Императрица всех сезонов (ЛП) - Джин Эмико

Она поднесла ее к носу Акиры. Пахло лимоновым маслом и затхлостью.

— Это оружие для тебя. Слышишь его? она подняла шкатулку выше. Слышишь, Акира? Они поют тебе.

Да. Он почти слышал. Что-то внутри дрожало, хотело к нему. Его пальцы дрогнули, желая открыть шкатулку.

— Монахи-тайджи дали это мне в день моего посвящения. Когда я убила впервые. У каждого оружия своя судьба. Знаешь, что монахи рассказали мне об этом?

Акира не знал, не мог знать, но хотел выяснить. Он облизнул губы.

— Расскажи, — хрипло сказал он.

— Они сказали: «Холодная сталь в руках со шрамами спасет мир или погубит его».

Акира разжал ладонь, где выступали серебристые дуги шрамов. Когда Такуми порезал лицо его матери, он порезал и ее руки, грудь, горло вся кожа пострадала. Шрамы его матери передались ему как цвет волос и глаз напоминание, что Акира не должен был существовать, что он был ошибкой. Но они были лишь с одной стороны его тела, делая его не целым. И он смотрел в зеркало и мог видеть, каким красивым и любимым мог быть.

— Акира, Сын кошмаров, у каждого оружия своя судьба. Я всегда думала, что это мое оружие, но мне было суждено просто передать его тебе, — Ханако открыла шкатулку. Внутри был бордовый бархат. На мягкой ткани лежали сюрикены, самое древнее оружие. Метательные звездочки. Акира дрожащими руками взял звездочку. Металл согрелся под его пальцами, словно приветствуя.

Его жизнь была в линиях оружия. Он был проклят жить изгоем. Он оставался в шкатулке, не осмеливался уходить. И шкатулка стала тюрьмой. С сюрикенами Акира мог вырваться.

* * *

Тело Акиры отяжелело от усталости и боли, словно он серьезно подрался. Но рану он попросил сам, и Ханако ответила.

А потом юки-онна подарила сюрикены и прогнала Акиру наверх. Ханако остановилась у колеса над кроватью Акиры.

— Будешь тренироваться на этом. Колесо это все, что тебе нужно, чтобы научиться метать звездочки. Центр твоя дисциплина. Спицы мудрость. Край сосредоточенность. Тебе это понадобится, — она раскрутила колесо. Когда справишься с колесом, поймешь, что овладел сюрикенами.

Акира часами метал их в колесо, пока оно крутилось, надеясь, что будет метким, и звездочка попадет по стене сквозь брешь между спиц. Ему не повезло.

Каждый раз сюрикен отлетал от спицы и возвращался к нему с двойной силой. Повезло, что он был в черном. На черном не было видно крови. Его рука была порезана, как и ухо, и даже прядь волос срезал отлетевший сюрикен. Ханако смеялась каждый раз, крутила колесо и говорила попробовать еще.

— Ты должен знать боль от своего оружия, — и теперь он знал жжение порезов на теле.

На закате Ханако остановила тренировку. Акира хотел спать, но заставил себя покинуть башню. Холодок проник в переулки, преследовал Акиру, пока он шел по рыбному рынку, обнаружив короткий путь. Он прошел в центр района. Вишня дрожала на ветру, лепестки падали на землю. Акира вспомнил дерево гинкго, ценные моменты с Мари под ним.

Под деревом тощий мужчина с седой тонкой бородой читал имена со свитка. Акира опоздал. Он уже называл мертвых. Он приблизился в тенях, скрыл черной тканью лицо и плечи. Другие собрались, слушали. Скорее всего, члены семей.

— Фукуми из клана Акамацу, погибла на горе в Летней комнате, — дошин с узким лицом и глубоко посаженными глазами взвыл и упал на колени. Арису из клана Гойя погибла от укуса змеи в Летней комнате, — придворная в красном кимоно расплакалась.

Мужчина опустил свиток.

— Оглашение закончено. Прошу, пройдите вперед за телами, — двое мужчин помогали плачущему самураю. Они прошли к телеге, накрытой тонкой тканью, но Акира видел силуэты под ней. Тела девушек, что погибли в первой Комнате. Все больше членов семьи выходили из толпы, их шаги замедляло горе. Все расплывалось перед глазами Акиры.

Имена мертвых и выбывших прибили к вишне. Акира осторожно обошел семьи. Некоторые тихо радовались. Их дочери, сестры выжили в Летней комнате. Некоторые прошли дальше. Другие выбыли, но вернутся живыми, даже если ранеными.

