Двое из ларца - Владимир Болучевский

– Вот и позовите, – присоединился к Гурскому полковник.

– Не буду я никого звать.

– Еще как будете, – зло сказал Александр.

– И нечего на меня так зыркать, много вас тут… – она потянулась к телефонной трубке.

Через некоторое время к ним подошел хмурый мужчина в синей летной форме.

– Сменный заместитель начальника аэропорта, – представился он полковнику. – Сугак Алексей Алексеич. Что случилось?

– Ну как что… рейс задерживается, а это вот… – полковник повел рукой в сторону переполненного зала. – Даже присесть негде. До утра… – И почему-то посмотрел на Гурского.

– Керосина нет, – привычно бросил замначальника и тоже посмотрел на Александра.

– Ну хорошо, – пожал плечами Гурский, осознав, что неожиданно для самого себя стал делегатом от многочисленных угнетенных пассажиров в их борьбе с администрацией аэропорта за свои права. – Нам понятно, что нет керосина. Это мы понять можем. Но именно на этот случай у вас и должна быть гостиница. Мы же не в гости к вам домой напрашиваемся, мы все туг деньги заплатили.

– Была гостиница. Теперь нет, закрыли.

– И ничего нельзя сделать? – робко спросила женщина с усталым лицом.

– А что я могу?

– Вы можете открыть нам депутатский зал, – терпеливо подсказал Гурский. – Или как он теперь у вас называется – Ви Ай Пи? Вот мы и есть те самые персоны, мы, еще раз повторяю, честно заплатили за свои билеты, вступив тем самым с вами в договорные отношения. Мы свои обязательства выполнили, а вы нет. Вы создали нам проблемы и отказываетесь их решать.

– Ничего не могу сделать.

– Пустите в свой кабинет женщин с детьми, там хоть тепло наверняка.

– Не могу.

– Откройте депутатский зал.

– Не имею права.

Послушайте, ну что вы глупости говорите? Вы здесь самый главный на этот момент, вы и должны принимать решения в нештатных ситуациях. Посмотрите, – Гурский повернулся к залу, – это что, нормально? Женщин-то с детьми вы можете в этом зале устроить? Здесь же холодно.

– Еще и хуже бывало. И ничего.

– Да что тут… – обреченно обронила женщина и побрела в сторонку. Полковника нигде не было видно.

Толпа вокруг стала редеть, и скоро Гурский с представителем администрации аэропорта остался наедине.

– А тебя я вообще сейчас в милицию сдам, – спокойно сказал замначальника. – Ты пьяный. Хочешь?

Гурский молча засунул руки в карманы куртки, повернулся и пошел к буфету, раздвигая плечом толпу предавших его пассажиров.

«Ладно, – решил он, купив еще одну бутылочку пивка и какую-то котлету, гордо именовавшую себя бифштексом рубленым, – живите вы все как хотите. В рай, в конце концов, строем не ходят».

Неподалеку от него пили кофе две девушки в форме сотрудниц каких-то служб аэропорта.

– А ты начальнику смены звонила?

– Нет его…

– На Пе-Де-Эс-Пе позвони.

– Да не дозвониться туда.

– А ты еще звони. Давай-давай, дозванивайся.

– Подожди тогда, я сейчас.

Одна из девушек отошла от столика, прошла к какой-то служебной двери без таблички и скрылась за ней.

Александр съел котлету и допил пиво. Через несколько минут девушка вернулась.

– Ну? – спросила ее подружка. – Нормально?

– Ага, – кивнула та, и они обе пошли по своим делам.

«Строем в рай не ходят», – повторил про себя Александр и направился к той самой двери без таблички.

За дверью оказался коридор, в котором Гурскому встретилась женщина, строго спросившая его:

– Вам кого?

– Да начальника-то нет, я хоть на Пе-Де-Эс-Пе позвоню, а то ведь…

– А… – сказала женщина и прошла мимо.

Гурский повернул за угол. Одна из дверей была приоткрыта, он заглянул. Небольшая комната, мало похожая на кабинет, была погружена в полумрак. За письменным столом, на котором стоял телефон, сидела молоденькая девушка и читала при свете настольной лампы книжку.

– Добрый день, – поздоровался Гурский.

– Здравствуйте, – вопросительно взглянула на него девушка. – Вообще-то ночь уже.

– Ну да, конечно… Извините, можно я звоночек сделаю, короткий совсем? Это у вас городской?

– Через девятку.

– Спасибо. – Александр вошел и плотно закрыл за собой дверь. Затем сел по– хозяйски к столу, распахнул пуховик, демонстрируя новенький офицерский камуфляж без знаков различия, развернул и придвинул к себе телефон. Снял трубку и набрал через девятку первый попавшийся шестизначный номер, очень плотно прижав наушник к уху. Подождал, с облегчением услышал длинные гудки и, отстранив трубку от уха, чтобы читающая книжку девушка тоже могла их услышать, сказал:

– Странно…

Положил трубку на рычаг, отодвинул телефон и задумчиво воззрился в пространство.

