Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор - Ана Ховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да что я знаю?!– со злом вдруг сорвалась Шура.– Разве можно тут планировать: мужик он есть мужик, захотел и сделал ребенка, а я хочу или нет, никто не спрашивает… Куда денешься – такая жизнь… Я тоже хотела бы и погулять, и в кино сходить, да как тут вырвешься: орава есть просит, только успевай обстирывать да жрать готовить.
– Ты хочешь, чтобы и я так жила замужем? К чему этот разговор, Шура? Уже поздно, тебе бы отдыхать надо, а ты и не ложилась еще… А завтра новый день, новые заботы…
– Да ни к чему… Я же все время одна и одна, никуда не хожу, ни с кем не вижусь… Ты права – бесконечные заботы… Я так… просто хотела хоть с тобой поговорить, мы же родня все-таки… Ты ж не обижайся на меня…
Аня поняла, что Шура чего-то недоговаривает, на что-то намекает, но прямо стесняется или побаивается сказать.
– Шура, пойду я отдыхать, уже заждались меня: им спать пора, а я все не иду… Давай завтра поговорим, если хочешь…
– Завтра я уже не скажу тебе того, что сегодня хотела, только ты слушать не хочешь…
– Ну так скажи, что задумала? Я и спрашиваю тебя: чего ты от меня хочешь? Я мешаю вам жить, что ты меня замуж толкаешь? Или ты о другом хотела сказать, не темни?– устало проговорила девушка, собираясь уйти.
– Нет, ты правда не понимаешь ничего?– спросила Шура с каким-то надрывом.
– Да что я должна понять? Ты толком-то скажи, не тяни…
– Ты ж видишь, какая у нас с Серегой семья большая? Надо дом ставить… большой, чтобы всем места хватало,– начала сноха.
– Так в чем же дело – ставьте… Я тут при чем?– отмахнулась Аня.
– Как ни при чем? Очень даже при чем… Ты ж приехала сюда, отец должен тебе дом поставить, а нам ничего не достанется.
Аня оторопела:
– Почему отец должен мне дом ставить? Ты о чем речь ведешь? Зачем ты меня смущаешь такими разговорами? Я в этих делах не разбираюсь и не хочу разбираться… Это уж без меня…
– Как раз без тебя и не обойдется: если уйдешь замуж, отец нам дом поставить может… А так он и не думает начинать дело.
– Ты считаешь, что отец будет строить вам дом сам, без вашей помощи? Да он же больной, старый человек…
– Ты что, прикидываешься или правда не понимаешь? Конечно, он сам не будет ничего делать – он должен нам денег дать…
– Вот и иди к отцу с этим разговором, а я из-за вашего дома не хочу себе портить жизнь с первым попавшимся…
– Это Федор – первый попавшийся? Ну ты даешь… парень сохнет по тебе, а ты и в ум не берешь…
– Шура, а не ты ли мне говорила, что я ему не пара, что у него есть другая? Почему ты теперь переменила мнение? Как тебя понимать: то одно, то другое твердишь? Только вытолкнуть меня из дома и все дела? Знаешь, со своей жизнью сама решу, что и как… Давай уже отдыхать, хватит разговоров…
– Значит, это последнее твое слово? Ну ладно, посмотрим…– ушла Шура в дом, словно угрожая чем-то.
Девушка тихо пошла к дому, не понимая, зачем был этот разговор, чем может Шура ей угрожать. День закончился не очень радостно. Теперь снова вставала проблема из-за невестки, каких-то ее притязаний, которые девушка не могла разрешить. Новые заботы напрягали, уводили относительный покой. Надо снова поговорить с отцом.
***
Наутро Аня ушла на огород, чтобы помогать вскопать его для посадки картошки. Пока были силы, можно хоть немного помогать, она старалась вместе с Сергеем и старшим их сыном Володей копать, как умела. Соседи тоже все вскапывали свои огороды, пахать редко кто мог своим ручным плугом: не каждый мог на себе тащить такую соху.
Сергей тоже был слабосильный, хоть с виду и казался жилистым. Надеяться не на кого, приходилось работать, чтобы в зиму прокормиться. А он работал сторожем на коровьей ферме, через день на другой подрабатывал сторожем на свиноферме. Но заработков мало для большой семьи, трудодни не позволяли широко размахнуться, жена пилила его, ворчала бесконечно. Он был глух к ее ворчаниям, но видел же, что она все время недовольна, детей не очень любила, хотя они ластились к ней, она их будто отталкивала от себя, не позволяла себе ни обнять их, ни приласкать. Верочка так и росла без материнской ласки.
Когда погиб Толик, Шура еще больше отстранилась от их воспитания, они росли, словно сорняки в огороде, сами по себе, тоже не очень ласковые, неразговорчивые. Аня как могла привечала их, но они все равно были чужими друг другу. Не заходили и к деду в дом, чтобы спросить о чем-нибудь или предложить какую-то помощь. Так, видимо, стараниями Шуры жили все врозь, хотя должны были быть одной большой дружной семьей, которой нечего делить. Даже огород был один на две семьи.
Приходилось и Ане тоже работать на так называемой пашне. Было это очень тяжело, после такой работы болело и ныло все тело, руки опухали, ноги становились ватными, долго не могла уснуть, вертясь на лежанке, не находя удобного положения. А наутро снова надо идти на огород. Заказов не было ни от кого, потому что, кроме работы в колхозе, народ был занят на своих усадьбах, старался не упустить время посадок. Поэтому Аня старалась потихоньку копать землю, приучая тело к такому труду. Это отгоняло всякие мысли о будущем, о Мане, о Шуре. А о Федоре и не старалась вспоминать: не верила ему, не лежала душа к нему, хоть он и расписывал будущую жизнь почти райской. Но не была она готова к замужеству.
***
От Мани через месяц пришло письмо. Принесла его та же Дуся, отдала ей лично в руки. Снова Аня была напугана сообщениями от сестры. Она писала, что получила деньги, благодарила ее за них и ругала, что сестренка не бережет себя, работая на износ. И оповестила, что ее вызывали в райвоенкомат по поводу Ани, расспрашивали, как приехала домой, с кем была, вообще, о том, что рассказывала о себе по приезде, где она сейчас, куда уехала. Маня отписала, что она словно ничего не знает о
