Götterdämmerung: cтихи и баллады - Всеволод Емелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Электрификация
“Коммунизм — это Советская властьПлюс электрификация всей страны” — учил Владимир Ильич еще.Но тут вдруг встал господин ЧубайсИ пообещал отключить электричество.
Помню, напротив Кремлевских стенС восхищением и надеждой смотрели мы, безусыми пацанами,На выложенный из лампочек этот бессмертный трехчленПод сенью дымящих труб, над Москвы-реки голубыми волнами.
а=б+с, как писали в школе, в тетрадь,Но пошло все иначе, чем предполагали мы.Начали с суммы эту великую формулу разрушать,А теперь дотянулись руки и до слагаемых.
“Что сказать вам о жизни?”Да пошла бы она в пизду!В ней всегда происходит не то, что надо.Первым делом, заместо коммунизма,Обещанного в 1980 году,Нам устроили дефективную Московскую олимпиаду.
В общем, судьба моего поколения не задалась.Остается только пойти да опять нажраться.В 91-м у нас отобрали Советскую власть,А теперь, похоже, настал пиздец и электрификации.
P.S. Я сегодня ходил в “Мосэнергосбыт”.Там сидит бюрократ на бюрократе,Завели кабинеты, каждый мордаст и сыт,А меня, с договором, послали к едреней матери!
Комплекс кастракции-2
По материалам сетевых новостей “Дело А. Иванниковой”
Не сажайте москвичекВы в машины, кавказцы.Они ножиком тычутПрямо в самые яйца.
Короче, джигит,Если дорог свой хер,Не подвози тыМосковских мегер.
Вот стоит, голосуетЗавлекает кавказца,Может с жилистым хуемОн навеки расстаться.
Пусть красив ее образБезо всяких прикрас,Но не жми ты на тормоз,А дави ты на газ.
Если ты остановишьсяИ ее подберешь,За твое, за сокровище,Я не дам медный грош.
По задумчивой улочкеТы ее повезешь.Она тихо из сумочкиДостает хлебный нож.
Проплывает столицаКазино, суши-бар…Тут она изловчитсяИ наносит удар.
Кровь горячая вспенится,Брызнет, словно фонтан.Да, сильна зависть к пенисуКак писал Жак Лакан.
Каково умирать-то,Вымыв кровью салон,Под проклятое радио,Под хрипящий “Шансон”.
Коль хотите вы личнойЖизнью жить половой,Не сажайте москвичекВ тачку, рядом с собой.
Пусть никто их не возитНи в кино, ни на блядки.Пусть стоят и морозятСвоих маток придатки.
Пусть стоят у обочины,Жалко машут рукой.И пусть ножик заточенныйЗря таскают с собой.
Чтоб одно им осталось —Лезть в набитый троллейбус.Пусть завидуют фаллосу,Но не сметь его резать!
Я пишу это в книжку,Стоя на тротуаре,Где катают детишкиПодозрительный шарик.
Памяти несостоявшегося гей-парада
Что же вы, демократы,Геев не защитили?Их к Неизвестного солдатаНе пустили к могиле.
В то время, как жизнь он отдал,Неизвестный солдат,Чтобы в Москве мог свободноПроходить гей-парад.
Гомофобы сказали геям:— Мосдума вам не Рейхстаг.К подножию МавзолеяМы бросим ваш радужный флаг!
Осталась на сердце горечь,Как от дрянного вина.Что ж молчит депутат Бунимович?Он же друг Кузьмина.
Не привлекли вниманья.Не подняли вопросов.Отдали на поруганьеОрдам хоругвеносцев.
А им, чем судиться с ГельманомНад иконной доской,Веселее гоняться за геямиПо субботней Тверской.
В мозги приходит сразуОчень большая охотаПереиначить фразуИз старого анекдота:
Пуще зенницы ока,Брата родного сильнееВ России, где жизнь так жестока,Берегите евреи геев!
На присуждение А.Кушнеру премии “Поэт РАО “ЕЭС России”
Я вообще-то тоже поэтИ частенько впроголодь кушаю.Не затем плачу я за свет,Чтоб давали премии Кушнеру.
2006
Русский шансон
На Тверской, где шумно и красиво,Где стоит Центральный телеграф,Выпив-то всего бутылку пива,Я подвергся нарушенью прав.
Был двумя ментами с автоматомСхвачен и посажен в воронок,И хоть был ни чем не виноватым,Доказать я ничего не смог.
