Лошади в океане - Борис Слуцкий

«Будущее, будь каким ни будешь…»

Будущее, будь каким ни будешь!Будь каким ни будешь, только будь.Вдруг запамятуешь нас, забудешь.Не оставь, не брось, не позабудь.

Мы такое видели. Такоепережили в поле и степи!Даже и без воли и покоябудь каким ни будешь! Наступи!

Приходи в пожарах и ознобах,в гладе, в зное, в холоде любом,только б не открылся конкурс кнопок,матч разрывов, состязанье бомб.

Дай работу нашей слабосилке,жизнь продли. И — нашу. И — врагам.Если умирать, так пусть носилкиунесут. Не просто ураган.

Совесть

Начинается повесть про совесть.Это очень старый рассказ.Временами едва высовываясь,совесть глухо упрятана в нас.Погруженная в наши глубины,контролирует все бытие.Что-то вроде гемоглобина.Трудно с ней, нельзя без нее.Заглушаем ее алкоголем,тешем, пилим, рубим и колем,но она на распил, на распыл,на разлом, на разрыв испытана,брита, стрижена, бита, пытана,все равно не утратила пыл.

«Виноватые без вины…»

Виноватые без винывиноваты за это особо.Потому-то они должнывиноватыми быть до гроба.— Ну субъект, персона, особа!Виноват ведь. А без вины…Вот за кем присматривать в оба,глаз с кого не спускать должны!Потому что бушует злобав виноватом без вины.

Натягивать не станем удила

Натягивать не станем удила,поводья перенапрягать не станем,а будем делать добрые деладо той поры, покуда не устанем.

А что такое добрые дела,известно даже малому ребенку.Всех, даже основных адептов зла,не будем стричь под общую гребенку.

Ну что мы, в самом деле, все орем?Где наша терпеливость, милость, жалость?В понятие «проступок» уберем,что преступлением обозначалось.

По году с наказания скостим,и сложность апелляций упростим,и сахару хоть по куску прибавим —и то в веках себя прославим.

Боязнь страха

До износу — как сам я рубахи,до износу — как сам я штаны,износили меня мои страхи,те, что смолоду были страшны.

Но чего бы я ни боялся,как бы я ни боялся всего,я гораздо больше боялся,чтобы не узнали того.

Нет, не впал я в эту ошибкуи повел я себя умней,и завел я себе улыбку,словно сложенную из камней.

Я завел себе ровный голоси усвоил спокойный взор,и от этого ни на волося не отступил до сих пор.

Как бы до смерти мне не сорваться,до конца бы себя соблюстьи не выдать,   как я бояться,до чего же   бояться     боюсь!

«В эпоху такого размаха…»

В эпоху такого размахастолкновений добра и зланесгораема только бумага.Все другое сгорит дотла.

Только ямбы выдержат бомбы,их пробойность и величину,и стихи не пойдут в катакомбы,потому что им ни к чему.

Рифмы — самые лучшие скрепыи большую цепкость таят.Где развалятся небоскребы,там баллады про них устоят.

Пусть же стих подставляет голову,потому что он мал, да удал,под почти неминучий ударвека темного,   века веселого.

Судьба

Судьба — как женщина-судья,со строгостью необходимой.А перед ней — виновный я,допрошенный и подсудимый.

Ее зарплата в месяц — сто,за все, что было, все, что будет,а также за меня — за то,что судит и всегда осудит.

Усталая от всех забот —домашних, личных и служебных,она, как маленький заводи как неопытный волшебник,

Она чарует и сверлит,она колдует и слесарит,то стареньким орлом орлит,то шумным ханом — государит.

А мне-то что? А я стою.Мне жалко, что она плохая,но бедную судьбу моюне осуждаю и не хаю.

Я сам подкладываю толдля собственного разрушеньяи, перегнувшись через стол,подсказываю ей решенья.

Отечество и отчество

— По отчеству, — учил Смирнов Василий, —их распознать возможно без усилий!

— Фамилии сплошные псевдонимы,а имена — ни охнуть, ни вздохнуть,и только в отчествах одних хранимыих подоплека, подлинность и суть.

Действительно: со Слуцкими князьямиделю фамилию, а Годунов —мой тезка, и, ходите ходуном,Бориса Слуцкого не уличить в изъяне.

Но отчество — Абрамович. Абрам —отец, Абрам Наумович, бедняга.Но он — отец, и отчество, однако,я, как отечество, не выдам, не отдам.

Березка в Освенциме

Ю. Болдыреву

Березка над кирпичною стеной,Случись,   когда придется,     надо мной!Случись на том последнем перекрестке.Свидетелями смерти не возьмуПлатан и дуб.И лавр мне ни к чему.С меня достаточно березки.

И если будет осень,   пусть листокСпланирует на лоб горячий.А если будет солнце,   пусть востокБлеснет моей последнею удачей.

Все нации, которые — сюда,Все русские, поляки и евреиБерезкой восхищаются скорее,Чем символами быта и труда.За высоту,За белую коруТебя   последней спутницей беру.Не примирюсь со спутницей   иною!Березка у освенцимской стены!Ты столько раз   в мои     врастала сны.Случись,   когда придется,     надо мною.

«Теперь Освенцим часто снится мне…»

Теперь Освенцим часто снится мне:дорога между станцией и лагерем.Иду, бреду с толпою бедным Лазарем,а чемодан колотит по спине.

Наверно, что-то я подозревали взял удобный, легкий чемоданчик.Я шел с толпою налегке, как дачник.Шел и окрестности обозревал.

А люди чемоданы и узлынесли с собой,   и кофры, и баулы,высокие, как горные аулы.Им были те баулы тяжелы.

Дорога через сон куда длинней,чем наяву, и тягостней и длительней.Как будто не идешь — плывешь по ней,и каждый взмах все тише и медлительней.

Иду как все: спеша и не спеша,и не стучит застынувшее сердце.Давным-давно замерзшая душана том шоссе не сможет отогреться.

Нехитрая промышленность дымитнавстречу нам   поганым сладким дымоми медленным полетом   лебединымостатки душ поганый дым томит.

Неудача чтицы

Снова надо пробовать и тщиться,делать ежедневные дела,чтобы начинающая чтицагде-нибудь на конкурсе прочла.

Требовательны эти начинающие,ниже гениальности не знающиемерки.Меньше Блока — не берут.Прочее для них — напрасный труд.

Снова предаюсь труду напрасному,отдаюсь разумному на суд,отдаюсь на посмеянье праздному:славы строки мне не принесут.

Тем не менее хоть мы не гении,но у нас железное терпение.Сказано же кем-то: Блок-то Блок,тем не менее сам будь не плох.

Плоше Блока. Много плоше,я тружусь в круженьи городском,чтобы чтица выкрикнула в ложистроки моизвонким голоском.

Чтице что? Сорвет аплодисменты.Не сорвет — не станет дорожить.Чтице долго жить еще до смерти.Мне уже недолго жить.

Вот она торжественно уходитв платьице, блистающем фольгой,думая, что этот не проходит,а подходит кто-нибудь другой.

Вроде что мне равнодушье зала?Мир меня рассудит, а не зал.Что мне, что бы чтица ни сказала?Я еще не все сказал.

Но она ресницы поднимает.Но она плечами пожимает.

«Дар — это дар…»