Тайная война воздушного штрафбата - Антон Кротков

На роль присяжных местный царь, бог и воинский начальник назначил собственных рядовых, переодев их для приличия в гражданское платье и разбавив тремя персонами явно гражданской наружности. На протяжении всего «процесса» присяжные смотрели на прокурора, как кролики на удава.

Ещё более запуганный вид имел адвокат — старичок, который, наверное, уже успел попрощаться с жизнью, когда за ним приехали солдаты. У защитника было лицо уставшего от жизни Мефистофеля, если бы тот был чёрным. Это был жалкий Мефистофель, давно утративший прежнюю власть влиять на умы, сутулый и небритый, в выцветшей мантии и старомодных очках, дужка которых была перехвачена изолентой.

На беднягу было жалко смотреть, когда, повинуясь регламенту, адвокат произносил речь в защиту своего клиента. Старичок говорил очень тихо, постоянно сбивался, боясь поднять глаза на своего оппонента по судебному «поединку». Когда вновь пришла очередь говорить прокурору, он вкрадчиво осведомился:

— Значит, вы полагаете, что ваш подзащитный невиновен?

В зале воцарилась такая тишина, что стало слышно, как несчастный старик с трудом судорожно проглотил слюну пересохшим горлом. Вслед за этим адвокат изобразил на своём лице высшую степень лояльности по отношению к властям.

— Я не знаю… Мне трудно утверждать это наверняка… — испуганно залепетал он. — Поймите, у меня семья, дети, я больной старый человек.

Прокурор презрительно посмотрел на своего оппонента и криво усмехнулся.

В перерыве вынужденный по служебной необходимости вести это дело защитник сидел боком к своему клиенту и то и дело бросал виноватые взгляды в сторону обвинения. Своему подзащитному старик в сердцах пробормотал:

— О горе на мою плешивую голову! Из-за вас, милейший, меня тоже…

Он попытался изобразить в воздухе, что именно его ждёт, но, не закончив трагической фигуры, обречённо махнул рукой.

— Но вы же адвокат! — с укором сказал Нефёдов.

— Да, я имел такое несчастье. В молодости, ещё при белом губернаторе я окончил юридический факультет. Это стало моим проклятием. Других адвокатов в округе не осталось — кто смог, давно сбежал, остальных перебили. Я давно мирный торговец, но как только нашим властям требуется укокошить кого-то по всем правилам, они посылают за мной молодчиков. Из-за этого добропорядочные горожане обходят мою лавку стороной — боятся попасть под горячую руку очередным посланцам много мною уважаемого прокурора. Я стал изгоем. Кто-то пустил слух, будто я в доле с гильдией палачей, которые платят мне за каждый смертный приговор. Но что я могу?! Если однажды я сумею добиться для своего подзащитного оправдательного вердикта, меня сразу прихлопнут… Так что, уважаемый, извините меня, но я не смогу вас спасти. Хотя поверьте, мне искренне жаль. Поверьте, я действительно не желаю вашей смерти и ваших ботинок.

— Ботинок?

Адвокат виновато пояснил, глядя в сторону:

— За работу мне платят не деньгами, а отдают что-то из вещей казнённого, обычно его обувь. — В голову старика вдруг пришла спасительная идея, как приглушить муки совести: — А хотите, я отпущу вам грехи?! Вряд ли вам пришлют настоящего священника для последней исповеди. У нас их осталось даже меньше, чем юристов. А я немного знаком с католическими обрядами. Надеюсь, вы христианин?

Борис вежливо отказался, но попросил, чтобы старик позаботился о ребёнке, которого он спас.

— Вы добрая душа, — вздохнул защитник и сентиментально захлопал ресницами за толстыми стёклами очков. — Конечно, я постараюсь сделать всё, что в моих силах.

Приговор был вынесен без задержек. Но перед тем, как покинуть «зал суда», осуждённый на смерть преступник попросил конвой немного задержаться. Быстро расшнуровал ботинки, даже попрыгал на одной ноге, наслаждаясь свободой. Затем с сочувственной улыбкой протянул ботинки адвокату.

— Берите, мэтр. А то ещё обманут с гонораром. Надеюсь, они прослужат вам долго.

Но старик не принял «гонорар».

Однако с приведением приговора вышла заминка. Вначале Борис решил, что его прикончат сразу после суда. Но оказалось, с этим здесь не принято было спешить. Приговорённых к смерти здесь расстреливали, как и положено по старой традиции, на рассвете.

Ночью в камеру воровато прокрался человек в форме офицера пограничника, который представился заместителем начальника заставы. Борис вспомнил, что видел его на суде среди помощников судьи.

