Скажи это Богу - Елена Черникова

И вот все это случилось: окна обнажены, льется свет, блики прыгают и отражаются в зловеще обнаженном зеркале. Значит, Тима прозрела по-настоящему? Простыми человеческими глазами? А жена знает? А может, это именно жена открыла окна и зеркало? Может, это и повлияло на Тиму? Нет, глупости. На Тиму никогда не влиял простой солнечный свет. Да и гардины-то всю дорогу висели здесь только для того, чтобы никто не мог увидеть именно Тиму, когда профессор ворожил над нею кристаллами, благовониями и когда давал свои задания - рассматривать клиентов на любых расстояниях.

Так. Лаборатория-келья разрушена. Теперь это обыкновенная комната обыкновенной девушки, у которой теперь работают обычные органы восприятия, что было нереально и что все-таки произошло сегодня. Ему стало очень страшно. Чудеса - по его мнению - должны происходить как-то иначе. Чище. Как в старинных книжках. И в другом направлении.

- Поворкуйте, а я скоро вернусь - сказал профессор и услышал: "Не беспокойтесь", - сказала Алина, "Не торопитесь", - подбавила Тима.

С тяжестью в сердце профессор покинул комнату и по?мчался искать жену.

Она сидела на кухне и мирно беседовала с поварихой.

- Пойдем, - сказал профессор, по горло сытый на сегодня мирными переговорами среди женщин, никогда ранее не общавшихся вне рамок и законов, учрежденных лично хозяином.

Жена вышла в коридор. Ни малейшего беспокойства не было в ее лице. Казалось, только обсуждение обеденного меню с поварихой - единственное, чем заняты мысли этой женщины.

- Ты уже знаешь? - спросил профессор.

- Да, - тихо ответила жена, - я хотела сказать тебе, но ты же сам сказал, что важная клиентка.

- О Господи, - простонал профессор - и ощутил новый удар в солнечное сплетение. - Ах да... Что случилось, расскажи быстро! Тима с этой важной клиенткой рыбок в аквариуме рассматривают! Как это произошло? Я ушел работать, ты осталась со спящей Тимой, что было дальше?

- Она проснулась и прямо посмотрела на меня. Глазами. Это было необычно и очень приятно. И говорит - мама. А потом она встала - я ничего не сделала, я пальцем к ней не прикоснулась, - она открыла шкаф со своей одеждой, тщательно пересмотрела вещи, выбрала джинсы с блузкой, переоделась, потом подошла к окнам, откинула гардины, потом обнаружила зеркало в простенке и стала разглядывать себя. Я сидела и боялась пошелохнуться. Это же счастье! Я поняла, что она излечилась полностью, и сердце мое билось сильно... Она повернулась ко мне и сказала, что хочет подарок к какому-нибудь празднику - музыкальный центр и много-много разных записей, особенно Моцарта.

- Центр?! Моцарта?! - воскликнул несчастный доктор. - Кто ей Моцарт? Она слова такого не знает!!!

- И я не поняла, - оправдывающимся голосом ответила жена. - Она и про музыку, кажется, никогда ничего не знала, хотя, впрочем, надо вспомнить...

- Уж вспомни!

- А ты не рад? - удивилась жена. До нее наконец дошло странное смятение мужа, но она не могла его понять.

Ребенок-то прозрел. И глухота тоже закончилась. Праздник!

- Ладно, потом поговорим. - Профессор откашлялся. - Я вернусь наверх, досмотрю это кино, а потом поговорим, потом, когда...

- Господин профессор! - За спиной у доктора раздались два веселых молодых голоса. - Смотрите!

Он быстро обернулся и увидел Тиму и Алину. Они держали в руках по большому хрустальному бокалу с водой. Внутри каждого плавала рыбка: у Тимы синенькая с золотом, у Алины красненькая с золотом.

- Мы неводом хрустальным поймали рыбок золотых, - пропела Алина, счастливая до неприличия.

- Мы их отпустим, не переживайте, - добавила Тима и восхищенно воззрилась на свой улов.

Профессор с женой безропотно кивнули, дамы с бокалами засмеялись и убежали. И профессору показалось, что уже он сам не видит света белого. И не хочет его видеть.

(См. Приложение 8)

Зачем гарем Cтепану Фомичу?

Кто владеет собой -

тот владеет всем.

Афоризм

Анна! Зачем козе баян?

...Иногда люди хандрят и хнычут, плачут, и становится легче. Это - обычная жизнь: эмоции, глупости.

А иногда смотришь на себя со стороны и готов смеяться. Это уже поведение поумнее.

А бывает - ничего не можешь. Словно тебя убили. Но почему-то боль осталась. Запредельная, смертная мука, душа никак не может сорваться с гвоздей, которыми прибита к телу, - и рвется, бедная, рвется. И ни туда ни сюда. Ни вырваться прочь, ни на место встать.

