Новый Мир ( № 12 2010) - Новый Мир Новый Мир

Кто-то снизу ощутимо дернул за край дерюжного мешка, моей одежки нищенской. Так и есть, поганец Гхири. Не послушался приказа, не остался в бараке сидеть. Уж я ему разнос устрою... потом, разумеется.

А ящерок на задние лапки присел, вытянулся, поглядел на меня со значением — и во второй коридорчик устремился. Доверилась я ему, пошла следом — и не напрасно. Из-за дальней двери голоса слышались. Тут у них дерева много, циновок или тканей в дверном проеме не вешают. Солидная дверь, такую изнутри хорошим засовом заложи — и разогнавшийся бык не вышибет.

— Да как сквозь землю! — кипятился за дверью кто-то, судя по голосу, юный. — Все облазили, всю усадьбу, а ни на медяшку толку. Никаких следов. И Лумарги только и знает, что башкой трясти да плакаться, как заколдовала она его. Ребята думают, что и впрямь то ведьма была.

А коли ведьма, то и через стену пройдет как сквозь воду, и птицей обернется, улетит, да еще и дерьмецо свое на прощание какнет.

— Не похожа она была на ведьму, брат, — раздался мрачный голос Худгару. — Что я, ведьм не видал? Ведьма — она какая? Или старая, седая, скрюченная вся собой, или такая спелая красотища, что и у евнуха встанет... А эта... Соплячка высокородная... Я думал было ее попользовать, да расхотелось. Старовата и жирна. Не, брат, думаю, тут иначе малость. Она, понятно, не ведьма никакая, но есть у нее и впрямь амулет колдовской. Им она и Лумарги зачаровала, и охрану ворот. Те сами ее и выпустили, а после забыли, — такое, значит, волшебство. Или боятся признаваться.

— Что ж она пешком утопала, коня никакого не свела? Неужто такая дура?

— Может, и дура, — невидимо ухмыльнулся Худгару. — Большого ума я тогда в ней не приметил. Ну да поглядим. Если и разъезды ни с чем вернутся, значит, не дура... А ты ступай пока, брат, возьми дюжину и сам на ноллагарскую дорогу езжай. Не доверяю я что-то старому Тиамагги. Совсем нюх потерял, только заслугами своими былыми и может хвастаться...

— Сделаю, брат.

И куда мне деться? Сейчас дверь откроется, этот самый братец меня увидит. Стать бы невидимкой, да как?

Метнулась я к дверям на правой стороне коридора. Одну подергала, другую — без толку. Изнутри заложены. Значит, внутри кто живой? А не значит. В этих меннарских теремах как в лабиринте — и внешние коридоры есть, и внутренние, и переплетаются они порой. Каждая комната по два, а то и по три выхода имеет.

К богам, что ли, воззвать? К богам, нами же, червяками земными, и придуманным? Или к этому Истинному Богу, которому поклоняется Алан? Который где-то там, высоко, судит людские дела. Высоко-высоко... дальше, чем звездные птицы...

Невольно взглянула я вверх — и поняла, что вполне без Бога Истинного обойдусь. Потолок-то высокий, не потолок, считай, а сама крыша. И вот они, балки поперечные, не удосужились их досками обшить.

Высоко, однако. Два моих роста, если не боле будет. Ну куда я гожусь? Невидимкой стать не могу, боги за меня не вступятся, летать не умею.

А вот это колечко зачем? А сюда факел крепится. Сейчас-то не надо, солнечные лучи из узких окошек бьют. Высоко оно вбито, кольцо стенное. Но коли нужда заставляет...

Сунула я клинок за пазуху, примерилась, подпрыгнула — не столько даже сорваться боясь, сколько нашуметь. Однако ж достала, ухватилась, подтянулась. Есть еще силенка в руках. Вернее сказать, в корне черной луники. Так... левую ногу в эту вон выемку между бревнами, правой о кольцо опираться, а руками... А руками я до ближайшей перекладины дотянулась, вдохнула воздуха — и всю себя наверх и вытянула, на перекладину. Теперь если прицельно вверх не глядеть — не заметишь нипочем.

Он и не глядел. Вышел из комнаты, стройный да ладный. Пожалуй, всего парой лет постарше моего Гармая будет... Моего... Это ж совсем, значит, у меня мозги размякли... Пожалуй, и впрямь брат Худгару. Дюжиной лет помладше... Наследник, видать.

А пришлось бы его рубить сейчас, не догадайся я вверх глянуть. Морозом меня от этой мысли обдало, хотя давно уж не бывала я в морозных землях, уже и слово такое подзабыла.

Дождавшись, когда братец уберется подальше, я осторожно спустилась. Вниз ненамного легче, проще простого с грохотом сверзиться.

