Скажи это Богу - Елена Черникова

- Тима, - тем же бесцветным тоном обратился он к девушке, не поворачивая головы. - Скажи, ты слышала слово монастырь?

- О Господи... - прошептала жена.

Тима помолчала, честно вслушиваясь в слово монастырь.

- Да, - вспомнила Тима. - В журнале для путешественников. Этот монастырь находится в какой-то Греции.

- Василий... - прошептала жена.

- Не только в Греции. Есть и в других местах. Мы с тобой живем в России, это очень большая страна. И чтобы попасть в монастырь, не обязательно ехать в далекую Грецию. Понимаешь?

- Да. Понимаю.

- Вот и прекрасно. На следующей неделе съездим с тобой в монастырь.

- А мама? Тоже поедет?

- На следующей неделе у мамы много разных забот. Наверно, мама не поедет, - ласково ответил профессор, и от его голоса мама вздрогнула. Она расслышала, с какой окончательной решимостью это было сказано. И еще она поняла, что у нее отнимают ребенка - без собеседований, уговоров и прочей сентиментальной чуши.

Стараясь не зарыдать, жена профессора с великим вниманием разглядывала чистую глянцевую дорогу, безлюдные поля и бездушное синее высокое небо, которое сейчас казалось ей черным.

Доктор уверенно вел автомобиль в город, Тима напевала душевный мотивчик.

- Что ты поешь? - вдруг поинтересовался профессор.

- Не знаю. Оно само поется, - с невинной улыбкой ответила Тима.

"Понятно, - скрипнул зубами доктор. - К нам постучалась музыка. И не за горами поэзия и правда, скульптура и мультура... Все ясно. Только в монастырь. И пой там до конца своих дней..."

Жена поняла его мысли. И полезла в сумочку за валидолом, благоразумно прихваченным ею на эту прогулку.

Алина выиграла

Она ждала этого звонка уже неделю. Она взлетала на крыльях надежды и падала в пропасть отчаяния, если позволительно пользоваться штампами для описания ее чувств. Ну ладно: взлетала на крыльях отчаяния и падала в пропасть надежды. Так даже честнее. И вообще.

Звонок раздался, трубку она взяла, голос настроила.

- Да, профессор. Конечно, профессор. Спасибо, профессор.

Воплощенная корректность.

Ее собеседник сегодня наконец снял маску нечеловеческого величия и в результате явил миру довольно кислую мину. Накануне вечером он приказал жене готовить Тиму в послед?ний путь - он именно так изящно и выразился, - после чего с удовольствием почувствовал себя исчадием ада.

В обширной клиентуре профессора были и священнослужители, очень мало, но были, и через них он собирался надежно избавиться от своей внезапной обузы. Он был так разочарован нормальным выздоровлением Тимы, что испытывал особое наслаждение от своей небрежно?сти: дескать, я тебя породил, я тебя и в монастырь отправлю. Зря, что ли, жертвовал на его реставрацию. Он так негодовал на девушку, что даже астрономические деньги, потраченные на нее за двадцать лет, не перетягивали во внутреннем споре ни одного аргумента. Гнев доктора на его творение был запределен, и остановить исполнение его воли не могло ничто.

Жена профессора уже и не пыталась. Убитая своим горем, она покорно собирала вещи Тимы, не смея ни заплакать, ни даже горестно вздохнуть: Тима не должна была заметить ни малейших изменений в поведении мамы.

А Тима, ничего не замечая, упоенно разглядывала картинки в глянцевых журналах. Там все было так ярко, что одного лишь сияния красок Тиме было вполне до?статочно для блаженства. Видеть мир глазами, абсолютно незамутненным взором в прямом смысле слова, - это оказалось очень веселой игрой. Обещанная профессором поездка в какой-то монастырь представлялась продолжением журнала; так и получилось, что первое в жизни Тимы осознанное ожидание наслаждения связалось со словом монастырь. И поскольку ее внутреннее зрение теперь уснуло, она не могла видеть ни перекошенного лица доктора, ни тайных слез мамы.

Профессор назначил Алине встречу в том же ресторане, где они познакомились и подписали необыкновенный контракт. Даже не назначил, а очень вежливо пригласил. Почти попросил. Алина знала, что он сделает какие-нибудь шаги к восстановлению статус-кво. И она приготовилась.

- ...Но с соевым соусом будет еще лучше! - Профессор уже целый час говорил только о еде.

Алина изящно поддерживала разговор о продуктах моря, не выказывая ни малейшего интереса ни к какой другой сфере бытия.

Официант попался тот же самый, но сегодня он не забывал подавать приборы и вообще выглядел молодцом. Заметив перемены в его манерах, профессор обрадовался: можно сменить пластинку.

- Помните, Алина, как вы тогда иронизировали над ним: "И в капле официанта отразится Вселенная". Мне понравился стиль ваших шуток.

