Лошади в океане - Борис Слуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кричали и нравоучали…»
Кричали и нравоучали.Какие лозунги звучали!Как сотрясали небесаНеслыханные словеса!
А надо было — тише, тише,А надо было — смехом, смехом.И — сэкономились бы тыщиИ — все бы кончилось успехом.
О борьбе с шумом
Надо привыкнуть к музыке за стеной,к музыке под ногами,к музыке над головами.Это хочешь не хочешь, но пребудет со мной,с нами, с вами.
Запах двадцатого века — звук.Каждый миг старается, если не вскрикнуть — скрипнуть.Остается одно из двух —привыкнуть или погибнуть.
И привыкает, кто может,и погибает, ктоне может, не хочет, не терпит, не выносит,кто каждый звук надкусит, поматросит и бросит.Он и погибнет зато.
Привыкли же, притерпелись к скрипу земной оси!Звездное передвижение нас по ночам не будит!А тишины не проси.Ее не будет.
«Поэты малого народа…»
Кайсыну Кулиеву
Поэты малого народа,который как-то погрузилив теплушки, в ящики простыеи увозили из России,с Кавказа, из его природыв степя, в леса, в полупустыни, —вернулись в горные аулы,в просторы снежно-ледяные,неся с собой свои баулы,свои коробья лубяные.
Выпровождали их с Кавказас конвоем, чтоб не убежали.Зато по новому приказу —сказали речи, руки жали.Поэты малого народа —и так бывает на Руси —дождались все же оборотаистории вокруг оси.
В ста эшелонах уместили,а все-таки — народ! И этодоказано блистаньем стиля,духовной силою поэта.А все-таки народ! И нету,когда его с земли стирают,людского рода и планеты:полбытия они теряют.
Институт
В том институте, словно карасив пруду, плескались и кормов просиливеселые историки Русии хмурые историки России.
В один буфет хлебать один компоти грызть одни и те же бутербродыходили годы взводы или ротыисториков, определявших: тотпуть выбрало дворянство и крестьянство?и как же Сталин? прав или не прав?и сколько неприятностей и правдало Руси введенье христианства?
Конечно, если водку не хлебатьхоть раз бы в день, ну, скажем, в ужин,они б усердней стали разгребатьнавозны кучи в поисках жемчужин.
Лежали втуне мнения и знания:как правильно глаголем Маркс и я,благопристойность бытиявела к неинтересности сознания.
Тяжелые, словно вериги, книги,которые писалися про сдвигии про скачки всех государств земли, —в макулатуру без разрезки шли.
Тот институт, где полуправды дух,веселый, тонкий, как одеколонный,витал над перистилем и колонной, —тот институт усердно врал за двух.
«Разговор был начат и кончен Сталиным…»
Разговор был начат и кончен Сталиным,нависавшим, как небо, со всех сторони, как небо, мелкой звездой заставленными пролетом ангелов и ворон.
Потирая задницы и затылкипод нависшим черным Сталиным, мыиз него приводили цитаты и ссылки,упасясь от ссылки его и тюрьмы.
И надолго: Хрущевых еще на десять —то небо будет дождить дождем,и под ним мы будем мерить и весить,и угрюмо думать, чего мы ждем.
Проба
Еще играли старый гимнНапротив места лобного,Но шла работа над другимЗаместо гимна ложного.И я поехал на вокзал,Чтоб около полуночиПослушать, как транзитный зал,Как старики и юноши —Всех наций, возрастов, полов,Рабочие и служащие,Недавно не подняв головОдин доклад прослушавшие, —Воспримут устаревший гимн;Ведь им уже объявлено,Что он заменится другим,Где многое исправлено.Табачный дым над залом плыл,Клубился дым махорочный.Матрос у стойки водку пил,Занюхивая корочкой.И баба сразу два соскаДвум близнецам тянула.Не убирая рук с мешка,Старик дремал понуро.И семечки на сапогиЛениво парни лускали.И был исполнен старый гимн,А пассажиры слушали.Да только что в глазах прочтешь?Глаза-то были сонными,И разговор все был про то ж,Беседы шли сезонные:Про то, что март хороший был,И что апрель студеный,Табачный дым над залом плыл —Обыденный, буденный.Матрос еще стаканчик взял —Ничуть не поперхнулся.А тот старик, что хмуро спал,От гимна не проснулся.А баба, спрятав два соскаИ не сходя со стула,Двоих младенцев в два платкаТолково завернула.А мат, который прозвучал,Неясно что обозначал.
«Это — мелочи. Так сказать, блохи…»
Это — мелочи. Так сказать, блохи.Изведем. Уничтожим дотла.Но дела удивительно плохи.Поразительно плохи дела.
Мы — поправим, наладим, отладим,будем пыль из старья колотитьи проценты, быть может, заплатим.Долг не сможем ни в жисть заплатить.
Улучшается все, поправляется,с ежедневным заданьем справляется,но задача, когда-то поставленная, —нерешенная, как была,и стоит она — старая, старенькая,и по-прежнему плохи дела.
«Лакирую действительность…»
Лакирую действительность —Исправляю стихи.Перечесть — удивительно —И смирны и тихи.И не только покорныВсем законам страны —Соответствуют норме!Расписанью верны!
Чтобы с черного ходаИх пустили в печать,Мне за правдой охотуПоручили начать.
Чтоб дорога прямаяПривела их к рублю,Я им руки ломаю,Я им ноги рублю,Выдаю с головою,Лакирую и лгу…
Все же кое-что скрою,Кое-что сберегу.Самых сильных и бравыхНикому не отдам.Я еще без поправокЭту книгу издам!
«Умирают мои старики…»
Умирают мои старики —Мои боги, мои педагоги,Пролагатели торной дороги,Где шаги мои были легки.
Вы, прикрывшие грудью наш возрастОт ошибок, угроз и прикрас,Неужели дешевая хворостьОдолела, осилила вас?
Умирают мои старики,Завещают мне жить очень долго,Но не дольше, чем нужно по долгу,По закону строфы и строки.
Угасают большие огниИ гореть за себя поручают.Орденов не дождались они —Сразу памятники получают.
«Иностранные корреспонденты…»
Иностранные корреспондентывыдавали тогда патентына сомнительную, на громчайшую,на легчайшую — веса пера —славу. Питую полною чашею.Вот какая была пора.
О зарницы, из заграницыозарявшие вас от задницыи до темени. О зарницыв эти годы полной занятости.
О овации, как авиация,громыхающие над Лужниками.О гремучие репутации,те, что каждый день возникали.
О пороках я умолкаю,а заслуга ваша такая:вы мобилизовали в поэзию,в стихолюбы в те годавозраста, а также профессии,не читавшие нас никогда.Вы зачислили в новобранцыне успевших разобраться,но почувствовавших новизну,всех! Весь город! Всю страну!
«Меня не обгонят — я не гонюсь…»
