Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор - Ана Ховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она помогла девушке встать, обняла ее и повела в дом.
***
Аня затихла, затаилась. Ночью долго не могла уснуть, все перебирала в мыслях строки письма. Она вспомнила пожилого солдата из конвоиров в усадьбе – дядю Митю, как его называли девушки, который привез их, русских, в комендатуру в Кессельдорфе для допроса. Комендант, полковник Иван Васильевич Федоров, расспросил трех девушек об их жизни в лагере, в усадьбе, писарь все записал, им выдали соответствующие бумаги. Разговаривали с ними негрубо, обещали при первой возможности отправить по домам. Иван Васильевич, ласково щурясь, посматривал на Аню, улыбался…
Она и две другие девушки одеты были хорошо, чисто, аккуратно, свои чемоданчики все время держали при себе. Их поселили в одном домике неподалеку от комендатуры, чтобы больше они не отправлялись в усадьбу, и приставили охрану. Девушки приходили в помещение, делали уборку, с нетерпением ожидая времени отправки, не отлучаясь никуда без разрешения. Иван Васильевич как-то обронил, что лучше было бы, если бы они уезжали не в родные села, а куда-нибудь подальше. Но ничего не объяснил, только задумчиво поглядывал на них.
Смеха ради или для того, чтобы занять чем-то тревожных девчат, выдали им оружие – винтовки – и приказали по очереди стоять на охране у входа. Однажды комендант приехал на машине, подошел к стоявшей «на посту» Ане и попросил ее ружье, будто для проверки состояния. Та, недолго думая, отдала винтовку. А полковник укоризненно покачал головой и сказал: «Чему я вас учил? А ты что сделала? А вдруг я шпион? Вон сколько недобитых фашистов кругом отлавливаем, сейчас бы взял твою винтовку и убил бы тебя? Разве можно свое оружие отдавать чужому?» Аня немного растерялась, но тут же ответила: «Так вы же свой? Я ж вас знаю! А стрелять-то нас все равно никто и не учил: как бы мы отбивались от нелюдей?» Полковник рассмеялся: «Ну что с вас взять…»
Так девушки прожили с мая до сентября, пока не подвернулась оказия для их отправки на Родину. А дядя Митя был здесь же при комендатуре, и как-то разговорился с Аней, расспросил ее о селе, куда она собирается вернуться. Аня не скрыла от него ничего из того, что произошло в Раевке при оккупации, что там осталась сестра с дочкой, и она не знает, жив ли кто еще, но ехать больше некуда. Дядя Митя сказал, что демобилизуется и может проводить девчат до их сел, а там видно будет. Война вроде кончилась, но все равно надо быть очень осторожными.
Позже Иван Васильевич сказал на прощание: «Будет необходимость, Аня, приезжай в Москву, жив буду, найдешь меня, запомни адрес»… и назвал улицу, номер дома и квартиры. Тогда Аня не понимала, к чему велись эти разговоры. Дядя Митя точно доехал с ними через Раву-Русскую до Белгорода, потом проводил ее до Старого Оскола, а там она сама уже добралась до дома. Но, прощаясь с девушкой на вокзале в Старом Осколе, он сказал, что все-таки она зря едет в свое село, и, немного помолчав, достал из рюкзака сверток и подал ей: «Вот, возьми… у меня детей нет, и никого нет, так я хоть тебе чем-то помогу». Девушка развернула бумагу, увидела деньги – свои, русские. Она обняла солдата, со слезами поблагодарила и простилась с ним с какой-то тоской и тревогой.
Все это вспомнилось отчетливо и теперь предстало в ином свете после письма Мани. К утру она все взвесила, решила, что останется в доме отца, а Мане пошлет все то, что заработала шитьем, чтобы хоть как-то облегчить им жизнь. Надо только съездить в район, чтобы никто не знал, и перевести им деньги, не вызывая пересудов в поселке. А с замужеством пока можно и погодить. На том и остановилась, незаметно уснув на рассвете.
***
Страна потихоньку оправлялась после войны. В поселке все чаще появлялись новые люди, солдаты, отлежавшие в госпиталях: кто без ног, без руки или даже без обеих, кто ранен и тяжело болен. Люди страдали, но старались выживать, как могли. Здесь не было войны, но почти в каждом дворе были те, кто воевал на фронтах, и те, кто считал нужным посчитаться с врагом за свою свободу. И нет таких, кто отрицал важность победы над фашизмом. Не каждая мать дождалась своих сыновей, не каждая жена праздновала возвращение мужа, оставшись вдовой смолоду, в одиночку с трудом поднимая детей.
Постепенно, но уверенно восстанавливались заброшенные хозяйства, ремонтировались избы, строились новые дома, прокладывались гравийные дороги, а тракт даже заасфальтировали, потому как это была трасса, как сегодня назвали бы, федерального значения. Между городами начали ходить автобусы, сначала простые пазики, потом побольше, проходя через поселок, подбирая пассажиров. И между поселками района тоже стали ходить по отдельному расписанию маленькие автобусы. Можно побывать в райцентре, где продавались школьные принадлежности, одежда для детей – школьные формы для мальчиков и девочек.
Школа из начальной превратилась в восьмилетку, уже не нужно учиться, как Федору в свое время, в другом поселке, здание расширили: пристроили три помещения, организовали мастерскую, где детей обучали работать с деревом, бумагой, ремонтировать мелкую технику – примусы, керосинки. Прибывали новые учителя, стал преподаваться немецкий язык, который многие считали языком врагов. Ученики сопротивлялись учить его, потому что, как ни крути, взрослые не смогли простить того, что случилось в войну. Но жизнь шла своим чередом.
Подросли ребята, девчата, рождались новые семьи, дети, вскоре открыли детсад. Все это отмечала Аня, потихоньку успокаиваясь из-за разрушенной надежды. Ей нравилось, как благоустраивался поселок, и магазин стал наполняться не только продуктами, но и мелкими товарами первой необходимости. Так что отпала нужда далеко ездить для пополнения запасов и в райцентр теперь можно попасть быстро.
Первые цветочки
Я первой нежности люблю возникновение,
когда еще мечты и чувства полускрыты.
Потом нам суждены лишь бурные мгновения:
на жизненном пути они, как версты, врыты.
Шарлотта Цвейг
Аня побывала в районе одна, осмелилась поехать на автобусе, придумав, что ей надо присмотреть ткани и нитки, иглы и прочие вещи для шитья. Там она нашла почту, перевела деньги Мане, там же написав новое письмо, опустила его в ящик. К вечеру возвращаясь домой, она, к своему удивлению, увидела возле своей усадьбы Федора, который пораньше
