мне! — думала Виллему, следуя за Домиником. — Обнял меня хоть на миг! Проклятая твердость! Ничем его не проймешь!»

Более откровенно Виллему уже не могла предлагать себя Доминику. Она и так дошла до крайней степени бесстыдства.

Она усмехнулась, вспомнив, какое лицо было у Доминика, когда он смотрел на ее грудь, облепленную мокрой рубашкой. Его взгляд говорил ей больше, чем его слова.

Отряд медленно двинулся в путь.

Теперь они ехали по заросшей тропинке, петлявшей по дну ущелья. Неожиданно на отряд упала густая тень.

— Что это? — испуганно спросил Фольке.

— Не бойся! Это солнце скрылось за вершиной! — объяснил ему Доминик.

Виллему вздрогнула. Тень Судного дня! Всем стало не по себе, когда они поняли, что им придется провести ночь в этом мрачном и зловещем ущелье.

Казалось, с тех пор, как их древние предки прошли через это ущелье в поисках новых мест для жилья, время в ущелье замерло навсегда. Даже ели стояли здесь как будто с тех самых пор, ветвистые, лохматые, заросшие седым мхом. Миллионы лет прокладывала река свое русло. Скалы выветрились и давали приют животным и птицам. Виллему, в жилах которой текла кровь Людей Льда, словно слышала голоса предков, встретивших здесь свою смерть. Сколько одиноких путников погибло в этом ущелье от слабости, голода и зимней стужи! Она будто видела их тени — они упрямо брели по этой гибельной тропе в надежде добраться до людей, пока еще у них были силы. Она так и видела глаза женщин и детей, смотревших на нее из лесной чащи. Невинные жертвы, они заплатили жизнью за стремление мужчин к господству и власти.

Виллему подняла глаза на зубчатые вершины и почувствовала себя по сравнению с ними жалкой песчинкой. Рядом с тропой слышались чьи-то шаги, но Виллему решила, что ей это почудилось: немудрено, что в таком мрачном месте лезут в голову всякие страхи.

И в этой жуткой лощине им предстояло ночевать!

Слава Богу, что рядом Доминик!

Вороны кружили в поисках ночного пристанища. Черными тенями скользили они по пылающему закатному небу.

Мелкие птицы уже давно умолкли. В еловом лесу на горном склоне слышался лишь слабый шум реки. Тропа увела отряд повыше в гору, и дно ущелья осталось внизу.

— Стой! — крикнул Йене. — Надо подождать Ёте.

Всадники придержали коней.

— Где он? — спросил Доминик.

— Не знаю. Верно, отошел по нужде.

— Он никого не предупредил?

— Нет. Я даже не видел, как он остановился. Понял только, что давно уже не слышу его лошадь у себя за спиной.

Они немного подождали. Вороны продолжали хлопать черными крыльями у них над головами. Ёте все не было.

— Куда же он делся? — нетерпеливо сказал Доминик и громко крикнул: — Ёте!

Ответило ему только горное эхо: «Ёте! Ёте! Ёте!» Доминик крикнул еще раз.

Когда эхо смолкло, в ущелье воцарилась зловещая тишина.

Доминик задумался.

— Сорваться с тропы он не мог, здесь не так уж круто, — проговорил он. — Надо вернуться.

Охваченные мрачным предчувствием, они повернули лошадей. Виллему досадовала: ей так не хотелось поворачивать назад, она мечтала как можно скорее миновать это страшное ущелье и злилась на Ёте за эту нелепую задержку.