Белая река, черный асфальт - Иосиф Абрамович Гольман

в праздник яркий

В раздумье теребит подарки.

Его веселый колпачок

Печально съехал на бочок.

Он благодарен господину

За очень мягкую перину.

Он благодарен госпоже

За очень сладкое драже.

А господин хорошим был:

Ни разу карлика не бил.

А карлик неразумным был:

Он госпожу свою любил.

Печальный карлик в праздник яркий

Готовит господам подарки.

Готовит странный порошок,

Который съесть никто б не смог.

Смешав его с своим драже,

Спешит к любимой госпоже…

А филин, что давно уж сед,

Ему печально смотрит вслед.

В веселом праздничном бреду

Анализирует беду.

Коношеева проверила, нет ли опасных таблеток в шкафчике с лекарствами. Поколебавшись, выбросила дорогое снотворное, которое сама же недавно купила: после ночных налетов пережитый страх и возбуждение не давали заснуть.

Светлых, добрых стихотворений, которые так любила Зая, в последнее время не написалось ни одного.

Случилось за это время еще два важных эпизода. Один из них был налет на детский интернет-клуб. Он, правда, только назывался детский: там заходили, кто хотел. Играли в компьютерные игры, шарились по сети. Бывало, там же и пивко попивали, которое администратор втихаря продавал посетителям.

То есть особых мук совести из-за взлома именно детского клуба Зая не испытывала. К тому же, когда они на него напали, грабить его никто не предполагал. Сколько было предыдущих нападений, а ничего дороже шоколадки или куска ситца не уносили. И здесь тоже не собирались.

Замок вскрыли мгновенно, даже сумели отключить сигнализацию. Собственно, на это был весь расчет. Отсюда и идея родилась: как-то утром Циркуль заскочил сюда, срочно нужно было посмотреть один сайт. И заметил, как вошедший с ним сотрудник клуба выключал сигнализацию.

Это выглядело смешно. Потому что включалась и выключалась сигнализация обычным выключателем. Как люстры в доме.

А чтоб какой-нибудь интернет-работник не забыл, под кнопкой висела напоминающая табличка. Прямо так и было написано: «Не забудь снять-поставить».

Короче, в интернет-клубе они, вскрыв замки и войдя в чужое помещение, впервые почувствовали себя в безопасности. Верхний свет не включали, это могло сломать кайф Семену, орудовавшему своим ярким фонариком из планшета.

В итоге страха не почувствовали вообще.

Очень скоро поняли, что грабеж без адреналина – вещь для поэзии совершенно бесполезная.

Семен уселся за столик и понуро смотрел в темноту.

«Черт подери!» – подумала Зая. Похоже, им предстоял второй взлом за ночь. А запасных целей у нее не припасено.

Но делать-то что-то надо было.

– Ладно, уходим, – скомандовала юная атаманша.

Интернетный маньяк Циркуль успел включить один из компов и залезть на какой-то сайт. Услышав окрик, вскочил. Его неуклюжие руки задели монитор. А они же теперь легкие, эти мониторы. Это вам не старинная колба электронно-лучевой трубки. Конечно, прибор был приконтачен к самому компьютеру шнуром. Как оказалось, слишком длинным, чтобы помешать монитору со всего маху грохнуться о каменный пол.

– Ба-бах!! – сказал прибор. – Фр-р-р-фссс! – добавил он через мгновенье.

Почти полную темноту (фонарик Семена не в счет) озарили яркие искры и вспышки.

Зая мысленно начала искать огнетушитель, но, увидев полыхнувшее в глазах поэта счастье – он уставился прямо на всполохи, – приняла принципиально противоположное решение.

Она подошла к соседнему монитору и совершенно осознано грохнула его об пол.

Звук был, а вспышек нет.

– Он выключен, – подсказал оценивший ситуацию Циркуль.

– Так включи! – скомандовала Зая. Впрочем, Лешка уже сам понял, что только так можно избежать неминуемого следующего взлома сегодняшней ночью. А он уже жутко хотел спать.