Упирался, как меня тащили,Грыз зубами клетку на окне,Только ни один правозащитникВ этот час не вспомнил обо мне.
Был засунут в клетку, как в зверинец,Я такой же, в общем, как и все —Не чечен, не турок-месхетинец —За меня не вступится ПАСЭ.
Много раз дубинкой был ударен,Под слова угроз и хруст костей,Но так как не крымский я татарин,Не попал я в сводку новостей.
Истрепали по дороге нервы,Поломали плечевую кость,Что-то я не вижу Аллу Гербер —Это ж натуральный Холокост.
Пожалей меня, Елена Боннэр,Пусть совсем не твой я контингент,Но мне тоже очень, очень больно,Когда бьет меня дубинкой мент.
Я избит, ограблен и обдурен,След насилья ниже поясницы,Где же ты, священник Глеб Якунин?Где же вы, врачи, что без границы?
Я банальный русский алкоголик,С каланчи высокой наплевалНа меня, мычащего от боли,Знаменитый фонд “Мемориал”.
Не баптист я, не пятидесятник,Не иеговист, не иудей.Я один из этих непонятныхРусских, всем мешающих людей.
От рожденья перед всеми грешен,Не сектант, не гомосексуал,Никогда “Эмнести Интернэшнл”Обо мне вопрос не поднимал.
Ох, как трудно в обществе российскомБыть не представителем меньшинств!С паспортом с московскою пропиской,Кто ж еще я, если не фашист?
Отняли последнюю заначку,Напоследок выдали пинка.Выйду за ворота и заплачу —Как жизнь большинства ты нелегка.
Римейк лирический
Так долго вместе прожили, что вновь…И ни хуя, по-прежнему любовь.
Деньги как объект
Не от спиртного лишней дозы,Не блеск моделей от кутюр,Глаза мне застилают слезыОт вида денежных купюр.
Людьми и Господом обижен,Раздавлен жизни сапогом,Я их ужасно редко вижу,Но это, братцы, о другом.
Не посещал я ТретьяковкуИли музей мадридский Прадо,Я на пятерки, трехрублевкиСмотрел — и лучше мне не надо.
Когда-то молодой бездельникЯ был стихами поражен:“Уберите Ленина с денег,Он для сердца и для знамен”.
Промчались дни, как бурный Терек,Другая царствует идея,И Ленина убрали с денег,Грозят убрать из мавзолея.
А раньше-то не то Есенин,Не то Маяковский писал: “Село солнце.Двое в комнате — я и Ленин,Своим профилем на красном червонце”.
И надо пропить его, да что-то мешает.Я не в силах встать, разогнуть колени:“Скажите, Ленин, отчего организм ветшает?”“Ревизионизм!”, — отвечает Ленин.
Но вот социализм со сценыСошел под бурные овации,И сразу изменились цены,А вслед за ними и ассигнации.
И в этом вот стихотворенииЯ хочу рассказать всем живущим завтраО новых деньгах не как средстве обмена и накопления,А в ракурсе реди-мейла и артефакта.
Десятка — здесь запечатлелиПлотину Красноярской ГЭСНа радость рыжему злодеюИ его РАО СПС.
Полсотни — виды Петербурга,Ростральные колонны, биржа.Хоть ерундовая купюра,Но и ее все реже вижу.
Вот сто рублей — в полете смеломНад рядом греческих колоннС неэрегированным членомКвадригой правит Аполлон.
Не зря изобразили гадыНа ста рублях тот нестояк,Поскольку был под колоннадойМосковских пидоров сходняк.
Полтыщи — на клочке бумагиВо всей красе изображенИзвестный Соловецкий лагерьОсобого режима (СЛОН).
На тыще — мрачная фигураС мечом, щитом и бородой —Князь Ярослав по кличке МудрыйСтоит над волжскою водой.
Мне тыщу выдали в зарплату,Ее мне хватит ненадолго,Окраскою зеленоватойОна напоминает доллар.
На долларах хоть президентовСосредоточенные лица,Поговорить там есть хоть с кем-то,Да я не знаю по-английски.
А на рублях теперь рисуютКартиночки родного края.Не говорить же со статуей,Она совершенно неживая.
Рубли мучительно терзаютМои расстроенные нервы —Я недоволен их дизайном,Наверно, хуже только евро…
Актуализация притчи