Крепость - Лотар-Гюнтер Буххайм

- Который был написан еще в прошлое Рождество, насколько я понимаю все произошедшее...

Старик лишь пожимает плечами. Но затем рывком встает, подавая мне сигнал, что пора сменить место беседы: пора в кабинет.

В кабинете он грузно опускается на стул за письменный стол, немного копается в сложенных бумагах и затем высоко поднимает несколько листков.

- Вот, послушай: 25 июня в сообщении Вермахта говорилось, что противник «Сумел достичь городских окраин Шербура». В сообщении от 27 числа говорится: «Только к вечеру противнику удалось, несмотря на тяжелые потери в кровопролитных уличных боях завладеть большей частью города». И вот от 29 числа: «Гавань разрушена, вход по-прежнему заблокирован». Знаешь, сейчас следует сказать себе честно – и это обязательно нужно сказать – что у нас, если нам приходится сдавать свои позиции, соответствующие сообщения всегда чертовски запаздывают...

Хочу всмотреться в Старика во время его речи, но он так развернул свой стул к окну, что мне виден только его полупрофиль.

Никаких сомнений: Он просто в ярости. И, без обиняков, продолжает:

- Представить себе, что лодка битком набитая боеприпасами посылается в базу, которая уже давно в руках врага – невероятно! Как и то, что Морхофф узнал только непосредственно перед выходом, что он должен был перевезти и доставить. Как еще это можно назвать, если не ци-низм?

Старик так внезапно, одним сильным рывком, поднимается, что я вздрагиваю. Он хватает фуражку, бросает коротко:

- Я иду в наш сад-огород! – И исчезает.

Я же сижу и не знаю, что думать: Либо все те, непосредственно у главкома абсолютно не имеют понятия о сложившемся положении и больше не принимают к сведению даже сообще-ния Вермахта, либо... Не хочу даже думать об этом! Неужели они могли вручить Морхоффу в Анже, давно устаревший приказ в конверте и затем забыть обо всем? И лодка U-730 тащилась с этим бризантным грузом просто из чистой шутки, во всяком случае, без всякого смысла и разу-мения, по набитой кораблями и минами противника местности...

Даже после обеда Старик все еще загружен работой. Стараюсь не мешать. Только по окончании работы решаюсь снова зайти в кабинет.

Старик, не переставая, ведет телефонные разговоры. Так продолжается, до тех пор, пока он не откидывается в своем кресле и не начинает, глубоко вздохнув, говорить.

- Ars militaria! – произносит он так четко, словно отвечает урок. – Сможет ли кто-нибудь ко-гда-либо представить себе однажды, сколько происходит ошибок, и какая царит на войне ха-латность – и сколько жизней гибнет из-за такого раздолбайства! Это гекатомбы трупов! И ни одна падла не гавкнет! Когда хотя бы одного генерала привлекут к ответственности за такие дела!

Старик встает и пристально смотрит из окна во двор. Так проходят долгие минуты. Затем он поворачивается ко мне и с обидой в голосе говорит:

- То, что им удалось вернуться с этими их боеприпасами – чистое чудо – при постоянной воз-душной и морской разведке и сверх этого еще и без шноркеля!

- И только с двухнедельным запасом провизии... Так все же, что это было? Для меня вся эта история звучит так, как будто слишком большого риска и не было: лодка могла наверняка утонуть, и тогда остался бы полный запас торпед и хорошего горючего.

- И так и не так! Они могли иметь, только лишь из-за веса боеприпасов, незначительный оста-точный дифферент. И просто не хотели утонуть как камень. А угри должны были лежать непоколебимо. Так что шиш тебе с присвистом!

- Этот парень плохо выглядит, – говорю спустя некоторое время.

- Так точно-с, – язвит Старик.

Снаружи доносится продолжительное грохотание, от которого дребезжат все стекла. Старик шмыгает носом и бурчит что-то непонятное. Затем произносит:

- Нервы стали ни к черту! – Просто никаких нервов не осталось!

Затем смолкает на некоторое время, и посмотрев мне в глаза, говорит:

- Одно за другим. Их еще надо обучить работе со шноркелем.

Слова прозвучали более чем цинично.

Старик быстро добавляет:

- Learning by doing , – и теперь заметно доволен собой.

После обеда встречаю Морхоффа во дворе флотилии, и замечаю, что он хочет о чем-то поговорить. Я едва успеваю сказать хоть слово, как мы уже спускаемся по лестнице и далее в направлении бассейна. Там повсюду лежат штабеля досок и бревен, так что мы легко находим место и присаживаемся.

Морхофф не был на обеде, и, судя по виду, не отдохнул. Но зампотылу уже покормил его.

