Из записок мага - Козырь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что видишь ты?
– А что видишь ты? – усмехнулся раб.
– Небо, – ответил Родерик.
– И я вижу небо, и ночь. Сквозь ее дырявый плащ светят звезды, – тихо сказал Гордый. – Но ты хотел спросить о другом.
– Доплывем ли мы, раб?
– Мы доплывем, Родерик, ты и я. За остальных не ручаюсь, – твердо ответил раб. – Но видит Бог, как бы мы не пожалели об этом.
– Говорят, что из Эльдеры никто еще не возвращался, – полушепотом сказал Родерик, – но те, кто это говорит, как-то странно отводят глаза. Я решил плыть за море, чтобы увидеть золотой берег, чтобы привезти моей Милославне самый большой икар из всех существующих в мире, сверкающий, как солнце, сравнимое лишь с ее очами.
– Ты больше не увидишь ее, – грустно сказал Гордый. – Да и она не будет ждать тебя. Только твой потомок поплывет за тобою в Эльдеру. Он будет великим, твой потомок.
– У меня нет детей, раб, – уронив голову на грудь, сказал Родерик.
– Почем ты знаешь? – усмехнулся Гордый. – Ведь ты уже много месяцев не был дома, вдруг Милославна понесла. Тогда не прервется линия большой крови.
– Лучше бы не было у меня детей, ибо не увижу я их!
– Это не тебе решать.
В полосу лунного света вышел кузнец, лицо его было мрачно и немного испуганно.
– Откуда, дери ее, она взялась, – пожал он могучими плечами. – Молодой не встает, Армаха полощет не хуже нашего паруса.
Раб и Родерик встревожено переглянулись.
– Их нужно выбросить за борт, – сказал Родерик.
– Лучше сам выпрыгни, – огрызнулся кузнец. – Все равно мы умрем, зачем укорачивать жизнь другим.
– Иди спать, кузнец, – спокойно сказал Гордый. – Иди и спи, не беспокойся за своих товарищей, хоть их участь и предопределена, они получат достойную смерть. Утро все прояснит.
Кузнец подозрительно покосился на Родерика и ушел.
Они немного помолчали, затем раб сказал:
– Мы должны выбросить их за борт…
Утро все прояснило, но это не оказалось приятным. Молодой и Армах исчезли, кузнец, Родерик и Гордый лежали на палубе, задыхаясь, обхватив животы, все потные под палящим солнцем; за бочкой притаились крысы, готовые попировать в свое удовольствие. Их заметил кузнец:
– Скоро они съедят нас живьем, проклятущие. Это ты, Гордый, назвал на нас заразу! Зачем мы только ели их! Теперь они оставят от нас одни кости!
– Положись на волю богов, – слабым голосом ответил Гордый. – Они не допустят, что меня съели крысы.
– Ты всегда был выше нас! – зло сказал Родерик. – Ты гордился, вот боги и покарали твою гордыню.
– Это невозможно, – совсем слабо сказал Гордый и закрыл глаза.
– Он подох, что ли? – удивленно спросил кузнец.
– Нет, вроде дышит. Уснул, – ответил Родерик.
– Я всегда знал, что с ним что-то нечисто. Это он накликал на нас беду! – воскликнул кузнец, корчась в судорогах.
– Заткнись, и не говори, чего не знаешь, – фыркнул Родерик. – Мы доплывем в Эльдеру, а мой потомок последует по моим стопам. Мое имя пребудет в веках, а твое забудут, потому что ты дурак. Как твое имя?
– Кешаль, – хрипло ответил кузнец.
– Имя раба, – усмехнулся Родерик.
– И бога, – внезапно сказал очнувшийся Гордый и жадно стал смотреть на небо. – Господь не оставил меня, но мне не дотянуться до его ладоней…
Родерик повернулся на спину и уставился на безликий голубой свод.
– Так что ты видишь?
– Только небо, – тихо вздохнул Гордый, и лоб его покрылся испариной боли…
Первым очнулся кузнец от свежего порыва ветра, налетевшего с запада и наполнившего обвисший парус. Он повернул голову и увидел ноги Родерика, раскинувшегося на палубе, самого Родерика, Гордого, а потом других людей и понял, что люди эти стоят на берегу, а их дромон увяз на песчаном пляже. Он с трудом поднялся и помахал людям, которые тут же кинулись врассыпную.
– Вставай, Родерик, – пнул его кузнец, и когда Родерик, кряхтя, поднялся, добавил: – Вот она твоя Эльдера, дери ее.
Родерик взглянул на толстые деревья, чистую протоку, разноцветных шумных птиц, галдящих в густых ветвях, и сказал:
– Пошли, что ли.
– А этот? – спросил кузнец, указывая на спящего Гордого.
– А этот сам найдет свою дорогу. Пошли. Он очнется и, быть может, догонит нас, а может, решит идти дальше, но нам лучше сойти на берег сейчас, – сказал Родерик.
И они ушли.
Белая изящная птица безбоязненно села рядом с головой раба и ущипнула его за нос.
Раб открыл глаза, и испуганная чайка взмыла ввысь.
– Эльдера, – улыбаясь сухими бледными губами, сказал бывший паж, – дери ее…
8.
Антон выключил лампу и в старых шлепанцах прилыжил к кровати. Ему было одиноко, и он с раздражением подумал, что Наташа сейчас, вероятно, сидит в “Белоузе” с каким-нибудь натянутым хлыщом, каковых много вьется вокруг нее и будет виться во все времена, а он навсегда останется для нее на втором плане. Он потер глаза, и устало засунул голову под подушку с давно не менянной наволочкой; но сон не шел. Он не шел к нему уже на протяжении трех месяцев, которые растянулись в целую жизнь. Так бывает, что суть всей жизни человека умещается в небольшом отрезке его бытия, и все до и после – лишь малозначимый фон.
Антон жил хорошей жизнью. Родился в провинции, но родители были достаточно богаты, чтобы дать ему столичное образование. Став против своей воли историком, он не пошел работать ни в школу, ни в музей, ни куда еще, а увлекся музыкой. Антон был рок-гитаристом одной столичной и не особо популярной группы. Он от души играл в ресторанах и на корпоративах, доходы его были невелики, но их хватало на то, чтобы заниматься историей. Ведь кое-что историческое его все же интересовало – старинные драгоценности. Антона очень увлекала судьба разных корон и ожерелий, драгоценной посуды и редких камней. Он даже купил одно старинное серебряное кольцо с довольно дефектным рубином и богатой историей, чтобы… сделать предложение своей девушке Наташе.
Наташа была проста и прекрасна. Ее интересовала семейная жизнь и дети. Она любила Антона и, естественно, раздражалась на его образ жизни. Ну, подумайте, какая может быть семья с рок-музыкантом, спускающим все деньги на никому не нужные безделушки! Вот бы он взялся за ум! Сделал бы ей предложение! Именно так, а не в обратном порядке.
Три месяца назад Антон и Наташа любили друг друга, ругались, но были счастливы.
