Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор - Ана Ховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова девушку потрясло такое известие. Она не знала, что делать, как поступить. Не хотела замуж очертя голову выходить, чтобы сменить фамилию. Но выхода для себя не находила. Судьба такая у нее, что ли: не погибла там, на чужбине, а своя сторона не давала спокойной жизни. Она вспомнила слова Федора о приятной новости, и все равно не лежала душа к нему, к такому повороту. Но если будут терзать Маню, она себе не простит, что ставит их жизнь под угрозу: ведь могут за укрывательство и сестру в лагерь сослать, а то и в тюрьму посадить. А тогда дочь ее одна останется, как член семьи врага народа…
Слышали сестры раньше еще от мужа Мани о происшествиях в стране, и в их поселке были такие, что исчезли, и никто не знал, куда народ девается. Аня вспомнила снова слова Шуры о замужестве, ощущая какую-то угрозу с ее стороны, и подумала, что от невестки можно всего ожидать, и никто здесь не защитит в случае чего. Кто она такая, чья она, вообще, откуда явилась, зачем… Девушка снова закручинилась, перестала улыбаться, часто потихоньку плакала, похудела, плохо спала. И работа на огороде до упаду не успокаивала. И поделиться не с кем…
Как-то встретившись с Малайей на границе огородов, она спросила ее, почему те живут здесь, в этом захолустном месте в такой крохотной избе втроем. То, что услышала от нее, еще больше поразило. Оказывается, что в поселке живет еще несколько чеченских семей, не только здесь, но и по всему району. Всех выслали с Кавказа перед войной, никого не пожалели: ни стариков (каким был их отец), ни женщин, ни детей. Были брошены все усадьбы, нажитое добро, что успели взять с собой в узлах, то и осталось. А здесь уже кто построил себе лачужки, кто купил у кого-то из сельчан какую-никакую крышу, кто сумел завести что-то из живности, а если были при хибарах огороды, то обрабатывали их, тем и жили.
Никто особо не распространялся, за какую провинность это сделано, но Аня видела однажды злобные глаза отца Малайи. А Марьяна была остра на язык, ни с кем не дружила, не общалась, дерзила всем, кто обращался к ней, показывая свое презрение к русским. Необъяснимо, но факт: Аня находила общий язык и с той, и с другой, а до их отца ей как-то дела не было.
Теперь девушка хоть как-то могла себе представить отношения между чеченцами и русскими, но в подробности не вдавалась. Просто в воздухе витала ненависть, возможно, по отношению к ни в чем не повинным людям – и те, и другие скрывали свои истинные чувства. Но до ссор не доходило, не слышно никаких распрей. Видно, сосланных строго предупредили о последствиях негативных отношений с местным населением. Женщины работали в колхозе наравне со всеми. Мужчины тоже устраивались, кто в мастерские, где механиком работал Федор, кто в сторожа на фермы, кто куда. Конечно, трудно приходилось всем: на трудодни особо не разживешься. Сдержанность в отношениях сказывалась во всем, но особо никого не выделяли, работу предоставляли желающим. Те, кто обзавелся скотом, получали пайки для покосов, главным средством перевоза сена и соломы были самодельные телеги, в которые запрягали ишачков. Все было так же, как и всех жителей.
Аня была поражена еще и потому, что представила себя на месте ссыльных. Она ведь тоже была чужой здесь, приглядывалась, приживалась, не зная, как и чем закончится ее пребывание в роли дочки поселенца. И известие от Мани предстало для нее в новом свете. Она почувствовала действительную угрозу для жизни. А последняя беседа с Шурой показала, что та способна на многое, если не на все. Недаром же она была так жестока по отношению к девушке, не зная о ней ничего, а придумать ей ничего не стоило. И донести о ней она могла дважды два куда-то в район, а там особо разбираться не будут. Так примерно рассуждала про себя Аня, поговорив с Малайей. Кроме того, что она узнала о семье девушек, она спросила у нее о Шуре:
– Как давно ты знаешь брата и его жену Шуру? Как думаешь, какая она?
– Ой, Аня, скажу я тебе: это такая сплетница, такая дрянная баба, что с ней лучше не связываться. Не знаешь, чем может закончиться любая ссора, которую она же и начинает. Ее гонор немного сбила смерть сына, а так – это та еще стерва. И замуж-то вышла за твоего брата, потому что ожидала чего-то большего. А тут ты появилась, она же хотела наследовать все отцовское добро. Не знаю уж, что там у твоего отца есть такого, но она яро отстаивать будет. Впрочем, поселенец ведь твой батько, как и мы. Наверное, натворил что, если и его сюда сослали. Но, видно, не бедный. Мы приехали сюда, а вскорости они появились, купили усадьбу эту. А Шура прилепилась к Сергею, как клещ, никто не хотел брать ее, брат-то твой – помоложе красавчиком был, это сейчас жизнь его потрепала. Не знаю, почему он на ней женился, чем она его зацепила. Может, легла в постель к нему, да не в постель, а где-то под кусты увлекла и сотворили дитя, а там уже и отказаться нельзя. Так ведь сколько случаев, когда парни погуляют, бросают, что уж тут жениться-то: сама захотела, пусть бы и расхлебывала. А брат оказался порядочным. Он и сейчас еще мужик хоть куда, но она всех их затюкала. И до тебя тоже добралась: я ведь слышу, как она с тобой говорит, обижает – мы же рядом живем, все слышно, ничего не утаишь. Ты будь с ней осторожна, мало ли что… Не работает нигде и не работала, на шею села твоим и погоняет… Вроде отец ее
