Присяжный - Эли Бертэ

– Отчего бы нам тотчас не отправиться к нему, Гортанс, чтобы поблагодарить за теплое участие к нашей судьбе? Отсюда до Рокрольского замка не более полутора лье, это будет замечательная прогулка.

– Охотно, Марион, у нас мало друзей, и мы должны каждого благодарить за оказанные нам внимание и доброту.

– Если у вас мало друзей, – обратился Сернен к Гортанс с глубоким чувством сострадания, – по крайней мере у вас есть люди, которые останутся преданными вам навсегда.

– Мы с сестрой это знаем, любезный месье Сернен, – ответила Гортанс, протянув ему руку, – и никогда не забудем, какое сердечное расположение вы нам оказали.

Настала минута молчания, наконец Сернен заговорил:

– Вы намерены пойти в Рокроль. Нельзя не одобрить цели вашего посещения и того доброго намерения, которому вы следуете. Но не страшитесь ли вы длинного пути, который собираетесь проделать пешком, тем более что вам предстоит пройти по местам, связанным со скорбными воспоминаниями?

– Надо иметь достаточно силы духа, – ответила Гортанс, – чтобы смело взглянуть на тяжкое прошлое, когда велит долг. Впрочем, нам нечего опасаться на пути в Рокроль. Все здесь нас жалеют и любят, мы везде найдем помощь и покровительство.

Сернен более не возражал, и обе сестры, приодевшись на скорую руку, направились к Рокролю по дороге, которая шла вдоль речки.

Был пасмурный ноябрьский день. Черные тучи тяжело тянулись по небу, перед тем как ливнем обрушиться на обнаженную землю. Холодный ветер поднимал ворохи сухих листьев. Теплолюбивые птицы с их веселыми песнями давно уже улетели в дальние страны, остальные пернатые приуныли от пасмурной погоды. В это время года пахарю нечего особенно делать на полях, поэтому лишь изредка кое-где на горизонте виднелся человек, подгонявший длинной хворостиной упрямых быков.

Сестрицы Бьенасси молча шли по пустынным полям. Хотя обе были закутаны в длинные траурные одежды, они и теперь сильно отличались друг от друга. У Марион, одетой в крашеное черное шерстяное платье, был вид монахини. Гортанс даже в своем траурном костюме сохраняла врожденные грацию и изящество. Ее стройная талия еще лучше проступала благодаря черному шерстяному платью, широкая юбка которого, лишенная каких-либо украшений, развевалась по ветру глубокими складками. Ее бледное лицо лишь выигрывало от черной креповой шляпы, которая служила ему выразительной рамой. Бедная Гортанс страдала не менее сестры, но бессознательно повиновалась невинному желанию нравиться. Оно не покидает настоящих женщин ни при каких обстоятельствах, и именно оно придает им особую прелесть.

Мы уже сказали, что обе сестры шли молча, но они не смогли сохранить спокойствие, проходя мимо домика Франсуа Шеру. Двери и окна в нем были закрыты, на пороге уже росла трава, лачуга имела вид более чем когда-либо мрачный и ветхий. Увидев постройку, Гортанс отвернулась и хотела побыстрее пройти мимо, но Марион, наоборот, указав на убогое строение сжатым кулаком, произнесла:

– Вот там, сестра, жил гнусный убийца! Но правосудие отомстит за нас, и преступник вскоре будет наказан. Уверена, что Бог услышит мою молитву!

– Ты сама не понимешь, чего просишь, Марион, – возразила Гортанс. – Ты не подумала, что это не вернет нам милого брата?

Марион, которая дала увлечь себя чувству неумолимого гнева, глубоко вздохнула.

– Ты права, – сказала она, – да будет воля Господня!

Девушки были столь же взволнованы, когда подошли к ущелью возле брода. Наконец сквозь обнаженные деревья парка они увидели выбеленные конюшни и остроконечные шпили замка Рокроль. Спустя несколько минут они вошли в аллею из высоких старых каштанов. По мере того как сестры приближались к замку, мертвую тишину полей сменяли шум и оживление. Грациозные жеребята с длинными хвостами и развевающимися гривами резвились в парке. На дворе слышался топот лошадей, раздавались крики и песни конюхов, беспрестанно взад-вперед ходили слуги, и, поддаваясь этому новому впечатлению, девицы Бьенасси стряхнули с себя душевное оцепенение, которое тяготело над ними во время их продолжительного пути.

Войдя во двор, они не знали, куда направиться. Лишь однажды они были в Рокроле с братом и теперь не имели ни малейшего понятия, к кому обратиться с вопросом. Пока они колебались, Батист, в оранжевой куртке и с изящным седлом на плече, подошел к ним и поклонился.