- А мне ваших, - беспечно ответила Алина. - Я была серьезна, как постовой на перекрестке.

- Очень странное сравнение, - одобрительно заметил доктор. - Творческий подъем?

"Ну наконец-то. Сорвался. Добрались до начала..." Алина мобилизовалась и небрежно ответила:

- Да, пожалуй.

- И что пишем? - тем же тоном спросил доктор.

- Письма.

- А издательство и переводчики - это мне послышалось? В нашу первую встречу вы упоминали какие-то обязательства перед формальным миром. Подождут?

- Не трудитесь, доктор, будьте прямее. Взглянем правде в глаза, ладно?

- Последнее время я с трудом воспринимаю слово глаза и вообще все, что связано со зрением, видением...

- ...и ясновидением. - Алина выдохнула, положила приборы на тарелку и открыла сумочку.

Достала свой экземпляр договора, осмотрела со всех сторон и сказала:

- Доктор, вы очень тонкий негодяй, но вы все-таки не убийца. Поэтому я позволяю себе сейчас принимать пищу за одним столом с вами. Но я больше не позволю вам вмешиваться в мою жизнь. И вы знаете, что теперь, когда вы нарушили наш контракт, не прочитав моих творений в мой плановый визит к вам, я имею формальное право так говорить...

- Дорогая Алина, - доктор тоже положил приборы, - я хотел бы напомнить, что наш контракт нерасторжим в принципе, но мы можем пересмотреть некоторые пункты. Пожалуйста. Предлагайте ваши пункты.

- Вы крещены? - поинтересовалась Алина.

Профессор неожиданно расхохотался. За соседним столиком уронили вилку.

- Так, так, давайте дальше, - подбодрил Алину про?фессор.

- Хорошо. Давайте останемся, так сказать, друзь?ями. Платить я вам больше не буду. Писать в книжке буду, соответственно, что захочу. В том числе и про свое прошлое. А вы получите авторский экземпляр с дарственной надписью по выходе тиража в свет.

- Или во тьму. Ваше прошлое абсолютно никому не интересно. Вы провалитесь. Вы слишком рано пытаетесь соскочить с крючка.

- Ничего. Не рано. Нормально. Да и вам полегчает, - усмехнулась Алина.

- А у меня есть трудности? - поинтересовался доктор.

- Еще какие! - кивнула Алина. - Тима, например. И жена. И с головой что-то, не так ли?

- И что - все это переменится, наладится, если мы с вами останемся, как вы выразились, друзьями?

- Не знаю. Ваши проблемы вы создали сами.

- Не знаете? Тогда зачем вы предлагаете мне демарш, если не обещаете ничего взамен? - рассердился профессор.

- У вас нет другого выхода. Кроме того, мы в расчете - на данном этапе. Я не пропустила ни одного платежа. А вы один раз нарушили контракт. И все.

- Вы сами спровоцировали это нарушение, - подчеркнул профессор.

- Откуда вам это знать? Вы в тот день были сильно не в себе. Но вы же не отменили нашу встречу. Вы приняли меня. Ваша самонадеянность была, как водится, на боевом дежурстве. Вы и сейчас пытаетесь прыгнуть выше головы.

- Вы ломаете мне жизнь... - вдруг сказал профессор очень печально. - Мы так не договаривались. Вы жестокий человек, Алина. И вы обманули меня.

- В чем же? - запальчиво спросила она.

- Вы не были в столь критическом состоянии тогда, когда обратились ко мне. Вы прикинулись больной, битой, несчастной. На самом деле вы просто хотели еще с кем-нибудь поиграть, как играли всю жизнь, особенно с мужиками. За что в свое время и получили по голове. Вам и сейчас угрожает та же опасность, потому что вы опять заигрываетесь. Поверьте, я столько чужих слез вытер, что давно перестал испытывать сострадание даже отдаленно. А встреча с вами слишком дорого мне обошлась. Никакие ваши регулярные платежи не покроют мой расход... - Это он сказал тихо, медленно и глядя в стол.

Алина удивилась и замолчала. Выпила вина. Она не ожидала такого. Потратив столько сил на удушение профессор?ских амбиций, она уже почти праздновала победу. И вдруг - этот печальный тон, это обвинение в жестокости. Пауза затягивалась.

- Можете порвать свой экземпляр нашего контракта, - решительно сказал он. - Я обещаю, что сегодня же порву свой и юристам моим скажу, чтобы вас не беспокоили. Живите как хотите. Вы мне очень надоели. - И вытер губы салфеткой.

- Спасибо, - так же тихо ответила ему Алина. Ей почему-то захотелось плакать.

- И вот еще, дорогая бывшая клиентка. Если ваше предложение остаться друзьями остается в силе, то у меня к вам есть одна дружеская просьба.