– Не дозвонились? – Девушка отложила книжку.

– Что? А… Да нет. Но… странно.

– А что случилось?

– Да… Меня встречать должны были. И не встретили.

– Может, разминулись?

– Да нет. Невозможно. – Он нервно побарабанил пальцами по столу. – Серьезные люди встречают.

– А вы к нам откуда?

– Я? Да из центра я, скажем так. В командировку, – и Гурский со значением взглянул девушке в глаза.

– Так вы подождите, может…

– Может, может… а может, уже и нет. А? Вы как думаете? Извините, это я о своем, – улыбнулся он. – А как у вас тут… что, говорят, позиции Александр Иваныча Лебедя относительно… ну, братвы всякой – крепкие?

– Да как сказать. Говорят всякое.

– Вот то-то и оно… Ну хорошо, – он крепко положил ладонь на стол. – Вас как зовут?

– Меня? Нина.

– Вот что, Ниночка, у вас здесь в аэропорту ничего такого где-то с час назад не происходило? Ни шума, ни беготни не было?

– Да вроде нет.

– Странно… оч-чень странно. Хотя, с другой стороны… Ладно, Ниночка, мне там, внизу, светиться сейчас ну никак не желательно. Это ничего, если я у вас здесь в уголочке посижу? А утром я дозвонюсь, за мной машину пришлют, и я исчезну, а?

– А родина меня не забудет? – улыбнулась Нина.

– А родина вас не забудет, – шутливо мотнул в ответ головой Гурский. – А то я, знаете, если с поездом еще считать да на машине – уж четвертые сутки как в дороге. На одной водке только и держусь, – он обезоруживающе улыбнулся. – Хотите?

Александр вынул из кармана флягу.

– Нет, что вы, я же дежурю. Я лучше чайку. – Она поставила на стол термос. – У меня и бутерброды есть, берите.

– Маленький кусочек, если можно.

– Да вы не стесняйтесь.

– Нет-нет, в самом деле спасибо.

– Вот, возьмите стакан.

– Ну спасибо, – Гурский плеснул в стакан из фляги, выпил и взял половинку бутерброда.

– Вы вот что. – Нина вышла из-за стола. – Идите-ка сюда. У нас тут – вот…

Гурский, убрав фляжку в карман, прошел в отгороженную шкафом часть комнаты и увидел небольшую кушетку.

– Вы прилягте, а я разбужу. Во сколько?

– В девять ноль-ноль, однако.

– Одеяло дать?

– Нет-нет, спасибо, я курткой.

– Ну хорошо, вот вам подушка, ложитесь.

– Нина, родина вас не забудет.

– Если вспомнит… Отдыхайте.

«Вот ведь, – думал Гурский, пытаясь устроиться поудобнее на узкой кушетке и укрываясь пуховиком. – Интересно, ну почему у нас в России для того, чтобы к тебе отнеслись по-людски, обязательно нужно баки законопатить по самое некуда? Корчить из себя кого-то… И чего она там, любопытно, про меня себе напридумывала?»

Кушетка была коротковата. Он встал, придвинул стул, лег и, пристроив на стуле ноги, наконец-то блаженно вытянулся.

«А вы полюбите нас черненькими. Беленькими-то нас всякий полюбит…» Александр провалился в сон.

Предутренние сны Адашева были тягостны, тревожны и бессмысленны. Подсознание генерировало череду каких-то нелепых ситуаций, в которых он был вынужден, скрываясь от кого-то, брести бесконечными коридорами и разыскивать ПДСП, абсолютно не представляя, что это такое. По пути он открывал какие-то двери, умолял дать ему стакан воды, пил, пил и никак не мог напиться. Наконец, очевидно, даже подсознанию надоела эта лабуда, и Александр проснулся.

Он встал, повесил на плечо куртку и вышел из-за шкафа.

За столом сидела совершенно другая девушка.

– Доброе утро. А где Нина?

– Сменилась пораньше, вас просила в девять разбудить, а еще без пятнадцати.

– Ага, спасибо, – Александр, надевая куртку, кивнул девушке на прощание и пошел в зал ожидания. На ходу он машинально переставил свои часы на местное время.

Прежде всего необходимо было утолить жажду. Он пошел к буфету, с жадностью выпил бутылку пива и с отвращением посмотрел на еду. Сказывалась разница часовых поясов. Организм упрямо твердил, что на его лично взгляд еще ночь, ну, может быть, самое раннее утро. Какая, к черту, еда?!

Спустившись на первый этаж и подойдя к информационному табло, Гурский с ужасом увидел, что его рейс переносится на четырнадцать ноль-ноль.

«Ну уж это я не знаю, – подумал он. – Я здесь что, навсегда?»

Но с кем спорить-то? Необходимо было мобилизовать навыки выживания в экстремальной ситуации. Гибель от голода и переохлаждения вроде не грозила. Грозил нервный срыв. А значит, в первую очередь необходимо было снять стресс. Он вынул из кармана и зачем-то встряхнул пустую прозрачную фляжку.