Двое из ларца - Владимир Болучевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ладно, идем в разведку, берем языка, а там – по обстоятельствам».
Александр вышел из здания аэропорта, с удовольствием вдохнул сухой морозный воздух и осмотрелся. Того самого магазина вроде не наблюдалось.
– Извините, – обратился он к мужчине, который явно шел в аэропорт на работу. – А здесь магазина где-нибудь поблизости нет?
– Тебе водки, что ли?
– Водки.
– Вон там, видишь, автостоянка? Мимо нее налево, и там увидишь. – Мужчина скрылся за дверью.
«А как он догадался? Ну да, – Гурский провел ладонью по подбородку и щеке, – видок у меня небось… да и амбрэ. Не в кондитерский же, на самом-то деле».
Найдя в указанном «языком» направлении искомую торговую точку, он купил там пол-литровую бутылку «Смирновской», картонный пакет апельсинового сока и две пачки сигарет. Отошел к высокому подоконнику, наполнил на две трети флягу, долил соком и задумчиво посмотрел на оставшуюся в бутылке водку.
– Вам стаканчик? – понимающе предложила скучавшая в пустом на этот час магазине продавщица.
– Вы полагаете?
– А чего тянуть-то? Вон и пирожки у меня возьмите, с капустой, свежие. Или колбаски.
– Ну-у… окажите любезность. Продавщица достала из-под прилавка и протянула чистый стакан.
– Так что – колбаски?
– Нет-нет, пирожок, пожалуйста, с капустой.
– Берите два, они вкусные, я вам сейчас разогрею, – она положила два пирожка на тарелку и засунула в микроволновку.
«А вот еще, – думал Гурский. – Ведь все беды русского человека от водки. И в то же самое время сколько сочувствия к выпивохе, сколько участия. Главное, чтобы не матерился и в рыло не норовил закатать. И ему все двери откроют, последним поделятся. Бывает, конечно, нарвешься иной раз на исключения, вроде той стервы в справочном окошке или ее начальника, но на то они и исключения, И тем более – при исполнении. Нет никого душевнее русского человека, когда он под мухой, и бездушнее, когда – при исполнении. Парадокс. Загадка русской души».
Печка звякнула, продавщица вынула из нее пирожки, переложила их на прохладную тарелку и протянула Александру вместе со вторым чистым стаканом.
– Вот, возьмите, вам же запить, наверное, надо.
– Дай Бог здоровья.
Жизнь аэропорта тем не менее осуществлялась обычным размеренным образом.
В зале ожидания все так же изнывали от неприкаянности пойманные в ловушку самого ненавязчивого сервиса в мире пассажиры.
К старожилам присоединялись партии новых несчастных, которых угораздило лететь теми рейсами, что садятся на дозаправку в обескеросиненном порту, но время от времени кого-то все-таки приглашали на посадку, и остающиеся провожали их нехорошими взглядами.
Александр поднялся на второй этаж и, стоя у стеклянной стены, смотрел на самолеты и метущую по бетонному полю поземку.
– А вы так и не дозвонились? – тронул его кто-то за рукав.
– Ниночка… – улыбнулся было обернувшись Гурский, но тут же нахмурился и взглянул на часы. – Теперь уже бессмысленно. Теперь мне разве что в Хабаровск. Там у нас еще одна база. Только вот… задержка рейса.
– А вы же говорили, – понизив голос и придвинувшись к Гурскому, тихонько сказала она, – что вам здесь… светиться нежелательно.
– Ну, в общем…
– Пойдемте. Пойдемте-пойдемте. – Она решительно взяла его за руку и шагнула в сторону очередной служебной двери, что была неподалеку. – Там у нас Светка сейчас дежурит.
– Где? – машинально спросил Александр.
– Ну, для отдыхающих экипажей, там сейчас никого нет. И посторонних туда не пускают.
Сдав Гурского с рук на руки рыжей веснушчатой Светке и попросив проследить за тем, чтобы он не прозевал хабаровский рейс, Нина улыбнулась на прощание и ушла.
«Надо же, – посмотрел ей вслед Гурский, – даже имени не спросила. А потом небось вспоминать будет, как однажды офицеру одному „такому, специальному“ помогла, а может, даже и жизнь спасла. Рассказывать будет. И хорошо…»
Глава 26
Рейс откладывали еще несколько раз, и по приземлении в Хабаровске Адашев– Гурский вышел из самолета настолько остекленевшим от всех прелестей путешествия по воздушному пространству родины, что прямиком направился к выходу из здания аэропорта, подошел к первой же машине, которая стояла напротив дверей, упал на переднее сиденье и буркнул: «На вокзал».
И только отъехав на приличное расстояние, с ужасом сообразил, что сидит на водительском месте движущегося автомобиля, а руля перед ним и педалей под ногами нет. Его пробил пот, он закрутил головой, окончательно проснулся и увидел, что водитель сидит справа и удивленно на него поглядывает.