– Если не ошибаюсь, – полюбопытствовал он, – вы сестры покойного сборщика податей? Вы, вероятно, хотите увидеть нашу госпожу? Она в городе: по словам господина, ей очень хорошо в монастыре, и она не торопится с возвращением.

– Будь ваша госпожа дома, мы с удовольствием повидались бы с ней, – ответила Гортанс, которая в важных случаях всегда брала инициативу на себя, – но мы хотим поговорить с самим месье де ла Сутьером.

– Господин в большой конюшне. Потрудитесь обратиться к Марианне, кухарке, там… в нижнем этаже господского дома, а я сейчас побегу доложить господину.

Сестры Бьенасси собирались уже последовать его советам, когда он прибавил:

– Я часто общался с вашим покойным братом, который превеселый был господин. Я, кстати, видел его незадолго до злополучного выстрела. Мне хотелось бы вас спросить…

– Батист! – раздался сердитый голос. – Как смеешь ты держать гостей посреди двора?

Берейтор узнал голос господина и поспешил улизнуть. Де ла Сутьер подошел к сестрам Бьенасси и, поклонившись с холодной учтивостью, пригласил пройти с ним в гостиную.

Де ла Сутьер сильно изменился после событий, описанных нами выше. Глаза впали, полнота исчезла, кожа стала бледной, коричневатые пятна сменили прежний яркий румянец. Общие черты обрели неподвижность мрамора, никакие чувства не отражались более на его окаменевшем лице. Но сестры Бьенасси слишком редко видели известного коннозаводчика, чтобы заметить это. Впрочем, они и так едва осмеливались оторвать взгляд от земли. Хозяин ввел сестер в гостиную, пригласил их сесть и сказал холодно:

– Позвольте узнать, чем я заслужил честь видеть вас?

Несчастные девушки терялись все больше, наконец Гортанс, сделав над собой усилие, представилась и прибавила, запинаясь, что месье де ла Сутьер легко может угадать причину их посещения. Смертельная тоска сдавила сердце де ла Сутьера, но внешне он оставался спокоен и холоден.

– Я вас не понимаю, потрудитесь выразиться яснее.

Гортанс приободрилась и рассказала, что, по обоюдному мнению сестер, они обязаны милости высших властей департамента заступничеству де ла Сутьера, и закончила свою речь словами, что обе они не могли устоять против желания лично поблагодарить своего великодушного покровителя.

Выслушав внимательно объяснение младшей Бьенасси, де ла Сутьер немного ожил. Но как только Гортанс хотела высказать ему всю меру их благодарности, он остановил ее.

– Вы ничем мне не обязаны, – сказал он сухо, – я не принимал ни малейшей доли участия в дарованной вам милости. Я не обладаю абсолютно никаким влиянием на высших сановников края, и мое заступничество в подобном деле не принесло бы никакого результата.

Эта суровость речи оскорбила бедную Гортанс, ее начали душить слезы.

– Ах, милостивый государь, вы хотите уклониться от нашей признательности, вы столь же скромны, сколь и добры, вы хотите нас обмануть, притом что вы, вы одни…

– Повторяю вам, сударыня, – перебил де ла Сутьер, для которого посещение сестер и их слова стали сущей пыткой, – я совершенно не причастен к тому, о чем идет речь. Итак, прошу вас избавить меня от изъявлений благодарности, которые я не могу принять с чистой совестью.

– В таком случае, – спросила Гортанс, наполовину убежденная его словами, – кто же тот могущественный друг, благосклонность которого выразилась столь дивным образом?

– Это вам должно быть известно лучше всех, подумайте хорошенько, кто мог оказать вам эту услугу. Что касается меня, то, пробыв в отсутствии около двух месяцев, я не имел ни времени, ни мыслей, ни даже возможности похлопотать в вашу пользу.

Посетительницы встали.

– Извините, что мы вас потревожили, – сказала Гортанс. – Итак, вы не можете дать нам никакого намека насчет нашего тайного покровителя?

– Как я могу это знать? Если только Арману Робертену вздумалось разыграть подобную роль… Я ничего не утверждаю, это просто предположение с моей стороны, но Робертен, который встречал вас в обществе, самый значительный из землевладельцев края, его влияние на последних выборах было столько велико, что он решил выбор кандидата, и потом он пользуется большим доверием префекта и депутатов департамента. Насколько мне известно, лишь Арман Робертен может быть вашим покровителем. Однако выясняйте этот вопрос сами, потому что с моей стороны, повторяю, это простое предположение, и более ничего.

Хозяин Рокроля говорил стоя, в его голосе, во внешнем виде не проглядывало ни малейшего желания продолжать беседу. Сестры поняли это и, еще раз повторив слова извинения, вышли; де ла Сутьер учтиво проводил их до наружной двери. Раскланявшись, он остался стоять на крыльце, чтобы лично удостовериться в том, что ни Батист, ни другие слуги не заговорят с сестрами.