Акира прочел список дважды. Он встал, дрожа. Там не было имени Мари. Ни среди мертвых, ни среди выбывших. Он зажмурился. Мари была жива. Она шла к другой Комнате.

Акира не знал, смеяться или плакать. Скоро он пойдет во дворец. Ханако убедила его, что он скоро будет полезен. Пока что он тренировался. Завтра его ждали иллюзии.

ГЛАВА 22

Мари

Свиток из рисовой бумаги вызывал Мари к Осенней комнате. Новый день. Новая Комната. Новый вызов.

«И еще больше умрут».

— Сэй, — позвала Мари.

Девушка открыла дверь между их комнатами, вошла и поклонилась.

— Мне нужно быть у Осенней комнаты через час, — сказала Мари.

Сэй недовольно поджала губы.

— Времени мало. Какое кимоно

Мари покачала головой.

— Не кимоно. Оно лишь помешает. Я буду в штанах и уваги.

— Да, миледи, — ответила Сэй и повернулась. Я принесу их из вашего сундука.

Девушка-крюк помогла ей одеться, отдала Мари нагинату и открыла дверь. Мари увидела Асами в коридоре.

Сэй низко поклонилась.

— Удачи, госпожа, — прошептала она с дрожью в голосе.

Мари нахмурилась от страха служанки. Мысль привела Мари в чувство:

«Наши судьбы теперь связаны. Случившееся со мной повлияет на Сэй, — если Мари проиграет, Сэй выгонят из дворца, ей придется вернуться в гостиницу. Мари нечаянно взяла на себя ответственность за нее. Что будет с Сэй, если я выиграю в состязании и пропаду? Она не вернется в гостиницу, я найду ей место лучше», — Мари пообещала это сердцем.

Шепнув «спасибо», Мари прошла к Асами, но в коридоре было пусто. Она слышала эхо быстрых шагов союзницы вдали. Мари пошла туда, но замерла и повернулась к Сэй.

— Если я не вернусь, — сказала Мари, сердце сжалось, — на дне моего сундука есть серебряный гребень, а еще ожерелье из меди. Забери их, — и она хотела попросить Сэй о большем.

«Найди мою деревню в горах Цуко-фуно, скажи маме, что мне жаль. Если сможешь, найди юношу со шрамами на лице, скажи ему, что я часто думала о нем. Я не могла любить его так, как он любит меня, но я заботилась», — но Мари этого не сказала. Сэй кивнула.

— Да, госпожа, — сказала она и задвинула дверь.

* * *

Самурай отвел Мари в Главный зал. Но в этом не было необходимости. Звук барабанов сам привел бы ее. Барабанщики снова стояли в зале, ритм был быстрым и яростным. Но сегодня их палочки горели. Огонь описывал изящные дуги. Двери Осенней комнаты были открыты, в Главном зале пахло дождем и гниющими листьями. Прохладный ветер ласкал ее щеки. Мари успокоила тело, хоть внутри все кипело. Разложили красный ковер, и Мари пошла по нему в Осеннюю комнату. Самурай оставил ее, и она ощущала себя удивительно одиноко, пока шла к другим девушкам, стоявшим плечом к плечу спинами к ней.

Мастер Ушиба стоял на платформе. Дождь падал вуалью вокруг маленькой платформы, но ни капли не попало на мастера Ушибу. Пришли придворные, охая и ахая от трюка с водой. Женщины несли бумажные зонтики, украшенные цветами лотоса. Мастер Ушиба помахал ладонями, и дождь прекратился. Остался теплые туман, радуга поднялась из луж на полу, задела руки некоторых придворных. Женщины при дворе хихикали, гладили радугу руками.

Соперницы Мари не смеялись. Их Осенняя комната не радовала. Что за звери таились там? Что за опасные условия приберегла эта комната?

Туман прилип к щекам Мари, когда она встала в ряд возле Асами. Мари на миг посмотрела на союзницу, желая увидеть ее глаза. Но Асами смотрела вперед. Мари отвернулась. Она посмотрела на восемь других девушек, решила, что лишь две стоили ее внимания девушка с луком, что позволила гадюке убить ее подругу, и высокая девушка с боевым топором.

Мари знала, сколько сил требовалось для этого оружия. Она лишь раз встречала противника с топором. Фермер выбрал его. Он размахивал им дико, но метко, сломал пополам нагинату Мари. Он чуть не разбил ее ребра. Выиграть против боевого топора помогала близость. Как и с нагинатой, топор был опасен в конце дуги. Когда фермер замахнулся во второй раз, Мари пригнулась и ударила по его ногам. Она одолела его, закопала топор в лесу. Она отогнала воспоминание, моргая.