Пришедшие с мечом - Екатерина Владимировна Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потеря неприятеля должна быть чрезвычайно велика, ибо все места сражения были покрыты мертвыми телами и, по показанию здешних жителей, раненых перевозили они на ту сторону реки целый день. Сам Гувион Сен-Сир ранен в ногу. В плен взято нами 45 штаб- и обер-офицеров, в том числе два полковника, до 2 тыс. чел. нижних чинов и одна пушка, да в магазине довольно значительное число разного хлеба, который он не успел сжечь. Потеря его была бы несравнимо более, если бы генерал-лейтенант граф Штейнгель мог преследовать далее к Полоцку, но, к сожалению, он был остановлен за 5 верст сильным неприятелем. С нашей стороны урон также немаловажен; из генералов ранены генерал-майоры Балк в голову пулею, кн. Сибирский и Гамен получили легкие контузии; шеф 26-го егерского полка полковник Рот тяжело пулею в ногу и начальнику дружины камергеру Мордвинову оторвало ядром ногу.
О войсках Вашего Императорского Величества я не могу сказать ничего более, как они дрались с обыкновенною величайшею храбростью. А С.-Петербургское ополчение по приходе его ко мне было разделено по полкам, в каждый по одной дружине, и, к восхищению всех, дрались с таким отчаянием и неустрашимостью, что ни в чем не отставали от своих товарищей старых солдат, а наипаче отлично действовали колоннами на штыках, под главным просмотром своего храброго начальника сенатора Бибикова. Убитыми у нас мало, но раненых довольно, и более от того, что не было почти средства останавливать людей, которые колоннами кидались с великим ожесточением на неприятельские батареи и окопы. Я теперь занимаюсь построением мостов; окончив оные, перейду за Двину и буду действовать обще с генерал-лейтенантом графом Штейнгелем, о чём Вашему Императорскому Величеству счастье имею донести.
Генерал-лейтенант граф Витгенштейн».
8
– Алексей Петрович, ты куда? – остановил Коновницын Ермолова.
– К Шепелеву в Спасское. Вы разве не приглашены?
Генерал Шепелев праздновал сегодня день своего ангела, созвав к себе человек тридцать; там обещали быть и Милорадович, и князь Гагарин, и…
– Обожди с полчасика, сделай милость. – В курносом лице Коновницына с длинной верхней губой было что-то заячье. – Светлейший рассмотрит диспозицию, тогда уж и…
Ермолов посмотрел на него так, что Петр Петрович понял всё без слов. План нападения на Мюрата принадлежал Беннигсену, он же и составил диспозицию, которую, впрочем, фельдмаршалу подал на рассмотрение Толь; Милорадович был с планом полностью согласен, Ермолов тоже, но одного этого достаточно, чтобы Кутузов, по своему обыкновению кивая да поддакивая, потянул время, а после всё отменил. Зачем он вызвал к себе Фигнера? Сколько они еще пробеседуют? Нет уж, ждать – только время терять. Ермолов забрался в седло и дал коню шенкелей.
Фигнера было не узнать. Вместо бороды и стрижки в скобку – щегольские усы и аккуратные бакенбарды, короткие волосы зачесаны с макушки на лоб и взбиты в хохолок, на белом отвороте синего французского мундира – георгиевский бант. Он только что вернулся из Воронова, где стоят два французских пехотных полка, которые можно истребить в два часа его отрядом при помощи отряда генерала Дорохова, если, конечно, доверить командование Фигнеру. Армия же неприятельская по-прежнему находится в пятнадцати верстах оттуда в направлении Калуги; недавно в Москву ушел конвой, который будет прикрывать большой транспорт с провизией. А, вот оно, значит, что. Кутузов прошелся по избе, заложив руки за спину. Потом вызвал к себе секретаря и продиктовал ему два приказа: Ермолову – выводить армию на известную позицию и Дорохову – соединенно с Фигнером действовать на Вороново, истребить два неприятельских полка и отрезать отступление главному авангарду.
Направляясь к своей лошади, ординарец главнокомандующего корнет Герсеванов столкнулся с дежурным генералом. «Куда это тебя послали? К Ермолову?» Коновницын взглянул на часы: начало шестого, Ермолов вряд ли у себя, должно быть, всё еще у Шепелева. «Поезжай скорее в Спасское!» Дороги туда от Тарутино было семь верст, но в Спасском Герсеванов Ермолова не застал: генерал отправился к князю Гагарину. И на квартире князя его не оказалось: уже уехал к себе в Леташово. Герсеванов пустил коня галопом.
…Отпустив поводья, Ермолов предоставил коню самому отыскивать дорогу и покачивался в седле, поддавшись сладкой дремоте. Обед удался на славу: Шепелев угощал гостей лучшими кушаньями и редкими плодами, и вин где-то раздобыл хороших, а не таких, что после в голове шумит и во рту словно полк ночевал. Гвардейская музыка была отменная! Видно, что привыкли играть на балах. Как Депрерадович отплясывал трепака! Ему уж, наверное, лет пятьдесят, а вон какой молодец! Сзади послышался топот копыт.
– Ваше превосходительство! – просипел охрипший молодой голос. – Вам секретный пакет от главнокомандующего!
Нахмурившись, Ермолов спешился, вошел в избу, спросил огня, распечатал пакет. Вся армия должна быть готова к выступлению к шести часам вечера, за исключением 4-го егерского полка, которому остаться в деревне, разводить костры и наблюдать шалаши… Колонна генерала Орлова-Денисова атакует левый фланг французов – кавалерийский корпус генерала Себастиани… Корпуса генералов Багговута и Остермана-Толстого движутся к деревне Тетеринке…
– Что ж так поздно? – гневно воскликнул генерал, обернувшись к ординарцу. – Где тебя черти носили?
Корнет опешил от неожиданности и не нашелся что сказать. Алексей Петрович снова застегивал шинель:
– Сам поеду в Леташевку, скажу, что не успеем. Тебя, брат, за смертью посылать.
…Люди лежали на биваках раздетые, у костров варили кашу, иные пели, сев в кружок. Завидев главнокомандующего в сюртуке, фуражке и с нагайкой, вскакивали и кричали: «Здравия желаю!»
– Это как понимать? – обернулся Кутузов к Коновницыну, громко сопя.
Коновницын молчал, думая про себя, что Толь, шельмец, немецкая бестия, нарочно остался в Леташевке, зная, что будет гроза. В Тарутино они выехали уже в восьмом часу вечера; Герсеванов, видно, разминулся с Ермоловым. По крайней мере, только двое из корпусных командиров вообще знали о готовящемся выступлении – от самого барона Беннигсена, более никто приказа не получал, генерал Уваров и князь Голицын послали много кавалерии на фуражировку за восемнадцать верст от лагеря, артиллерийских же лошадей отвели на водопой. Зато генералы Багговут и Остерман-Толстой в один голос уверяли, что к выступлению армии никакой остановки быть не может, умоляя дозволить им идти.
– Кто здесь старший квартирмейстерский офицер? – спросил Кутузов, озираясь вокруг себя.
Подполковник Эйхен, не подозревая ничего дурного, вышел вперед и принял на себя потоки ужасной брани, завершившиеся выкриком: «Гнать его из армии!» Одной жертвы фельдмаршалу показалось мало.
– Это что за каналья? – спросил
