Избранные труды в 6 томах. Том 1. Люди и проблемы итальянского Возрождения - Леонид Михайлович Баткин

и положение сразу меняется. Выясняется, что Конти расценивает политическое учение Данте как выражение «вечных» стремлений человечества к «абсолютной цели» и т. п. Сопоставляя политические принципы Данте с принципами Организации Объединенных Наций, Конти находит, что ООН – лишь скромное повторение дантовского «всемирного государства» и что «не Данте утопист, а мы – утописты», ибо стремимся к социальной гармонии и мировому единству, пренебрегая этическими и политическими предпосылками такого единства. Чтобы непрестанные международные конференции имели успех, должен свершиться переворот в умах: человечество должно вернуться к Цицерону и Данте[924]. Вряд ли советы Конти помогут дипломатам, заседающим в ООН. Но всяком случае они не помогут дантологам. Конти, как нетрудно заметить, далек в оценке идеологии Данте от какого бы то ни было историзма.

Однако «самой трудной остается эстетическая методологическая проблема». Что предлагает Конти для ее решения? Мы не имеем возможности входить здесь в детали. Отметим лишь и нескольких словах: пытаясь преодолеть субъективно-идеалистическую эстетику Кроче, Конти ищет прибежища в объективно-идеалистической эстетике Шеллинга. Платон и Шеллинг – таковы авторитеты, на которых предлагает опереться Конти.

Не удивительно, что ревизия крочеанства, поворот в изучении Данте, декларируемый Конти, оказывается при ближайшем рассмотрении топтанием на месте. Р. Монтано также пишет о «начале обновления в области изучения Данте»[925]. «Обновление» Монтано видит в «лучшем познании и более высокой оценке тех элементов, которые назывались структурными и которых предшествующая критика остерегалась как вещи, чуждой поэзии», т. е. в повышении внимания к идеологии Данте. Но беда в том, что для Монтано «структура» это в первую очередь религия. Не забудем, что Кроче, отбрасывая «структуру», отбрасывал и христианское содержание «Комедии». Некоторым дантологам не по душе резкие высказывания Кроче именно на сей счет. И «обновление» дантологии заключается, например, для Монтано, в доказательстве того, что поэзию Данте нельзя понять вне католицизма. Это критика крочеанства справа. «Религиозное содержание „Комедии“ составляет единое целое с ее поэтической ценностью», – пишет Фаллани, тоже выступающий против Кроче[926]. Какое уж тут «обновление»… Перед нами скорее движение по заколдованному кругу – от крочеанства к неотомизму или традициям «эрудитской» школы, обычно взятым не в лучшем варианте.

Конти связывает свои надежды на «поворот» в дантологии с Луиджи Пьетробоно, «учителем всех нас, изучающих мысль и творчество Данте». Пьетробоно, действительно, едва ли не единственный крупный итальянский дантолог, упорно выступающий против крочеанства[927]. Его наиболее известная работа посвящена «моральной структуре» «Комедии». С поразительной обстоятельностью исследователь выясняет, какие разновидности грехов и наказаний наличествуют в Аду и Чистилище, какие добродетели обретаются в Раю, какова градация грехов и добродетелей, каковы их размещение, соотношение и классификация. Все это сводится во внушительные таблицы. Пьетробоно конструирует железную логическую систему этических взглядов Данте, изгоняя из них все противоречивое, «случайное». В результате схоластика работ Пьетробоно может смело соперничать со схоластикой дантовских трактатов. Пьетробоно видит главную задачу дантолога в расшифровке аллегорий. Но манера Пьетробоно истолковывать Данте заставляет вспомнить о насмешках Кроче над «академической» наукой. Например, Пьетробоно настойчиво доказывает, что дантовскую «жадность» следует понимать не в конкретном смысле слова, а как «первородный» грех вообще. Такое понимание «структуры» не в состоянии, конечно, противостоять крочеанскому пренебрежению к «структуре». Более того, метод Пьетробоно и метод Кроче – это единый, хотя и двуликий, Янус итальянской дантологии. В основе обоих методов – внеисторическое и формальное представление об идеологической стороне творчества Данте.

По саркастическому замечанию де Фео и Саварезе, «современные дантологи часто более склонны спорить о методологии, чем читать Данте». Можно добавить, что бесплодные философские споры дополняются копанием в мелочах. Ведь все или почти все, что можно было сказать по поводу той или иной спорной датировки, той или иной текстологической неясности, по поводу древнейшей генеалогии Данте или по поводу таинственной судьбы его останков – по-видимому, сказано. Дальше идти в смысле фактографии уже трудно. А вот одна за другой появляются работы, посвященные таким темам, как: Данте и ислам, роль в «Комедии» девы Марии, символическое и мистическое значение образа света в «Комедии» и т. п. Одного исследователя интересует образ Магомета в XXVIII песне «Ада», другой выясняет вопрос – воображал ли Данте лестницу на небо как звездную или как настоящую лестницу[928]. Множество статей и даже книг посвящается отдельным песням «Комедии». Только о IV песне «Чистилища», ничем не выдающейся среди прочих, в последнее время написано свыше 10 работ[929]. Иногда эти исследования пополняют необозримый фонд комментариев к Данте какими-то новыми и полезными деталями[930]. Чаще – это стрельба из эрудитских пушек по воробьям.

Подытоживая, следует сказать, что последние десятилетия отмечены явными признаками кризиса западной дантологии. Подлинное научное и целостное изучение наследия Данте не продвинется ни на шаг по пути крочеанской эстетики или клерикализма, идеалистического схематизма или фактографии. Современная дантология задыхается из-за отсутствия свежих идей, которые ей может дать только марксизм.

И еще несколько необходимых замечаний. Несравненное прогрессивное значение Данте в художественной области давно общепризнано. Но некоторые исследователи изображают дело так, что по своим идеологическим позициям Данте был человеком вполне средневековым, а в политике отстаивал дворянско-аристократические интересы. Особенно содействовали распространению подобной трактовки авторитетные и красноречивые высказывания Джозуэ Кардуччи[931]. Эту трактовку поддержали, в частности, Люшер, а недавно Реноде во Франции, Сольми в Италии, Вогели в Германии. У нас ее воспринял В. Фриче, называвший Данте «апологетом дворянского класса», а «Комедию» – «плачем над гибелью аристократической Италии»[932].

Влияние социологических построений Фриче сильно сказалось в известной (у нас, но, к сожалению, не за рубежом) книге Л. К. Дживелегова о Данте[933]. Насыщенная красочным материалом, отмеченная своеобразным беллетристическим талантом и любовным знанием эпохи, эта работа немало способствовала увеличению в Советском Союзе интереса к гениальному итальянскому поэту. Особенно хороша в ней глава о «Комедии» – точно воссоздана культурная атмосфера дантовской Флоренции, тонко уловлен сам дух дантовской поэзии. Книга Дживелегова пользуется большой популярностью у наших читателей. Тем более важно указать на некоторые неверные методологические концепции и выводы Дживелегова, дающие искаженное представление об идеологии Данте. Дживелегов писал: «Богослов, философ, политик – Данте весь в прошлом. Но Данте-художник – дитя новой буржуазной культуры»[934]. С этим противопоставлением никак нельзя согласиться!

Советские ученые вслед за А. В. Луначарским занимались изучением политической мысли Данте. Здесь нужно в первую очередь выделить прекрасные предисловия к «Божественной комедии» К. И. Державина и А. И. Белецкого[935]. Однако специальных научных работ о Данте после книги А. К. Дживелегова у нас, по сути, не было[936].

Творчество Данте Алигьери ждет новых исследований.