Незнакомец - Кэйитиро Хирано

— Да? Ну, наверное, больше ничего и не сделаешь.

— Из личного интереса я продолжаю выяснять, где сейчас находится Дайскэ Танигути и кем был Икс.

— Понимаю, это и правда цепляет. Интересно, какую музыку они слушали? Сложно подделать музыкальный вкус.

— Хм… Про Икса не знаю. Мне известно лишь, что он любил рисовать. А Дайскэ Танигути любил Михаэля Шенкера. По словам его бывшей девушки, он для него был «богом».

— Тогда он точно славный малый, — со смехом произнес Накакита.

— Можешь сказать точно?

— В то время среди тех, кто жил в провинции и со слезами слушал гитару Шенкера, не могло быть плохих людей. Я-то точно знаю.

— Ты тоже слушал такую музыку? Кто бы подумал.

— Это же были 1980-е… Кстати, многие из тех групп все еще выступают, даже в Японию на гастроли приезжают. Гитарист из нашей группы тоже недавно сходил на концерт, говорит, ностальгия. А публика — дедки и бабки одни. Может, этого твоего Танигути стоит на концертах поискать.

— Точно… мне это даже в голову не приходило.

— Музыкальный вкус, конечно, меняется, но хорошие воспоминания ведь остаются. Можно попробовать поискать на фан-сайтах, вдруг где-то он и найдется.

Кидо скрестил руки на груди, размышляя над сказанным. Накакита доел карри и попросил у официанта долить ему воды в стакан.

— А что там с другим делом? О смерти от переутомления.

— Первое слушание в октябре, пока записываю показания свидетелей, занимаюсь подготовкой…

Последнее время у Кидо было в среднем пятьдесят дел в работе, но среди них особенно изматывающим стало дело о самоубийстве двадцатисемилетнего сотрудника ресторана, который покончил с собой после того, как его заставили работать много часов подряд, нарушив при этом трудовое законодательство. Семья покойного подала в суд на компанию и руководство.

— Судя по всему, ты устал…

— Ну, как ни говори, я могу заниматься такими делами, потому что это не касается меня лично. Я все еще иногда должен себе об этом напоминать.

— Да, это суть нашей работы. А что летом, так никуда и не съездил?

Кидо покачал головой. Он не собирался больше ничего об этом говорить, но ни с того ни с сего вдруг сказал:

— У нас дома не все ладно.

Кидо почти никогда не обсуждал свою личную жизнь, поэтому неожиданное признание удивило Накакиту.

Если посмотреть со стороны, то отсутствие общения между Кидо и Каори, незаметно ставшее их повседневностью, выглядело не более чем типичным «охлаждением» между супругами. Это напоминало воду в стакане, прозрачную и неподвижную, и нужно было, чтобы кто-то из них просто резко выпил и положил этому конец. Но шло время, теперь вода простояла слишком долго и больше не была пригодна для питья.

Теперь в воду упал кусок льда. Это был не яд, от него не должно быть вреда, обычный лед, он быстро растаял и исчез, однако это молчание стало чуть холоднее, чем прежде. При падении по поверхности пошли круги и разлетелись брызги, а воспоминания об этом остались навсегда.

Каори с подозрением отнеслась к командировке Кидо в Миядзаки.

Кидо должен был сохранять информацию клиентов в тайне и дома почти не говорил о работе. Жена тоже совершенно не интересовалась его делами, поэтому, если кому-то из них нужно было уехать с ночевкой, достаточно было сказать, что этого требуют «рабочие дела».

Однако без каких-либо оснований именно в этой поездке Каори что-то показалось подозрительным.

Сначала Кидо лишь посмеялся над такой чрезмерной подозрительностью жены и просто отмахнулся, но потом стал беспокоиться: а вдруг виной стресс жены, причина которого в чем-то другом? Он попытался поговорить с ней, но она только покачала головой, однако теперь вместо того, чтобы адресовать свое молчание мужу, она необычно строго стала выговаривать сыну. Сначала Кидо терпел, но потом и сам не смог больше сдерживаться.

У него не было достаточно энергии, чтобы дать гневу взорваться, но из-за бессилия он не смог остановиться вовремя и не завести с ней неприятный разговор. Ему пришлось осознать, что уже и он сам не такой, как прежде, когда речь заходит о конфликте с женой.

Было сложно предположить, что Каори подозревает его в связи с Риэ. Даже если она по какой-то причине посмотрела в его телефон, в их переписке не было ничего, что могло бы вызвать у нее подозрения. Беспокойство по поводу его командировки в Миядзаки могло означать лишь ее предчувствия и не более того. Сколько он ни думал об этом, ему все это казалось глупостью.

— Я бы получил дисциплинарное взыскание, если бы связался с клиенткой, — сказал Кидо, пытаясь сохранять ироничный тон и не выглядеть при этом слишком строго. Он хотел ей добавить, что она без уважения относится к его работе, но передумал.

Сейчас у него в голове промелькнули воспоминания об их беседах с женой, но он не стал рассказывать подробности Накаките. Однако Накакита терпеливо ждал продолжения, поэтому Кидо пришлось продолжить, подойдя к теме с другой стороны.

— Мне кажется, моя жена ни разу в жизни не использовала хоть сколько-нибудь серьезно слово «мышление». Но я чувствую, что наши разногласия в своей сути исходят именно из-за разницы в мышлении.

Накакита нахмурился и спросил:

— Мышление? Вроде политических взглядов?

— Да нет… Ну, может, в конечном счете что-то вроде, но что-то более фундаментальное. Она, например, даже на июльские выборы депутатов в верхнюю палату не ходила. Я вообще не могу ее убедить проголосовать.

— Понятно.

— Я ведь этнический кореец, я понимаю, насколько важно иметь право на участие в выборах. Но когда говорю ей об этом, для нее это звучит так, словно я резонёр. С тех пор как родился ребенок, она, похоже, вообще не хочет осознавать, что я из семьи дзайнити. Думаю, если бы я силой потащил ее на выборы, она бы наверняка отдала свой голос за либерально-демократическую партию.

— Чем занимается ее семья?

— Отец — зубной врач. Брат — врач общей практики.

— Ах да, точно, ты же говорил.

— Я тогда так переживал, что не смог в полную силу работать волонтером после землетрясения. Так сильно мы с ней поссорились впервые. Она сказала, что оставлять жену и ребенка одних и идти помогать другим эвакуировавшимся матерям с детьми — лицемерие. Я должен был быть занят только собственной семьей, а времени на других у меня не должно было быть. Я предложил, что буду смотреть за сыном, а она пойдет работать волонтером, но ничего не вышло. Потому что волонтерство ее не интересовало. Она говорила, что будет волноваться и не сможет бросить ребенка.

— Он тогда был еще малышом.

— Да. Поэтому… я