– Господи, – выдохнул Гурский, – вот кошмар-то…
– А что такое?
– Да я подумал, у меня крыша съехала. Что это я сам машиной управляю, мысленно.
– Бывает. А что ж вы без багажа-то?
– Ой, слушай! Я ж забыл совсем… давай назад.
– Здесь, правда, разворота нет… – водитель посмотрел в зеркало заднего вида, – да вроде и ментов тоже.
Он заложил руль влево, ударил по тормозам, почти одновременно в газ и, идеально исполнив «полицейский разворот», спокойно поехал назад.
Они вернулись в аэропорт, Александр успел вместе с самыми последними пассажирами своего рейса получить сумку, сел в машину и спросил у водителя:
– Слушай, а у вас-то сейчас сколько?
– Да ладно, за полтинник довезу.
– В смысле?
– Да рублей, не баксов. Я просто друга встречал, а он, видно, завис где– то. Керосина, наверное, нет. Мне домой в ту сторону.
– Ага. Только я время спрашивал.
– Да уж первый час ночи.
У железнодорожного вокзала Гурский расплатился с водителем, вышел из машины, повесил сумку на плечо и пошел к билетным кассам, где выяснилось, что на вечерний поезд до Комсомольска-на-Амуре он, конечно же, опоздал и опять придется ждать утра.
– Ну а билет-то я могу взять? – спросил он у кассирши, наклонившись к окошку.
– Можете, – ответила она, отвернувшись в сторонку. – Только не дышите на меня.
– Да что ж мне тут у вас, совсем не дышать, что ли? – прорвало Александра. – Заладили, понимаешь, что одна, что другая… Дайте билет!
– Вот, возьмите.
Гурский расплатился, сунул билет в один из карманов и отошел от кассы, бурча под нос:
– Нет, я здесь точно сдохну. Или зашибу кого-нибудь.
Он вышел из здания вокзала на площадь, посреди которой возвышался в темноте какой-то памятник.
«Хабаров небось», – подумал Александр. Слева от памятника сияли ярким светом окна торгового павильона, украшенного поверху остроконечными треугольниками небанального архитектурного решения крыши.
«А ведь нам туда, – сказал сам себе Гурский. – Жопой чувствую».
Он пересек площадь, вошел в магазин и, подойдя к прилавку, вынул, расстегнув зиппер, из нагрудного кармана куртки бумажник.
– Дя-яинька, дай на хлебушек! – плаксивыми голосами заканючили возле него трое пацанов лет девяти-десяти.
– А что это вы здесь делаете в такое время? – не находя сил даже на назидательные интонации, спросил он.
– Мамка домой без хлебушка не пуска-ает…
– Фигу вам, а не на хлебушек. Мамке вашей на пузырь небось не хватает. Так? Или вообще на «чек». Ну-ка, пошли. – Он взял одного за руку и, спустившись на две ступеньки, прошел в соседний отдел.
– Три банки тушенки, три банки сгущенки, – начал он перечислять продавцу. – Теперь… вон там, это у вас гречка по килограмму расфасована? Три пакета дайте. Масла растительного бутылку, сливочного килограмм. У вас какой хлеб свежий? Дайте три. Да! Это же новое поколение… Дайте им «пепси». Тоже три. Вон – самые большие.По пакетам разложите, пожалуйста. И вот что… У вас ножик есть? Если не затруднит…
Продавец вынул из кармана и подал Адашеву толстый многофункциональный перочинный ножик китайского производства. Александр раскрыл шило и пробил в банках тушенки и сгущенки по нескольку дырочек.
– Вот, – сказал он мальчишкам, кладя на прилавок нож, – это чтобы мамка ваша не продала. Жуйте.
Расплатившись, он бросил бумажник в большой широкий наружный карман куртки и стал помогать укладывать продукты в пакеты.
– Держите, Гавроши, и марш а ля мэ-зон, мерд алер!..
– Спасибо, дяинька! – Пацаны испарились.
– Спасибо – это много, – сказал вслед Гурский, – достаточно, чтобы вы людьми выросли. Или людями. Как правильно, вы не в курсе?
– Да мне без разницы, – продавец взял с прилавка ножик и, защелкнув шило, убрал его в карман. – Только они у вас лопатник помыли.
– Иди ты? – Адашев сунул руку в карман. – И правда. Вот ведь…
– Держи, – продавец откупорил и протянул ему бутылку пива. – Альберт Швейцер… Ты откуда такой?
– Из Питера.
– А, ну понятно. Вы все тут вразнос идете. У тебя вроде там немного и было. Еще-то есть?
– Давай посмотрим.
Александр расстегнул пуховик, запустил руку глубоко за спину и достал из потайного кармана пакет, в который еще в самолете отложил доллары и крупные рублевые купюры. В бумажнике он оставил тогда немного средств на текущие расходы и после всех трат, включая и вот эту последнюю, на гаврошей, оставалась там сущая ерунда. Жаль было самого бумажника, который подарила на день рождения некая Татьяна.