— Скажите, кому надо позвонить в столице, и я это сделаю, — чуть ли не с порога объявил смертнику посетитель.

Лицо визитёра светилось тайной надеждой. Когда ночной гость говорил, подбородок его дрожал от страха и сладостного предвкушения долгожданных перемен в судьбе. Цель его визита стала ясна сразу: этот человек страстно мечтал подсидеть своего шефа — начальника местной погранслужбы. Он принялся жарко рассказывать Нефёдову о бесчисленных фактах произвола, творимых его начальством: о том, как вороватый шеф присваивает себе львиную долю присылаемого солдатского жалованья, как выстроил себе новый особняк на те деньги, что должны были пойти на оборудование вдоль границы современного электрического ограждения…

Тайный посетитель сильно горячился, так как очень надеялся расчистить себе дорогу к заветной должности. Его речь лилась сплошным потоком. С плохо скрываемой завистью и искренним возмущением он описывал, как его босс заказал за фантастическую сумму доставить самолётом из ЮАР новенький «Форд-Мустанг».

Однако стоило из-за стены донестись подозрительным шорохам, как заговорщик немедленно умолкал и испуганно втягивал голову в плечи. Затем выяснялось, что тревога ложная, и его речь начинала литься с удвоенным вдохновением:

— Я не то, что эта жирная скотина. При мне каждый народный грош будет на учёте.

Узнав от арестанта, какому большому человеку в столице следует звонить, офицер беззвучно засмеялся, очень довольный.

— Хорошо, что мы живём в демократическом государстве. Всегда можно найти управу на зарвавшегося бюрократа. Обещаю вам: когда я вынесу смертный приговор этому коррупционеру, я первым делом пришлю вам его новенький «Мустанг».

Когда за неожиданно подарившим ему луч надежды посетителем с лязгом закрылась тюремная дверь, для Нефёдова потянулись мучительные часы ожидания. Повлиять как-то на ход событий он не мог. Оставалось ждать рассвета, не теряя надежду, что посланная Хану весточка всё-таки дойдёт раньше, чем в расстрельную машину вставят пулемётную ленту и палач нажмёт на курок.

6 апреля 1952 года, авиабаза Аньдун, Маньчжурия

Добыть целёхонький новейший «штатовский» истребитель F-86 «Сейбрджет» со всеми его техническими секретами для подробного изучения и проведения оценочных испытаний в НИИ ВВС предстояло любой ценой. И сделать это необходимо было всего за семь дней. Рассчитывать на новую отсрочку не приходилось. Анархисту и так лишь чудом удалось уломать «заказавшего» ценный трофей Василия Сталина подождать ещё неделю. Если в начале операции сын всесильного кремлёвского вождя только намекал, что в случае неудачи Нефёдову и его людям лучше обратно в Союз не возвращаться, то в последнем разговоре он объявил прямо: «Я дал отцу слово добыть этот самолёт. Если ты меня снова подведёшь, то лучше прямо в Корее пусти себе пулю в лоб».

Судьба Ольги и сына Нефёдова напрямую зависели оттого, выполнит он это задание или нет. Ещё никогда для одного из лучших асов советских ВВС ставки в боевой операции не были столь высоки.

Теперь Борис знал, что это не Берия, а бывший начальник и друг удерживает его жену в тюрьме в качестве заложницы. Эта новость стала для Нефёдова словно удар кинжалом в спину. Конечно, Борис никогда не питал особых иллюзий в отношении Василия Сталина, но всё-таки надеялся, что лётчик лётчика и фронтовик фронтовика не подставит. Однако Принц всегда поступал только так, как ему в данный момент было выгодно. Поэтому, если в ближайшие дни Борис не сможет доложить высокому московскому начальнику о выполнении задания, генерал без всяких колебаний исполнит свои угрозы.

Итак, Борис возвращался на войну, где его ждала горстка испытанных бойцов, почти каждый из которых стоил целой гвардейской авиаэскадрильи.

Первой новостью, которую узнал прилетевший в Корею командир особой авиагруппы, стало трагическое известие о гибели его старого фронтового товарища Константина Рублёва, или Рублика, как ласково звали ленинградца сослуживцы по штрафной авиагруппе. Невозможно было поверить в то, что уцелевший в самых жестоких «свалках» с лучшими бойцами Люфтваффе великолепный лётчик не сумел выбраться из очередной «собачьей свалки» воздушного боя живым.

Подробности случившегося несчастья поведал командиру Лёня Красавчик, Одесса: Рублёв погиб так, как всегда жил — не задумываясь пожертвовав собой ради спасения товарищей. «Смерть забирает лучших» — это было сказано про него.