Крепость - Лотар-Гюнтер Буххайм

Морхофф встряхивает головой. Его веки хлопают так быстро, будто должны отогнать злых духов.

- Имеется только одно объяснение того, что они не поймали нас, – говорит он, придя в себя. – Группа охотников не учла сильное течение. Они чистили и чистили море, словно граблями в поисках нас и при этом были довольно медленны, а мы были полны решимости выжить...

Морхофф наверняка знает, что его проход по Каналу лишь вполовину может объяснить его удачу. А вот то, что он возвратился на лодке без потерь, является и остается чудом. Одно из тех, едва ли правдоподобных чудес, которые относятся к этой войне на море.

- В любом случае, нам невероятно повезло, продолжает Морхофф, будто прочтя мои мысли. Внезапно он подпрыгивает как при тревоге. Но, всего лишь посмотрел на наручные часы.

- Боже мой, через пять минут я должен докладываться шефу!

Полный кавардак! думаю я и еще: Теперь он снова должен будет все это докладывать... Но вероятно на этот раз, сможет более рассудительно это изложить, как того требует Старик.

Утром, с важным видом, в кабинете Старика появляется зампотылу. Он буквально раздулся от важности.

- Мы эффективно разрешили возникшие проблемы, – зампотылу вновь демонстрирует, что он подразумевает свод установленных правил и предписаний по флотилии, и как удачно ему уда-лось их обойти, и сдержанным голосом рапортует: – появившиеся в ходе подготовки

мероприятий по обороне базы.

- Хорошо, молодец! – у Старика улучшается настроение, и когда он видит удивленное

выражение лица зампотылу, смотрящего на кипы бумаг, нагроможденных и на письменном столе и на полу, ровным голосом добавляет:

- Это балласт, от которого мы избавляемся, чтобы стало легче достичь прогресса в делах, дружище, а не то, о чем Вы, вероятно, думаете!

Зампотылу настолько ошеломлен, что у него отвисает челюсть.

- Вам стоит тоже пожертвовать Вашим бумажным хламом! – продолжает Старик: – Нам не хоте-лось бы загружать наших уважаемых противников чтением всей этой чепухи. Им на это жизни не хватит!

Зампотылу только мямлит:

- Слушаюсь, господин капитан! – разворачивается и исчезает, едва заметно покачивая головой.

- Он что, не в курсе происходящего? – размышляет Старик вслух.

- Наш, омытый всеми океанами, зампотылу? – спрашиваю недоуменно. – Он определенно хочет хорошо выглядеть в глазах янки, оберегая всеми силами свои запасы.

- Может, просто не хочет прыгать выше своей головы. Зампотылу – это зампотылу, до послед-него вдоха. Я думаю, он был так воспитан, и с этим живет теперь!

- Suum cuique , как говорим мы, люди тонкой душевной организации...

Внезапно Старик прекращает разбирать бумажные горы и изменившимся голосом говорит:

- Ты пойдешь с Морхоффом. Я разрешу тебе погрузиться на лодку, как только лодка будет

готова.

Идти с Морхоффом? – Это удар ниже пояса...

- Почему так? – спрашиваю, ошарашенный новостью.

- Прежде всего, потому что это последняя готовая к выходу лодка, которая у нас есть.

- Но, у нас никогда не шла речь об этом, – говорю потрясенный и одновременно думаю: только не так бесславно! Удирать как побитая собака.

- Прежде всего, потому что до этой минуты и Морхоффа не было. И никто не мог рассчитывать на то, что он снова сюда придет.

Стою как пришибленный и думаю: Это никуда не годный способ сообщать мне такое! Просто так – походя. Без предварительного обсуждения... И только затем думаю: Идти с Мор-хоффом? С этим совершенно подавленным недомерком? Идти – но вот куда? Что только под-вигло Старика на эту сумасшедшую мысль? Только-что-прибывшая U-730. Выйдет ли эта лодка когда-нибудь снова в море, это еще вопрос. Между тем, те, на острове давно уже знают, что лодка, за которой они охотились, пришла сюда и защелкнута здесь как в ловушке, полностью пронизанной лентами блокады. Пожалуй, отдельные господа уже руки в предвкушении потирают...

- И когда? – спрашиваю сухо, насколько могу.

- Сначала проведут приборку лодки. А это потребует определенного времени, – медленно отве-чает Старик. – Собственно говоря, ее также нужно было бы и на ремонт в доке поставить, но для этого у нас теперь совершенно нет времени.

Старик морщит лоб и погружается в раздумья. Приходится подождать, пока он снова начинает говорить:

- Два дня. В любом случае мы должны рассчитывать на два дня. Мы уже давно думали, каким способом можно вывезти важный материал. Теперь должны организовывать это второпях.

