Мой-мой - Владимир Яременко-Толстой

– Да пошел ты отсюда, козел! – раздраженно говорю ему я и даже слегка на него нарочито замахиваюсь, однако не для того чтобы бить, а чтобы просто его припугнуть.

– А тебя я урою в первую очередь, – настырно и настойчиво гнусавит Светлый Совдеповский Костюмчик, покачиваясь на нетвердых ногах и тыча мне в грудь своим указательным пальцем.

– Спасибо за приглашение, но лучше мы не будем мешать вам, приятно проводить время с вашими симпатичными друзьями, – вежливо говорю я нашей новой знакомой.

– Это не наши друзья, это просто так, мы познакомились с ними сегодня вечером. Ой, они такие пьяные!

– Все равно, мы пойдем. Я лучше позвоню тебе завтра.

Сквозь ветер и снег мы добираемся до "Спартака" и остаемся там. Там нет концерта, но зато больше людей. Какая-то молодежь играет в бильярд. Кто-то с кем-то ссорится.

– А она, в общем-то, ничего! – замечает Гадаски как только мы входим в здание "Спартака", на улице из-за мороза ему холодно было говорить. – Лет около тридцати, а то и меньше. Но наверняка уже какой-нибудь там вице-консул! Ты ей обязательно позвони – будет приглашать тебя на приемы в консульство или на рыбалку в Финляндию! Финны – наши соседи, с ними надо дружить!

Подумав, я не нахожу ни каких аргументов, чтобы ему возразить, и утвердительно киваю головой.

Глава 13. "МАНЕЖ". ВИЗИТ К ГОРБУНУ. СОБАЧЬЯ ШАПКА.

– Он ждет тебя в час. Не забудь взять с собой картины. Я буду встречать тебя на проходной, – говорит Нана.

– Отлично, – говорю я и кладу трубку.

– Я тоже пойду с тобой, – говорит Гадаски.

– Странно, но Нана про тебя мне почему-то ничего не сказала. Мне показалось, что все выглядело так, будто они хотят, чтобы я пришел без тебя. В прошлый раз Горбун сказал мне, что история с "Манежем" еще не всеми забыта. Значит, ты все еще "persona non grata", а следовательно, мне лучше пойти одному.

– Глупости! – возмущается Гадаски. – Ведь мы вместе работаем над проектом, и у меня просто не будет другого шанса, чтобы с ними встретиться! Не забывай, что я улетаю уже в воскресенье!

– Ладно, мы идем вместе.

Прошлым летом Гадаски себя несколько дискредитировал. Он не поделил деньги с куратором ЦВЗ "Манеж" Василисой Кучкиной. Теперь Кучкина ему мстит и старается всячески нагадить. Сумма была довольно крупная, поэтому, с одной стороны, Кучкину можно понять, с другой же стороны это она сама была во всем виновата. Ведь это она устроила над Гадаски самосуд прямо в "Манеже", в результате которого чуть было не линчевали совершенно ни в чем не повинного меня!!!

А все началось с того, что Василиса Кучкина решила устроить в "Манеже" международный Фестиваль Перформансов и Экспериментальных Искусств. Но такой фестиваль не мог бы быть международным без иностранных участников. Международными же контактами сама Кучкина не располагала. Поэтому она обратилась к Гадаски, который такими контактами располагал.

Условия же участия в фестивале для иностранных участников были прямо таки зверскими и весьма негуманными. Лучше даже сказать, что они были просто неслыханными. "Манеж" художникам не предоставлял ровным счетом ничего, ни проживания, ни проезда, ни технической поддержки, ни даже официальных приглашений для получения виз в Российском посольстве.

Более того, с каждого участника Кучкина желала взимать по сто долларов, якобы за возможность выставиться в самом большом и самом престижном выставочном зале России. За эти сто долларов им, правда, обещали страницу в каталоге фестиваля. Очевидно, иностранцев Кучкина, как и большинство русских, представляла себе в виде больших дойных коров – толстых, тупых и покладистых. Замечу, что всем остальным участникам та же страница в каталоге предоставлялась бесплатно.

Если Кучкина хотела с каждого участника по сто долларов, то Гадаски тоже хотел за свои хлопоты хотя бы по сто. Значит, ему нужно было найти за границей людей, готовых платить по двести. Добавьте к этому еще деньги на билет и на проживание и скажите, какой уважающий себя западный художник на такое пойдет? Скорее, он захочет, чтобы все было наоборот, то есть, чтобы ему заплатили за то, что он выставит свои работы в России!

Будучи великим комбинатором и Остапом Бендером нашего времени, Гадаски решил, что нужно искать маргиналов, которых никто нигде не хочет выставлять даже за деньги, и предлагать им такой шанс в Санкт-Петербурге. Он нашел где-то левацкую художественную газетку анархистского толка и поместил в ней соответствующее объявление.