Что должен сделать человек, который ничего не может сделать?

Тогда, после контузии, я выпала из жизни вовсе не от удивления, что убивали именно меня. До таких высот моя мысль не поднималась: голова болела.

Удивилась я другому: любимый человек, Степан Фомич, именно тогда признался мне, больной и разбитой, - с гордо?стью признался! - что завел гарем и постоянно пополняет штат.

- О, сколько новых ощущений! Сколько новой информации! - похвалялся профессиональный аналитик, откидываясь на спину после наших объятий.

А я слушала, лежа рядом, и почему-то не верила ушам. Голова кружилась, как и положено после контузии, швы на лице еще зудели, разбитое колено не сгибалось. Ну разве можно, тихо изумлялась я, говорить такие вещи поломанному человеку? То есть доламывать.

Не первый раз в этой жизни некий мужчина рассказывал мне о своих половых успехах. Но этот потряс меня по-настоящему, потому что полоснул по слишком живому, слишком длинной пулеметной очередью и в полном восхищении собой. Представляешь: человек сладо?страстно стреляет в другого человека с улыбкой высшего блаженства на лице.

Несколько лет он сознательно и целеустремленно во?площал мою заветную идею Дома и преуспел весьма, а в моем случае чем хочешь можно шутить, только не Домом. Я, наверное, не заметила, что его поступки мотивировались другой идеей. Очевидно, весьма достойной. А, ну да, вспомнила я позже, ведь он довольно аскетично - не по своей воле - провел молодость, а теперь нужно погулять.

Крыша обрушилась прямо на мою голову. Особенно миленький эпизод из предконтузионного периода: за несколько дней до нашего официального бракосочетания он сообщил, что не сможет явиться на церемонию, - и уехал на три дня в санаторий с одной из новеньких. Так начинался новый век и новое тысячелетие.

Впрочем, любая стройка всегда начинается с грязи.

"Что, собственно, случилось?" - думала я бессонными ночами, а в памяти неукротимо вспыхивали кар?тины: вот мы гуляем вдоль австрийских виноградников, вот мы прыгаем по скалам на побережье Ирландского моря, вот мы плаваем, спим, едим, пьем, смеемся, фотографируемся, вот наш Атлантиче?ский океан, вот море Средиземное, вот Адриатическое и даже Азов?ское. А также озера, реки и прочие водоемы, включая сотню самых разнообразных бассейнов.

Мы разговаривали. На каждое известное мне слово русского языка теперь подвешена ассоциация с ним, с нами, и нет ни одного свободного крючка. Он занял все свободные слова и места в этом мире. Он постарался. А как только он занялся устройством своего гарема, кто-то с дубиной постарался отправить меня в мир иной: видно, такая оперативная услуга - нет мест в этом мире, отправляйся в другой. Кто подмог Степану Фомичу избавиться от меня?

Милиция до сих пор не нашла ни одной зацепки. Впору за?крывать это дело.

А оно плохо закрывается, как рассохшаяся скрипучая дверь, и малейший ветерок со стороны бывшего возлюбленного жениха моего мгновенно распахивает эту дверь настежь, выстуживает жилье и душу, и вся канитель начинается сначала.

Вот, Анна, вкратце анамнез, доведший меня до той ручки, что пришлось просить помощи у профессора Неведрова. У специалиста, возвращающего растяпам особо крупные потери: творчество и жизнь.

Но сейчас, когда мы с уважаемым профессором познакомились очень близко, я поняла, точнее, вспомнила, что просить помощи всегда надо только у Бога. Люди, продающие свои не?обычные способности за пожизненные и посмертные проценты с чужой судьбы, - такие люди не от Бога. Даже если эти люди - гении.

Начинается настоящая катавасия. Вопрос: зачем нужен гарем русскому человеку по имени Степан Фомич? Соломон хренов...

(См. Приложение 9)

К окулисту или к оккультисту?

- Ну, жена дорогая, что скажешь? - Профессор помешал суп серебряной ложкой. Он решил пообедать здесь, на кухне. В сложившейся с Тимой и Алиной ситуации ничего более конструктивного придумать не удалось. Возвращаться в кабинет? Он не готов.

Повариха, изумленная близким присутствием вечно недоступного босса, прижалась круглой спиной к кухонной стене и спрятала руки под фартук.

Жена принялась за суп, чтоб не отвечать мужу как можно дольше. Их чувства впервые разошлись так далеко. Муж в тяжелом шоке, а жена упоена, счастлива, удивлена - и все по одному пункту: Тима и ее здоровье.

- Василий, давай отдадим ее в какой-нибудь институт, она такая молодая, все еще наладится, - предположила жена.

- Рано, - уклончиво ответил Василий Моисеевич. - Надо тщательно обследовать мозг, сделать многочисленные анализы. Вдруг все это случайно и временно?..