Бриллиантовая королева, или Уроки судьбы не прогуляешь - Ирина Хотина

– Здесь два миллиона восемьсот тысяч долларов в пересчете к евро, как вы просили.

Как в кино, ей богу! «У вас продается славянский шкаф? Нет, уже продан. Приходите завтра». Нет-нет. Никаких завтра. Товарищу нужно сегодня, потому что завтра будет другое кино.

Принесли заказ. Граната взял один чемоданчик, приоткрыл, посмотрел. Потом другой. Макс положил перед нем бумагу и ручку. Тот прочитал:

– Да, совершенно правильно. Все получил. Претензий не имею. – И расписался. Выпив свою рюмку, в приподнятом настроении обратился ко мне:

– Катенька, до самолета есть еще время, поедем в гостиницу, отдохнем. А потом в аэропорт.

Ну да, как же, поеду я с тобой. Держи карман шире! Прощайте, мистер Граната!

– Нет, Виталий Николаевич. Вы деньги получили, мы теперь в расчете. Простите, но я очень устала. Мне нужно побыть одной. Я сама доберусь до аэропорта. Будьте добры, отдайте мне мой паспорт и билет.

Граната молчал, всем своим видом показывая, что у него нет ни малейшего желания оставлять меня здесь, а тем более возвращать документы. Но тут вмешался Макс, обращаясь к нему:

– У вас какие-то проблемы? Есть претензии к этой женщине?

Граната пошел на попятную:

– Нет, нет. Никаких проблем. – Он выложил билет и паспорт. – Я вас жду в самолете, Катерина Михайловна!

Официант принес кофе и пирожное, шоколадное, с клубникой и взбитыми сливками. Макс заказал такое же, как в прошлый раз.

– Мистер Ландвер, простите меня… простите, что я… – Договорить не было ни сил, ни возможности, так как слезы сжали плотным кольцом горло, но Макс уже перебивал меня.

– Я же просил тебя, без «мистеров».

– А мы на «ты»? – Слезы, что были уже на выходе, моментально испарились от удивления.

Макс, молча, пододвинул ко мне рюмку с коньяком.

– Как же ты раздобыл столько денег? – Начала я допрос, махнув ее содержимое и приступая к уничтожению пирожного.

– В банке. Снял со счета.

– С чьего? – Осторожно спросила я

– Со своего. Ты забываешь, Кэтрин, что я тоже состоятельный человек.

И тут меня прорвало. Я не знаю, что это было: слезы облегчения, что все закончилось, слезы счастья, что все закончилось так благополучно, слезы благодарности к этому человеку, на которого я так рассчитывала и который меня не подвел. Наверное, все вместе.

Он быстро пересел на стул рядом со мной, сунул свой носовой платок и слегка прижал к себе. Как же давно я не плакала ни у кого на груди!

– Макс, прости, прости меня. Я – дура, круглая дура. А ты – друг, настоящий друг.

Да, своим требованием выплатить крупную сумму наличными Граната поставил Макса в затруднительное положение. Деньги с моего счета он обналичить не мог. Как не мог перевести необходимую сумму, используя известные ему номера счетов и коды, на свой счет, после чего ее обналичить. Такая операция вызвала бы подозрения в банке, который потребовал бы моего личного подтверждения. И я бы непременно его дала, если бы Граната не лишил меня связи. Макс нашел самый простой выход из сложившегося абсурда: одолжил мне два миллиона восемьсот тысяч долларов. «Все очень просто», как-то слишком легко и весело подытожил он пережитую нами совсем не веселую ситуацию.

Мне не хотелось рассуждать на тему, что было бы, если бы он не располагал подобной суммой, не захотел бы или не додумался мне ее одолжить. Я сама влезла в эту авантюру, но если она окончилась благополучно, значит, мне ее разрешили. И все же ругала себя, что втянула Макса в эту переделку. Но он, судя по всему, не был этим огорчен.

Пора было уходить, но я боялась, что Граната не оставит своих попыток отдохнуть со мной в гостинице, поэтому намекнула Максу, что хорошо бы выйти через черный ход, что и было сделано после переговоров с хозяином заведения.

Кино со мной в главной роли крутилось во всю! Пройдя несколькими пустынными переулками, мы вышли на оживленную улицу с большим количеством магазинов, пестрым и шумным потоком людей. Макс остановился на углу перекрестка, видимо, соображая, где мы находимся, и далеко ли отсюда он запарковал машину.

Это было сильнее меня, я не могла упустить такой возможности и не сыграть этой сцены в жизни! Подойдя к нему вплотную, я тихо спросила, беря его за рукав куртки:

– Тебе не нужно поправить запонку?

Ответом был его ошалелый взгляд.