Циркуль ползал под столиками, втыкая вилки в розетки. А Зая, как вестница компьютерной смерти, ходила за ним и метала в пол мониторы.

Вскоре выяснилось, что если швырнуть на цемент системный блок, то получается не хуже. А звука даже больше.

Поэт как зачарованный следил за вакханалией. Ему не было жалко компьютеров по единственной причине – он о них не думал.

Однако о чем-то он думал все-таки. Потому что вдруг вытащил бумажный блокнот, достал счастливую ручку из «ограбленного» канцелярского магазина и начал что-то судорожно записывать. Время от времени он посматривал на буйство друзей, после чего продолжал строчить дальше.

Циркуль же, повключав в сеть все девайсы, тоже вписался в первый луддистский бунт третьего тысячелетия. Он же выступал и специалистом по технике безопасности. Углядев загоревшийся открытым огнем кабель, затоптал его, невзирая на утраченный эмоционально-художественный эффект.

Если бы упомянутые выше трое были современными художниками, это вполне бы могло сойти за перформанс. Ничем не хуже того чувака, который в художественных целях и под камеру гонялся за козой, угрожая той сексуальным насилием. И уж точно лучше прибивания гвоздем мошонки к мостовой.

К несчастью, это также вполне могло сойти за уничтожение чужого имущества в крупных размерах. Потому что буйные друзья тихого поэта истратили на фейерверк более половины имевшегося оборудования.

Пожар не произошел по счастливому стечению обстоятельств, отчасти из-за цементного пола, отчасти из-за Циркуля, взявшего на себя огнеборческие функции, и отчасти из-за везения.

Хотя в любом случае испорченная техника и мебель могли стоить участникам перформанса гораздо больших сроков, чем прежние «шалости» с шоколадкой и двумя метрами ситца.

Впрочем, в отличие от ревизионистской теории, для участников шабаша важен был не столько процесс, сколько результат.

Он оправдал все ожидания. Запаса эмоций и адреналина Семену хватило на целую неделю. Под впечатлением ночных вспышек поэт написал несколько стихотворений, два из которых особенно понравились Зае. Она даже переписала их в свою крошечную записную книжку.

Первое было в его декадентской депрессивной манере. Манеру девушка не любила, но содержание почему-то здорово ее цепляло. Называлось коротенькое произведение «Станционный пейзаж».

Двенадцать коротеньких строчек наполняли ее сердце печалью и одновременно каким-то тихим восторгом. Типа смерть пугает, но это лишь неотъемлемая часть жизни.

Фиолетовое небо.

Рельсов длинные пути.

Два вагона средь сугробов.

Не подъехать, не пройти.

Два вагона на отшибе.

Никому не нужный хлам.

Темный взгляд разбитых окон.

Пустоте построен храм.

Темный зов разбитых окон —

К фиолетовым богам.

Два вагона средь сугробов.

Поезд мчится по снегам.

Она перечитывала немногочисленные строки, сердилась на поэта за депрессивный взгляд на мир и… перечитывала их снова.

Второе стихотворение вызывало у нее более оформленные чувства. Зая считала, что это произведение написано про нее лично. Может быть, еще про Циркуля, жизнь покажет. Но что про нее, точно.

Автор названия не придумал, Зая назвала его по главному слову текста – «Обстоятельства». Хотя это было не главное слово идеи. Главными словами идеи Зая бы считала «честь» и «смысл». Причем во всех проявлениях этих терминов.

Текст же был таков:

Их сиятельства —

обстоятельства!

Индульгенция

современности.

И, глядишь,

уже не предательство,

А просто-напросто

переоценка ценностей.

Боже, как же им, грешным,

здорово!

Им, хорошим и чистым

до времени.

Ярким, словно фальшивое

золото.

Обязательств, не сдавленных

бременем.

Обязательства —

это в век рыцарей.

Относительны все

обязательства.

И, наподличав,

кинут в лица нам —

«Обстоятельства, друг.

Обстоятельства!»

Да уж, родись Сашенька Коношеева