Любовь как сладкий полусон - Олег Владимирович Фурашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В результате Кондрашову на протяжении получаса пришлось её успокаивать, пересказывать перипетии «Ватерлоо при сельпоо» и убеждать, чтобы она не звонила в милицию, так как Юрий сам кое в чём был не прав.
– Юрочка, – пеняла ему Лидия Николаевна, – ведь предупреждала же я тебя: не связывайся и сторонись Самохиных.
– Мама! – не перечил ей сын. – Больше не буду. Давай о другом.
– Да не могу я о другом, – не сразу согласилась та. – …Ну, давай. Просто уже ночь на дворе.
– Ма-ам, – довольный тем, что Лидия Николаевна готова переключиться на иную тему, перевёл разговор в нужное русло Кондрашов, – надо бы как-то помочь Стелле. Надо…кгм…, – замялся он. – Надо бы освободить её от наговора. Ты не могла бы…посодействовать, а?
– От наговора? – не могла не улыбнуться та.
– Мама, ну не цепляйся к словам, – занервничал сын. – Ну, или от напасти. Хоть как назови.
– От напасти? – проникаясь состоянием Юрия и принимая серьёзный вид, в затруднении проговорила женщина. – Чем же я её выручу? Я же не магистр какой-нибудь белой магии…Да и с каких пор, ты вдруг поверил в подобные небылицы? Ты же сам всегда критиковал меня за предрассудки…
– Мама! – не выдержал юноша, вскакивая из-за стола. – Да ни в грош я не ставлю эти идиотские бредни! Но, на всякий случай…Чем чёрт не шутит…Не зря же говорят: бережёного Бог бережёт…На грех и грабли стреляют…, – и он смущённо прикрыл рот кулаком, потому что с языка у него так и слетали сплошь религиозные изречения, вовсе не красившие мужчину с материалистическими убеждениями. – Пожалуйста, сделай что-нибудь.
– Только чернокнижницей я не была, – невозмутимо констатировала Лидия Николаевна. – Ты меня, сыночка, странными просьбами одолеваешь. И прежде разъясни, пожалуйста, что у тебя за отношения со Стеллой, раз ты так о ней печёшься?
– Мама! – перебивая её, Кондрашов от избытка эмоций даже упёрся лбом в перегородку, разделяющую кухню и прихожую. – Здесь дело принципа. А со Стеллой у нас дружба. И чтобы постоять за неё, я такое отчебучу, что Самохиным небо с овчинку покажется!
Вероятно, эскапада сына, в особенности последняя фраза, элементарно испугали Лидию Николаевну. Уж кому, как не ей было знать, до чего горячие мужчины составляли род Кондрашовых. И она по-новому оценила сложившееся положение.
– Хорошо, – сказала она. – Юра, я тебе обещаю, что выполню всё, что… полагается при столь странных обстоятельствах. Однако…при непременном условии…
– При каком же? – облегчённо переводя дух, спросил юноша, ибо обещание его мамы по надёжности превосходило устойчивость материка Евразия.
– Ты что-то недоговариваешь. Ты мне должен сказать, что за чёрная кошка пробежала между тобой, Ниной и Стеллой.
– Что за кошка…, – замялся Кондрашов. – Понимаешь, дура Нинка приревновала меня к Стелле.
– Что, у неё было такое право?
– В смысле?
– Право ревновать тебя?
– Да нет же, совершенно на ровном месте…
– Погоди, Юра. Я спрашиваю не про основания для ревности, а имела ли Нина в принципе право ревновать именно тебя? У тебя с ней что-то было?
– Да как сказать…, – покраснел паренёк до корней волос. –
Целовались пару раз. Вроде, нравилась она мне.
– А потом она разонравилась и понравилась Стелла?
– В общем, да. Фу-у-у-у! – с шумом выдохнул Кондрашов воздух, словно в одиночку вытащил в гору воз.