А чего ты хотела, дорогая? В юности вы смотрели разные фильмы. Но все равно спасибо тебе, Бонд, Джеймс Бонд, что ты спас радистку Кэт. Может, стоит подумать об объединении героев? Представляешь сцену, радистка Кэт млеет от счастья в объятьях Джеймса Бонда где-нибудь под пальмами, допустим на Антибах?! Да, неплохо бы смотрелось. Правда, как потом утешить незадачливую героиню, когда в следующей серии она увидит другую радистку в объятьях своего супергероя?! Ой, беда…

По приезде домой, а квартиру Самоэля теперь с полным правом можно было считать своим домом, я бросилась к телефону звонить в Москву. Сначала мужу и сыну.

– Катерина, ты где? – Монотонно басил в трубку Павел. – Ушла, ничего не сказала, не позвонила. Я волнуюсь.

– Паша, я далеко, не в Москве. – Но он меня не слышал, продолжая перечислять не произведенные мною действия. – Подожди, не зуди! Выслушай меня! – Обычно таким не самым выдержанным тоном я прерывала его бесконечные монологи. – Ты и Мишаня свободны! Больше нет никакого долга! Граната свои деньги получил.

– А ты откуда знаешь? Ты вообще где? – Ничего не понимая и не веря в то, что я ему кричу, удивлялся Павел.

– Я же тебе говорила, что нашлись люди, готовые нам помочь. Подробности можешь узнать у Мишани. Я в Лондоне, потому что Граната взял меня в качестве прикрытия.

– Да как он смел! Сволочь!

– Все, Паша. Все закончилось благополучно. Он уже в Москву летит.

– А ты? Ты когда?

– А я пока здесь… здесь останусь. Я устала, очень устала, понимаешь. Ты же меня всегда понимал, по крайней мере, старался. И я старалась, а теперь…

– Котенок, я без тебя не смогу… – жалобно, почти пропищал он.

– Сможешь. Человек привыкает ко всему. – Я говорила уверенно и спокойно, потому что решение было принято и уже не резалось по живому – Там, в тайничке деньги лежат. На первое время тебе и Димке хватит. Купи новую машину. Да не экономь зря, а то я тебя знаю. Димку не обижай. Все, Паша, целую.

Вот и закончилась моя семейная жизнь. Коротко и ясно. Точка поставлена. Прощай, Павел Кремер. А теперь сын. Вот где она, самая боль.

Я позвонила ему в Питер.

– Мам, ты надолго?

– Димуля, я не знаю. Наверное, надолго. Может быть, ты все-таки передумаешь и переедешь ко мне?

– Нет. Здесь друзья, школа… Нет, мам.

– Хорошо. Решай сам. Ты уже взрослый. Только помни, что я всегда тебе говорила: мама поможет в любой ситуации. Даже сейчас, когда меня нет рядом, только одно слово, и я буду с тобой. Я тебя очень люблю.

– И я, мамуль. Ты же знаешь. Не переживай. Все будет хорошо. Я тебя целую.

– Я буду тебе часто звонить. Только не думай, что я тебя бросила. Целую, родной.

Именно этот болезненный вопрос острой бритвой наотмашь полосовал мое сердце: не бросила ли я его ради кучи денег?

Вся эта трагикомическая история с Гранатой, которому почему-то не захотелось спокойно, сидя у себя «на хазе», получить причитающиеся ему деньги, а потребовалось мое личное участие и присутствие, нарушила все мои планы. Я не успела убедить, уговорить, в общем, «дожать» сына перебраться ко мне.

Больше всего меня смущало отсутствие серьезных доводов, или говоря по-научному, мотивационно-причинной базы моего поступка. Если бы я так поступила ради другого мужчины, ради большой и светлой любви, последней всепоглощающей страсти женщины на излете своей молодости, я смогла бы себя понять. А то ведь ради тихой спокойной жизни. Подожди, подожди, дорогая. А кто тебе сказал, что ты собираешься жить тихо и спокойно? Ведь все это сумасшедшее, сказочное богатство достанется ему! И все, что ты сейчас делаешь и будешь делать, ради него, твоего мальчика!

Господи, как я не люблю эти обманные слова: «ради тебя», «ради твоей же пользы». Нет, я их ненавижу! Как часто люди прикрываются ими, прежде всего, ради своей выгоды. Как часто взрослые, произнося их, несут зло, калеча и ломая детские души.

Все мое детство связано с этим рефреном. И хотя я была самым что ни на есть обыкновенным ребенком, родители наказывали меня за малейшую шалость, – для моей же пользы. В подростковом возрасте меня, для моей же пользы, приучали к домашней работе. Кто бы с этим спорил! Прекрасная идея! Вот только методы подкачали. Весь смысл воспитательного процесса сводился к тому, чтобы заставить меня что-то делать по дому как раз в тот момент, когда я занята своими детскими делами: когда играю с подругами, когда мне осталось прочитать две страницы в книге, когда я разучиваю новую песню на гитаре.