Романески - Ален Роб-Грийе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слышится слегка изменившийся голос А. Именно эту женщину мы видим на экране; она говорит, но, поскольку видна лишь ее спина, нас не покидает некоторое сомнение: не принадлежит ли этот голос той А, что была в салоне? Вялый голос женщины, сдающей свои позиции.
А: Чего вы от меня хотите? Вы отлично знаете, что это невозможно…
Крупным планом лицо А, точно такое же, как на предыдущем плане. Однако сейчас женщина пребывает в декорациях воображаемого гостиничного номера, а не в обстановке салона.
Время этого плана немного больше. Вновь звучит голос X, но это не тот радостный голос, какой мы слышали во время сцены в салоне.
Голос X: Однажды вечером я поднялся к вам в номер..
Новый план А в воображаемом номере; в отличие от плана предыдущего камера находится немного дальше и воспроизводит угол зрения, под которым была снята последняя сцена в комнате. Декорации те же, за исключением некоторых деталей: постель убрана, табуретки и обувь исчезли, неразбитый бокал находится на столике у изголовья.
А одна. Стоя посреди комнаты, женщина осматривается; она в некоторой растерянности. Со сменой плана за кадром голос X продолжает фразу.
Голос X: Вы были одна…
Однако голос умолкает, и после длительной паузы начинает говорить А (говорит персонаж на экране) испуганным, почти умоляющим тоном измученного человека.
А: Оставьте меня…. Прошу вас…
Возвращается план салона, покинутого ранее: X и А стоят в прежних позах: мужчина (анфас) улыбается, женщина (в три четверти оборота) смотрит на него и заканчивает фразу из предыдущего кадра, но уже тоном более решительным:
А: Оставьте меня.
Полуулыбка X превратилась в улыбку настоящую и до крайности приветливую. Он произносит тоном легкой светской беседы.
X: Стояло чуть ли не лето… Да, вы правы. Лед… нет, это совершенно невозможно.
Помолчав, он добавляет: Пожалуй, пора идти на концерт. Не позволите ли сопроводить вас?
А, не ответив ни на одну из его фраз, после предложения сопровождать ее слегка кивает — неопределенно, даже двусмысленно, но тем не менее они идут вроде бы вместе — X несколько позади женщины. Оба молчат.
Камера следует за ними. В глубине сада то тут, то там виднеются люди. Переступив порог, женщина и мужчина оказываются перед покуривающим в одиночестве М. А остановилась. X, пройдя несколько шагов, тоже останавливается, сохраняя почтительное расстояние.
А и М в присутствии постороннего вначале молчат. М смотрит на А; А — куда-то мимо него. М говорит:
М: Вы идете на концерт…
Это скорее не вопрос, а утверждение. Кивнув в ответ, А произносит, глядя на М:
А: Я зайду к вам перед обедом.
С этими словами она продолжает свой путь. X поступает так же; совершенно естественно, как будто это само собой разумеется, они идут рядом.
И вот они уже в конце галереи (иначе их проход занял бы слишком много времени). Работа камеры должна быть идентичной первоначальному долгому травелингу, за исключением того, что зритель видит идущих X и А, но больше никого из постояльцев отеля; кое-где застыли фигуры слуг. Это перемещение аппаратуры заканчивается точно таким же, какое в начале фильма завершилось чередой сложных проходов. Что до освещения, то теперь оно распределено удачнее: для места подобного рода оно нормально.
Раздается звонок, продолжительный, совсем близкий, похожий на тот, каким возвещают начало театрального представления.
Через несколько секунд к звонку примешивается голос X за кадром, повторяющего текст из начала фильма: навеки в прошлое из мрамора, подобное этим статуям, этому высеченному в скале саду, этому отелю с его залами, отныне и навеки пустыми, с его неподвижными персонажами.
Но этих слов на фоне звонка почти не слышно. Впрочем, голос вскоре умолкнет, а звонок будет все так же дребезжать.
Звонок умолкнет в тот самый момент, когда X и А войдут в концертный зал, где вдруг воцарится тишина, которая продолжится до начала музыки, исполняемой оркестром.
На этот раз зал ярко освещен (во всяком случае, вполне хорошо) и в нем значительно меньше людей. Беспорядочно, как и в первый раз, расставлены кресла и стулья; по большей части они никем не заняты. X и А садятся, но не бок о бок, а поодаль друг от друга. Сначала села А, X располагается через одно кресло от нее.
Как только они усаживаются, в зале гаснет свет, а камера ориентируется на сцену, более или менее различимую; музыканты занимают свои места и, замерев, приготовились начинать; зрители в ожидании смотрят на сцену. Вероятно, ее освещение стоит сделать поярче, когда погаснет свет в зале.
Оркестр должен быть небольшим: рояль, флейта, набор литавр, цимбалы и контрабас, — или совсем иной вариант, равно декоративный и мало похожий на классический. Дирижер поднимает палочку; X устремляет взгляд на А; она смотрит на оркестр; оркестр начинает играть.
Исполняемый отрывок уже был использован в качестве сопровождения к сценам в начале фильма: сериальная музыка, составленная из разделенных паузами нот, а также из аккордов, не связанных один с другим. Музыка резкая, нервная; не интересующемуся современной музыкой кинозрителю она должна казаться и раздражающей, и как бы не уверенной в себе.
Состав оркестра, можно сказать, большого значения не имеет, лишь бы в него были собраны классические, музыкальные инструменты, обращающие на себя внимание: концертный рояль с поднятой крышкой, арфа, литавры, контрабас, раздвижной тромбон и т. п.
Двигаясь вперед, камера убирает из поля зрения X и А. Она ненадолго задерживается на оркестре, не подчеркивая его живописности; план меняется под громкий звон литавр. Исполняемый музыкальный фрагмент перейдет в следующий план.
Сад; все те же картины, что при первом появлении в фильме; двигаясь наискосок, камера показывает череду аллей, лужаек, водоемов, балюстрад, статуй, подстриженных кустов и т. д.
Но весь ансамбль уже не безлюден: всюду видны замершие, словно статуи, люди (прямая стойка, руки по бокам, но никаких эксцентрических поз): одиночки и пары. Хорошо, если бы солнце светило ярко: тогда тени были бы густыми (если не выдастся солнечная погода, может, тени людей воспроизвести искусственно?).
Ни на чем не задерживаясь, камера продолжает поступательное движение, в какой-то момент показав нам, почти на первом плане, X и А, которых до того скрывала статуя,