– Извини меня, Юра, но ты та-ак за Стеллу переживаешь, что создаётся впечатление, что она тебе не только симпатична…
– Так оно и есть, – чуть раньше по существу уже признавшись в глубоком неравнодушии к Кораблёвой, теперь последовательно рубил правду-матку парень, прикусывая губу. – Стелла – восхитительная девушка! Ты же видела её в клубе? Ну?! – произнёс он так, словно сказал: что за излишние вопросы?!
– Извини, ты любишь её? – уточнила Лидия Николаевна.
– Да! – категорично рассёк воздух ребром ладони её сын.
– А она тебя?
– Это не имеет значения. Главное, я её люблю.
– И ты не заблуждаешься в своём чувстве?
– Не заблуждаюсь! – безапелляционно отвечал Юрий. – И тут же, противореча себе, он с любознательностью школяра осведомился, вторично выдыхая избыток эмоций от смущения: – Ф-фу-у-у-у!…Мам, а какая она, любовь?
– Любовь? – в отличие от него, наоборот, вздохнула и задумалась женщина. – Любовь…Сложный вопрос, Юрочка. Ведь на неё нет эталона, как на килограмм, который хранится в Париже в палате мер и весов. Чтобы каждый мог взять свою страсть и сверить с идеалом. Приложил, сопоставил, и готово: да, это любовь. У всякого любовь особенная. И не обязательно высокая и благородная, чистая и прекрасная. Возьми Аксинью и Григория из «Тихого Дона» – чего только меж ними ни было…Чувства способны и вознести высоко-высоко, и уронить низко-низко. И смешной любовь тоже бывает, и бестолковой, и преступной…
– А как у вас с папой?
– У меня от встреч с ним рождалось ощущение радости и доброты. Он ведь очень человечный, но до сих пор по-мальчишески отчаянный. Потому и угодил в переплёт, непутёвый наш…Слов нет, конечно же, надо было правду отстаивать…Но…не совсем так…Так ведь именно он за девочку заступился! За справедливость я его и полюбила…
– И я – тоже! – горячо поддержал Лидию Николаевну сын.
– Ты знаешь что, Юрочка? – блеснули слезинки страданий в глазах его мамы. – Запомни, что изначально какие зёрнышки заронят влюблённые, как их лелеять станут, такие цветочки и вызреют. А цветочки наши с папой – наши дети. Вы с Веней. Потому ты, пожалуйста, будь умницей и не делай глупостей. Постарайся оправдать нашу любовь.
7
Вечером следующих суток, возвращаясь с очередной трудовой вахты, Кондрашов однозначно настроился на то, что уж сегодня-то, хотя бы на пару минут, но он непременно нанесёт визит Стелле. И плевал он с высокой колокольни на запреты Марины!
Однако, молодой человек предполагает, а Господь – располагает. И длань божьего промысла расставила фигуры в шахматной игре, именуемой жизнь, по собственному усмотрению. И разыграла не ту партию, что выбрал юный гроссмейстер.
Войдя во двор дома, молодой тракторист, подобно добротно обученной лайке, моментально распознал обожаемый им и отдающий дымком банный запах. «Чудно! – рассудил он. – Нынче среда, до субботы – три дня, а мама баню истопила. Чудно!»
Он взбежал по ступенькам крыльца, миновал сени, отворил утеплённую входную дверь и из прихожей тотчас разглядел, что в уютной кухоньке, расположившись за столом, о чём-то увлечённо беседуют его мама и…Стелла. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!», – вихрем пронеслось у него в мозгу. И паренёк изваянием застыл у порога.
– Здравствуйте, Юрий Дмитриевич! – с неуловимой смешинкой приветствовала его Лидия Николаевна. – Не стесняйтесь, проходите и не чувствуйте себя гостем.
– Здравствуй, Юра! – тепло произнесла Стелла, и точно своей ласковой прохладной ладошкой прошлась по его вихрастой макушке.
И обе женщины дружно и сдержанно засмеялись, безобидно потешаясь над уморительным видом «пришельца».
– Добрый день…То есть, добрый вечер! – растерянно пролепетал тот. – Так ведь …Вроде
