Белая река, черный асфальт - Иосиф Абрамович Гольман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А знаешь, какое изобретение в медицине считают главным за двадцатый век? – И сам же уточнил вопрос. – Критерий там такой: количество спасенных жизней и увеличение среднего возраста.
– Глюкометр? – почему-то вырвалось у Ольги. Только что о нем думала.
– Почти угадала, – рассмеялся Багров. – Автоматический тонометр.
«Прикольно», – подумала Ольга. Угадать сложно, а услышав ответ, сразу понимаешь, почему он верный.
Чтобы давление не рвало трубы, любая котельная или насосная обставлена манометрами. Человек же часто дохаживает, невзирая на симптомы, прямо до катастрофы.
Автоматический тонометр, став принадлежностью почти каждой семьи, позволяет разорвать этот порочный круг. Впрочем, не всем помогает и это. Есть такие ленивые люди, которым и давление померить в тягость. Хотя это просто настоящая безответственность.
В их адвокатской конторе с волюнтаризмом и безответственностью сражалась Валентина Семеновна, причем решительно и бескомпромиссно. Как медсестра в пионерском лагере: и Гескин, и полноватый Волик Томский чуть не ежедневно проходили у нее эту процедуру. Только Багрова не трогала. Контороуправительница знала, что у Шеметовой и так не забалуешь.
А Олег тем временем вернулся к задевшей его мысли.
– Смотри, похоже, продавщица «неонки» что-то знает, – сказал он.
– Или слышала, – подхватила она.
– Но не скажет, – закончил Багров. Все же они фантастически спелись. Даже думают одинаково. Так оно, собственно, и было.
– А значит, – закончила за любимого Ольга, – в городе есть люди, которые знают больше нашего.
– И их надо найти, – не мог не сказать последнего слова Олег.
Возвращались в гостиницу они намного быстрее, чем уходили от нее. В номере Шеметова сразу потребовала, чтоб тот занялся глюкометром. Олег попытался придумать причины этого не делать.
Пришлось взяться за дело женщине: она-то прекрасно знала, что, будучи смелым и гордым, ее любимый человек реально боится протыкать себе палец. Результат оказался предсказуемым. Сахар находился на нижней границе привычного диапазона.
– Придется тебе съесть пару конфет, – сказала Ольга.
Багров сделал вид, что не обрадовался.
Только собрались на выход, за конфетами, как обнаружили за дверью Далию Аскаровну Гильдееву. Она, как и все союзники московских адвокатов, уже знала про печальные ночные приключения Олега Всеволодовича. И сделала свои выводы.
– Они вас специально травят, – зловеще прошептала Далия. – Я вам тут мяска принесла. – После чего достала из сумки два увесистых полиэтиленовых пакета.
Оказалось, что в одном из них тушеная конина, в другом – сырая. Отказываться было неприлично, все же из добрых чувств. Поэтому Шеметова поблагодарила и взяла оба пакета.
– Не перепутать бы, – пошутила она.
– Как их перепутаешь, – отозвалась Далия. – Вареное гораздо мягче, сырое краснее. – Ей было не до шуток, когда в тюрьму загремел единственный сын, и она все воспринимала на полном серьезе.
Не успели проститься с Гильдеевой, как в номер, постучав, зашли Ишмурзины. У них уже была инсайдерская информация: процесс приостанавливался на две недели, эксперт сможет приехать только в такое время, потому что сейчас он в отпуске. Поскольку экспертиза была ключевой в деле, адвокаты сочли позицию Гареева правильной. А это значит, что с первым же рейсом они вернутся домой.
Что на самом деле весьма кстати: в Москве осталось немало текущих дел, и по ним тоже производятся действия, требующие присутствия адвокатов.
Москвичам тоже было что сказать своим доверителям. Они поделились историей с продавщицей из «неонки».
– Валька Федотова, – сразу определила Вера Ивановна. – Взбалмошная немножко, но врать не станет.
– Вы бы не могли ее разговорить? – попросила Шеметова. – Это очень важно.
– Попробую, – сказала Ишмурзина. – Наши матери дружат. Зайду через маму.
– Спасибо, – поблагодарила адвокат.
– За что? – удивилась та. – Одно дело делаем.