Теперь он только пыхтит и затем произносит, словно хочет надиктовать мне в блокнот:

- Вы наверно уже знаете, что мы затем, я имею в виду, после того, как с Шербуром было все ясно, хотели постучать в дверь к англичанам?

Морхофф смотрит при этом не мигая. Не дождавшись от меня никакой реакции, умолкает. Я вижу со стороны, как он тихонько кивает головой. Вспоминает? Внезапно он снова собирается и говорит:

- При проходе Канала были совершенно сумасшедшие условия: Прежде всего, мы не получали никаких радиограмм, и потому не знали, где вообще находились. Своего рода игра в жмурки! Вы же знаете правила этой игры: Водящего с завязанными глазами поворачивают пару-тройку раз, и затем он должен идти искать, с палкой в руке: жмурки...

Я бы попросил его не украшать свой рассказ такими ссылками, а рассказывать дальше в соответствии с записью в журнале боевых действий, но молчу. Однако Морхофф, кажется, на-ходит удовольствие в найденном им сравнении.

- Да. Английские сторожевики обеспечили нам повороты наилучшим образом. Мы просто больше не могли следовать – я имею в виду без наличия обратной радиосвязи, запасным кур-сом... А определение своего местонахождения? Об этом и вовсе нельзя было подумать! Там могло помочь только пеленгование по береговым ориентирам. И мы ведь такое сделали! Мы взяли пеленг на какой-то маяк. Он называется ..., как же он называется, однако? Да ладно, но он не был нашим. Я хочу сказать: Он вовсе был не тот, на который мы полагались. К счастью, я снова все перепроверил – и это показалось мне довольно странным. И тут выяснилось, что пеленгование вовсе не могло быть Ouessant. Это был мыс Kap Lizard – английское побережье вместо французского. Это нас запутало чрезвычайно…

- А как насчет компасного курса? – спрашиваю недоуменно.

- Тот работал как надо! Ошибка была в том, что мы ушли, при постоянном преследовании и переходам на запасные курсы, слишком далеко на север – пожалуй, непосредственно к

английскому берегу... Согласитесь, – Морхофф добавляет словно извиняясь, – что есть смертельное различие, в возможности спокойно и внимательно рассмотреть панораму побережья стоя на мостике с биноклем или осматривая местность только через перископ... Но даже этого мы не могли себе позволить. Мы вовсе не решались больше на это – задрать наш член из-под воды! И вот в таком положении открываешь нечто новое и начинаешь разгадывать загадки!

А я вспоминаю, с каким трудом в свое время на U-96 нам удалось найти входной канал у Vigo. Представить только, мы должны были найти его на перископной глубине!

Отчетливо видно по Морхоффу, насколько он все еще возбужден: Он говорит так, будто хорошо выпил.

- Перед Брестом мы еще чуть не поймали мину... – и тут же исправляет себя: – Но лучше рас-скажу все по порядку: После выправления курса мы нашли, наконец, подходный буй Бреста, быстро всплыли и передали – в нагляк – радиограмму: «Могу ли я войти?»... Пуганая ворона и куста боится. Мы хотели знать, возможно ли пройти в Шербур вопреки всем рискам! Ну, и за-тем как обычно: никакого ответа. Для нас это значило: немедленно лечь на дно, ждать и пить чай... И тут слышим стук поршневого двигателя. Ну, мы опять всплываем, а там прибыло со-провождение – а именно чадящий по-черному минный тральщик. Ну, мы пошли верхом на ди-зелях и получили сигнальный контакт, через сигнальный прожектор: «Все нормально». Мы затем аккуратно передаем сигналами вопрос, можем ли идти им навстречу. Они сигналят в ответ: «Да, пожалуйста!». Я даю команду: «Оба дизеля средний ход!», дизели начали работать с обычным звуком – и уже раздался шум за кормой – но какой! Не дальше чем в 50 метрах за нами поднялась мина. Тут-то мы и обосрались по самое не могу...

Морхофф смолкает. Ему требуется некоторое время, чтобы успокоиться.

- Из-за этих чертовых боеприпасов, конечно, – говорит он, словно извиняясь. – Вы же знаете: полностью забитые боеприпасами, по горло!

Мне, пожалуй, следует что-то сказать, но не произношу ни звука. Меня тоже обуял ужас. Я радуюсь, когда Морхофф продолжает:

- Так четко, в сопровождении, они провели нас по каналу: Представьте, только 30 метров под килем – и целых три эсминца. Они буквально окружили нас. Все шло как по писанному: Один эсминец со стороны бакборта, один по правому борту – они держали нас своими сонарами, а третий прикрывал от нападения, согласно инструкции. Просто чудо...