Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любимыми напитками нижегородцев являлись освежающий квас и опьяняющие мед, брага, зелено вино. Сквасить воду с мукой или сухарями и солодом умела любая хозяйственная нижегородка, но некоторые обладали еще секретом варить нижегородский квас из ягод можжевельника. Нижегородский можжевеловый квас XVII столетия — непревзойденный освежающий и подкрепляющий напиток, известный всей России. Бурлацкие договора, заключавшиеся в Нижнем Нове-Граде, имели зачастую обязательство нанимателя запасти для путины бочку с можжевеловым квасом.
Крепкий опьяняющий мед издавна был необходимой принадлежностью всякого нижегородского пиршества. За приготовлением домашнего меда наблюдал хозяин, а не хозяйка. Чтобы придать вареному меду опьяняющие свойства, прибавляли дрожжей или хмелю и оставляли неделю бродить. Готовому «ставленнику» можно было придать разный вкус. Приготовляли вешний, стоялый, обарный, красный, белый, с гвоздикой и особо крепкий «княжеский» мед.
С медом успешно конкурировало «зелено вино», в свою очередь делившееся на сорта: простое, пенник, полугар, боярское и двойное. Выкурка и продажа крепкого вина составляла привилегию государства, отдаваемую в XVII веке денежным людям на откуп. Частично разрешалась выгонка вина монастырям по тарханным грамотам и посадским людям для свадеб и семейных праздников.
Государевы винокурни и кабаки в Нижнем Новгороде с его уездом, отдававшиеся на откуп, перечислены в «Писцовой книге». «…Близь Ивановского мосту… по левой стороне, на старом таможенном месте, двор государев кабатцкой, а на нем хором: изба с горницею ниские, да изба на мшанике (т. е. на бревнах, проконопаченных мохом), да погреб с напогребицею…» Второй кабак стоял в переулке на берегу Оки между церквами Троицкой и Рождественской. Третий — «на Верхнем посаде, за Дмитровскими каменными воротами, против кузниц». Четвертый — в районе Ильинских улиц.
Кроме постоянных, существовали еще временные кабаки, открывавшиеся на день-два в переносных палатках при монастырях, соборах, церквах во время престольных праздников и других событий, вызывавших скопление народа.
Кабаки в те три дня в неделю, когда были открыты, наполнялись мелким городским и приезжим людом. Зажиточные горожане обычно осушали чарки зелена вина в домашней обстановке, задушевно беседуя с друзьями-приятелями.
Хождение «в гости» было в те времена единственным способом у пожилых людей скоротать свободное время.
Взаимные посещения происходили не «как бог на душу положит», а по заведенному отцами и дедами порядку. Человек «вежливый», т. е. знающий порядок, обязан был поступать, согласуясь с тем, как «делается у добрых людей». При взаимной «гостьбе» соблюдался известный «чин».
Старшие (по возрасту, сану, положению) вне особых торжественных случаев к младшим в гости не ходили. Являлись обычно равные к равным или низшие к высшим. Хозяин должен был уметь встретить каждого гостя по достоинству: человека сановитого — у крыльца, менее значительного — в сенях, а более низшего — в комнате.
В застольном разговоре принято было взаимно величать друг друга «государем», «благодетелем», «кормильцем», причем сполна выговаривать имя и отчество собеседника, а себя называть уменьшительным именем, прибавляя такие выражения: «прости моему окаянству», «дозволь моей худости», «кланяюсь земно тебе, государю моему» и прочие.
«Хороший» хозяин, желающий на славу угостить приятеля, вливал ему в рот вино чуть ли не силой. Напрасно гость, отнекиваясь, истово приговаривал: «Вижу, что много у тебя пива крепкого, меду сладкого, вина доброго, да ведь всего не выпьешь…» А хозяин свое твердит: «У себя живи как хочешь, а в гостях как велят!» Только тогда угощение считалось законченным, когда у хозяина и гостя уже не хватало сил подносить чарки ко рту.
Хмельные забавы нижегородцев в кабаках и дома мало беспокоили государственную власть, видевшую в водочном доходе средство для пополнения казны.
Зато во многих других случаях нравственность и поведение подданных подвергались весьма строгой и мелочной правительственной опеке.
Церковь была столпом и опорой власти, средством ее воздействия на психологию, чувства и мысли населения.
В 1636 году девять нижегородских попов, настоятелей приходов, писали патриарху Иоасафу I о творящихся, по их мнению, «беспорядках» в местной жизни: «…в храмах наших нижегородских, государь святейший архипастырь, зело поскору пение происходит и не по правилам святых отец… говорят голосов в пять, и шесть, и более (сразу) со всяким небрежением, поскору… Православные христиане, иже суть мирские люди, стоят в храмах божиих с бесстрашием и со всяким небрежением и во время святого пения беседы творят неподобные со смехотворением… Да пономари, государь, по церквам молодые без жен, да такоже многие по многим церквам поповы дети во время святые службы в олтарях бесчинствуют…» Одновременно попы жаловались на малое посещение паствой праздничных богослужений.
Спустя некоторое время нижегородский воевода князь Петр Долгоруков получил царский указ: «Ведомо нам учинилось, что в Нижнем Новгороде и в других городах и уездах мирских всяких чинов люди, и жены их, и дети их в воскресенье и господские дни к церквам божиим не ходят… И как к тебе ся наша грамота придет, велел бы ее не поединожды вслух по церквам и торжкам прочести и приказать, чтоб в городе, и в слободах, и в Нижегородском уезде всяких чинов люди, и жены их, и дети в воскресные дни и господские праздники к церквам божиим к пенью приходили и в церкви божией стояли смирно, меж себя никаких речей не говорили и слушали б церковное пение со страхом божием и со всяким благочестием внимательно…».
Указ «о благочинии в церквах» оказался началом правительственной заботы о «нравственности» нижегородцев. Следующее царское распоряжение касалось «неблагозвучных слов», частенько раздававшихся в торговых рядах Нижнего посада.
Указ царя Алексея Михайловича осуждал «неблагозвучные» выражения и предписывал местным воеводам следить, чтобы на городских сходбищах не допускалась громкая ругань.
Во исполнение указа переодетые стрельцы с батогами бродили на площадях среди толп народа и, заметив людей, употреблявших «срамные слова», обрушивали батоги на спину провинившегося. Это средство, однако, не искоренило брани, так как сами стрельцы в пылу служебного усердия не могли удержаться от произнесения «недозволенных» слов. После стрелецких расправ на площадях и пошло выражение «площадные слова».
Немалый переполох в нижегородских посадских кругах вызвал царский указ, полученный в конце 1646 года: «…от царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии в Нижний Новгород стольнику