- И куда мы должны идти, если позволите такой вопрос?

- В La Pallice. Уже получен приказ: Морхофф идет в La Pallice.

La Pallice? Почему в La Pallice?

- В этом же нет смысла, – говорю Старику. – Они уверенно прибирают к рукам Атлантические гавани одну за другой. Рано или поздно La Pallice ждет такая же судьба.

- Стратег! – бурчит Старик недовольно. – Не забивай опять себе голову проблемами командования!

Не могу найти чем занять руки и только удивляюсь тому, что говорю твердым голосом:

- Через два дня всякое может произойти. Я имею в виду продвижение Союзников.

- Да ну?! Зачем тебе такие хлопоты? Они должны сначала перевести дух, и, кроме того, обу-строить свои плацдармы.

- Ну и отлично.

- Ты, конечно, получишь новый приказ на следование в Берлин – опять как курьер.

- Из Бреста в Берлин через La Pallice – это что-то новенькое!

- Да задолбал ты меня уже! – веселится Старик и улыбается.

Сделать приборку! – думаю про себя – я должен прибраться, если мне предстоит таким вот образом, наспех, свернуть здесь все мои дела – выкинуть все лишнее. Ну, однако, полно турусы разводить: пора делом заняться. Просмотреть свои тряпки, все рассортировывать, выкинуть лишнее... Omnia mea mecum porto – моя скудная жизнь приносит свои блага, да не забыть свой Contax и те пленки, где мои сердце и душа.

Я обязательно должен взять на борт свой, привычный мне, брезентовый портфель со все-ми пожитками и, может еще чуть больше. Мои рукописи, например. Что же касается моих кар-тин, эскизов и проектов, то их придется списать с довольствия. Громоздкие, во всяком случае, это точно, и все те, что нельзя свернуть в рулон. Так много, как я приготовил для перевозки автобусом, этого, конечно, мне взять не позволят...

Теперь надо позаботиться о, по возможности, правильном способе ухода, размышляю,

осматриваясь и вытягиваю левую руку так, что рукав куртки задирается и освобождает наручные часы, и говорю как можно более равнодушно:

- Пожалуй, время для упаковки вещей.

- Отнесись к этому походу как к простому переезду морем, – ободряет меня Старик, желая успокоить.

В этот момент снова начинают дребезжать и стучать стекла. Следуют серии взрывов, но Старик едва поднимает голову. Только когда снова воцаряется тишина, он направляет на меня взгляд и говорит:

- Там будет, однако, тесно! С вами отправятся еще штук пятьдесят чиновников с верфи – высших чинов серебрянопогонников, самого высокого ранга. Мы должны вывезти этих господ отсюда. В них, по-видимому, будут еще нуждаться для нашей окончательной победы...

- Веселенькая будет поездка! – говорю с тоской в голосе.

- Могу лишь представить! – парирует Старик и при этом странно самодовольно смотрит на

меня. – Морхофф уже смирился.

- То боеприпасы, то серебрянопогонники..., – говорю в унисон, стараясь придать голосу веселые нотки.

- И ты, как курьер, там будешь уместен, – добавляет Старик. – Секретные документы должны быть отсюда также, безусловно, вывезены... Я же сейчас отъезжаю к Рамке. Он должен

подписать твой приказ о выезде.

- Почему сам Рамке?

- Брест – это Крепость, если ты все еще не заметил, а Рамке – комендант этой Крепости... И без него ни одна мышь из Крепости не выскользнет. Звучит в рифму: мышь – кышь!

Спустя секунду остаюсь в кабинете один.

Через закрытые окна доносится сильная стрельба зениток, и тут же в комнату проникает гул самолетов. Слышу отрывистые команды и стук сапог людей, спешащих к Бункеру: истребители-бомбардировщики проносятся на бреющем полете! – Господи-Боже, надеюсь, Старик проскочит! Не хватало еще, чтобы по дороге бомба попала в его автомобиль!

Когда воздушная атака заканчивается, тащусь в свою комнатку и сижу там за закрытыми ставнями, в тепле своего гнезда между всяких вещей, неспособный заниматься их сортировкой и упаковкой, не говоря уже о том, чтобы ясно мыслить. Мысли кружатся как снежинки: Сейчас решается моя участь! Если Старик проскочил невредимым под бомбежкой, то он как раз в это время уже должен быть у Рамке.

Насколько знаю Старика, он станет продавливать свое намерение погрузить меня на под-лодку всеми способами. В таких ситуациях он может действовать как прирожденный дипломат.

Командировочное предписание в Берлин – неплохо! Но как я должен добираться от La Pallice до Берлина, это уже дело случая... Я быстро плюю через левое плечо «Тьфу, тьфу, тьфу!» и стучу по столу согнутым правым указательным пальцем. Так принято и надежно помогает.