В результате ему удалось собрать и привезти в Россию около пятидесяти человек. Это были не только англичане, но и всякий другой международный сброд, художники, имена которых не были известны ни кому, кроме них самих.

Один из этих людей, надо отдать ему должное, даже сделал неплохой перформанс. Когда утонул "Курск", он выстроил на мраморном полу "Манежа" большой круг из 127-и пластиковых стаканчиков, по одному стаканчику на каждого члена экипажа подводной лодки, и все их в течение нескольких часов выпил.

Однако из причитавшейся Кучкиной суммы Гадаски отдал ей только часть, поскольку отдать остальное Кучкина сама не дала ему шанса. Ее трагедией стало то, что она имела неосторожность приблизить к себе одноглазого художника-активиста Вадимира Волошенюка. Когда-то давно Волошенюк приехал в Ленинград из Житомира, чтобы учиться. Во время учебы Академии художеств он был комсомольским деятелем, и после окончания легко вступил в Союз художников, получив мастерскую на канале Грибоедова, в которой и поселился. Водлошенюк был человеком, которого можно легко описать одним словом – это был стопроцентный мудак. Каким образом он потерял глаз – не знаю, я его об этом не спрашивал и вряд ли решусь когда-либо спросить.

Питался Волошенюк исключительно вареными свиными головами, которые варил себе сам с картошкой и зеленью. Когда я увидел его в первый раз, зайдя в его мастерскую, чтобы проведать двух финских и одну португальскую художницу, которых он у себя "приютил", он как раз находился в процессе принятия пищи. Он встретил меня с наколотым на вилку вареным свиным глазом в руке, и мне показалось, что это он наколол свой собственный.

Двух финок и португалку он поселил в одну из своих трущобных комнат. Спали они втроем на одной кровати. На стене возле кровати зловещим пятном выделялся кровавый салат из раплющенных комаров. Мастерская выходила окнами на канал, и летящие от гниющей воды комары не давали бедным девушкам спать. Кроме того, в мастерской Волошенюка не было ни ванной, ни душа. Но зато они жили бесплатно.

Василиса Кучкина приблизила к себе одноглазого художника потому, что тот кое-как умел говорить по-английски. Она наивно полагала, что он будет помогать ей в опеке иностранных участников. Однако Волошенюк преследовал свои собственные низменные цели. Он мечтал стать вождем мирового художественного пролетариата.

На беду в организационной части фестиваля произошел небольшой ляпсус – не был вовремя напечатан каталог. Иностранные художники заволновались. Каталог был тем единственным чем-то, что им за их двести долларов обещали. И тут Волошенюк стал мутить воду. Он решил устроить бунт и обвинить во всем Гадаски, словно это Гадаски был виноват в его сексуальных неудачах с финками и португалкой. В голове Волошенюка бродили гормоны и безумие. Он попробовал перетянуть на свою сторону Василису Кучкину, которая вдруг испугалась, что теперь, когда каталог не вышел, Гадаски может не отдать ей оставшиеся деньги.

На пятый день выставки Кучкина позвонила Гадаски утром и попросила прийти в "Манеж" для выяснения отношений. Я пошел с ним. В аванзале нас встретила взбудораженная толпа иностранных маргиналов, предводительствуемая Кучкиной и Волошенюком. Завидев нас, кривоногий и страшный, одетый в грязный рваный тишорт некогда красного цвета, Волошенюк сделал знак, чтобы все успокоились, и вытащил бумажку, на которой была написана заранее приготовленная обличительная речь.

Речь эта была написана на необычайно дурном английском, но она впечатляла и была всем понятна. Когда Волошенюк называл суммы денег, полученные Гадаски, стоявшая рядом с ним Василиса Кучкина театрально закатывала глаза, запрокидывала голову и закрывала лицо руками. Когда он говорил о суммах недоплаченных Гадаски Василисе, она делала то же самое.

"Каталог не вышел по вине Гадаски, бессовестно укравшего деньги!"

– гласил приговор Волошенюка. Сразу после этого к Гадаски подбежала рекрутированная Волошенюком из рядов уличных бомжей-алкоголиков какая-то синяя нога и заявила, что она из налоговой полиции и сейчас его арестует. От неожиданности Гадаски тогда даже немного струхнул. А я стал хохотать.

Вдруг чья-то огромная ручища схватила меня сзади за волосы, вывернув мою голову вверх. Это был разъяренный Волошенюк. Он угрожал мне, обещая нанять "братков", которые сделают со мной все, что он им скажет, и мне было уже не до смеха. Только почему он напал на меня? Очевидно, все как-то само по себе происходило по нашей извечной отечественной схеме, предполагающей, что в каждом большом деле должно быть четыре непременных этапа – шумиха, неразбериха, наказание невиновных и награждение непричастных. "Неужели именно меня накажут за весь этот абсурд?" – с горечью думал я. – "А кого же тогда наградят?"