Что ж, дело мое почти сделано. Больной готов к операции, и готов лекарь, и готов лекарский инструмент...

Он сидел за ладно сколоченным столиком, и лежала перед ним — вот уж чего не ждала! — большая книга, сшитая из ломких листов пальмовой бумаги. Окунал он воронье перо в горшочек с чернилами и деловито писал. Прямо как я после очередного посетителя...

— Ну, здравствуй, Худгару, — голосом “тени лавины” произнесла я, загораживая собою дверной проем. Комната небольшая, это нехорошо, особо с клинком не поскачешь, за стены зацепишь. И еще одна дверь имеется, как раз за его спиной. А это еще хуже.

— Кто такая? — приподнимаясь над столом, рявкнул он.

— Смерть твоя. — Некогда мне было с ним разговоры разговаривать и шутки шутить. Быстрее сделать дело — и немедленно домой.

Худгару тоже неглуп оказался. Не стал языком чесать, не стал подмогу звать. Одним толчком опрокинул стол, полетела на пол книга, полились густо-синие чернила. Я едва увернулась, не то бы край стола как раз мне по ступне и заехал.

Миг — и солнце блеснуло на коротком, с полтора локтя, мече, который сам собою оказался у него в руке. Серьезный меч, во Внутреннем Доме сработан. Ну да и “средство” мое не хуже будет.

Время, как всегда в схватке бывает, растянулось, точно змеиная кожа. Все чувства мои обострились, мышцы переполнились силой и жаждой действия, глаза подмечали малейшее движение вражьего меча. Не люблю я корень черной луники жевать, пристраститься можно и жизнь свою дурочкой окончить, слюни пуская. Это, пожалуй, пятый раз в жизни будет, когда я на корешок положилась. Но как иначе? Худгару — боец отменный, иначе бы и предводителем разбойным не стал. А я — старая бабка, и спина у меня болит, и сердце тянет. И хоть учил меня наставник сабельному бою, а нечасто его науку применять приходилось. Откуда опыту взяться?

Некоторое время мы кружились возле опрокинутого стола, притом я тщательно следила, чтобы не отойти далеко от двери, не дать ему выскользнуть. Странное дело, Худгару даже и не пытался проникнуть к внутренней двери.

Моя сабля была на пядь, если не больше, длиннее его меча, и это давало мне преимущества. Однако ловок душегуб был до чрезвычайности, мне только и удалось, что зацепить его левую руку. Смешная царапина, толку от нее чуть.

Интересно, кто раньше выдыхаться начнет? Сил-то в нем, в этаком медведе, немерено, а действие корня луники скоротечно. Пожалуй, если кончится мое везение, то зарубит он меня. И не вернусь я в Огхойю, не сумею моим помочь... если им еще можно успеть помочь...

Я рискнула — и ударила “крылом ласточки”. Опасный удар, наискось снизу, трудно от него закрыться. Но если противник закроется, то и тебе мало не покажется — запросто клинка лишишься.

Он закрылся. Сабля по-прежнему осталась в моей руке, но удар его меча был столь силен, что болью пронзило мою кисть. Еще парочка таких ударов — и придется перехватывать оружие левой рукой, а она у меня заметно слабее будет.

Никто из нас не говорил ни слова — берегли дыхание. Да и о чем было говорить? На все свои вопросы он надеялся получить ответ после боя, если удастся победить меня, не убив. Но если и не так — уж лучше, чтобы не у кого было спрашивать, чем некому.

Мне посчастливилось проскользнуть острием сабли по правой его ладони, но совсем слегка, кожу лишь ободрала. В горячке боя он небось и боли не почуял, только по кровяным брызгам и понял, что зацепила я.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, кабы не вмешалась третья сила. Верный Гхири, хищный, злобный, черной молнии подобный. Тихо-тихо он проскользнул в комнату, мигом вскарабкался по стене — и оттуда прыгнул Худгару на шею.

Острые у ящерка зубы, да мелкие. А кожа у разбойника толстая. Чтоб жилы перегрызть, это ж сколько надо животинке челюстями работать.

И ведь не станет Худгару покорно ждать.

Но мне хватило и мгновенья, когда удивленный разбойник повернул голову. Тут же умный Гхири хлестнул его хвостом по глазам.

А я, подскочив, всадила ему клинок в живот. Хорошо всадила, острие из спины вышло. И сейчас же хлынула кровь — густая, темная. Обмяк непобедимый Худгару, наземь повалился, аккурат между ножками стола.

Удар был смертельный, да только не сразу та смерть приходит. Особенно к таким вот здоровякам, полным живой силы. Кровавые пузыри забулькали у него на губах, скреб он толстыми пальцами, пытаясь достать навсегда отлетевший меч. И силился что-то сказать.