Вторая серьезная просьба собравшихся уезжать москвичей состояла в следующем. Раз в городе теоретически могут быть свидетели невиновности подсудимого, значит надо их найти. Искать предполагалось сразу всеми возможными способами. Задействованы будут городское радио, кабельное телевидение, местные вставки эфирного ТВ – здесь была предусмотрена бегущая строка. И наконец, последнее по списку, но не по важности – объявления. Причем не только в двух местных газетах, но и на столбах, заборах, информационных досках, стенах домов и палаток.
Задача ставилась простая: все горожане (желательно без исключений) должны были иметь возможность увидеть текст, который будет прост и понятен каждому:
«Просим свидетелей аварии, случившейся там-то и во столько-то, сообщить нам в любой форме все, что вы видели. Не дайте осудить невиновного. Не дайте уйти от наказания виноватому». Далее – телефоны и прочие координаты.
Такой широкий бредень, улыбнись им удача, мог принести ценнейшую информацию.
Исполнение взял на себя Радик Алиханович. По деловитому виду старого завгара было понятно, что с задачей он справится в лучшем виде.
Через два часа подброшенные к аэродрому на все той же «буханке» москвичи уже спешили на летное поле к маленькому самолетику. Теперь он почему-то не вызывал у них страха.
А ближе к утру они уже выходили из такси у своих хором.
Матово сверкал смоченный ночным дождем асфальт. Проглядывало из расползшихся туч недавно восставшее солнце. Пахло свежестью и, несмотря на август, – весной.
Как же хорошо дома!
Глава 8
Москва. Бауманская. Последняя гастроль поэта. Брызги и фейерверки
Зая делала, что в ее силах, и даже немного больше.
Не говоря о бытовых хлопотах, она ведала всей, как сказали бы в большой фирме, PR-деятельностью, занималась продвижением Семиного творчества: от организации выступлений до, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, выпуска его первой книжки.
Наконец, она планировала всю криминальную активность их компашки, без которой Великий тихо угасал.
К несчастью, он и с криминальной активностью угасал.
Приятель-психиатр пояснил девушке, что они, видимо, имеют дело с нарастающим депрессивным эпизодом – нормальным, в общем-то, явлением в жизни больших поэтов. И посоветовал обязательно обратиться к специалисту: она все-таки рассказала об имевшей место попытке суицида.
Однако было очевидно, что Великий ни к какому психиатру не пойдет. Да Коношеева и сама этого как огня боялась: узнай доктор о Семиных суицидальных настроениях, стационар станет неизбежен. Представить же себе поэта в психушке, равнодушно-бездумного, заколотого психотропными препаратами, Зая просто не могла. У нее даже ужасная мысль проскочила: уж лучше смерть.
За эту мысль ей стало невероятно стыдно, и она с удвоенной энергией приступила к спасению жизни и таланта своего кумира.
На дело теперь ходили практически каждый день. Мелкие магазинчики, ларьки, палатки. Один раз ворвались в круглосуточную аптеку, где их профессионально поколотил присутствовавший там ночной сторож. Провизор, тоже мужчина, даже из-за прилавка не успел выйти, как все трое, шмыгая разбитыми носами и чувствуя, как заплывают от синяков глаза, уже мчались прочь от коварного места.
Чертов Рэмбо! Мог и словами объяснить!
Уже неделя прошла с того грабежа, а синяки только начали сходить. Из-за них пришлось пропустить встречу с редактором издательства. Самое же обидное, что обилие криминальных эпизодов не привело к улучшению настроения поэта.
Да, вдохновение они ему возвращали. Но какие в итоге получались стихи? Возможно, вполне гениальные. Однако читать их Зае было страшновато – они все попахивали смертью.
Девушка вытащила из кармана листок. Даже не листок, а салфетку. Сема написал это в кафешке, куда они зашли после налета на канцелярский магазин. Писал как раз добычей оттуда – одноразовой ручкой за восемь рублей.
Вот он, текст.
Меня медленно душит
Запах мертвых желаний. Их раздутые туши
Чуть шевелит волнами.
В полуметре от борта —
Как порожние бочки.
Уходя к горизонту,
Превращаются в точки.
Маслянистые волны
Губы мягкие лижут.
Отплываю все дальше.
Подплываю все ближе.
Аромат угасанья
И негромкое пенье —
От пролива Мечтанье
До залива Забвенье.
По сравнению с этим, другое, зацепившее Заю, было помягче. Но встревожило ее больше первого. Сема назвал его «Печальная Сказка». Почему-то слово Сказка написал с большой буквы, и когда она хотела поправить, не разрешил.
Печальный карлик
