На маленьком острове - Герцель Новогрудский

А вон пучеглазая камбала. Ничего не понимая, она тупо уставилась на лампочку, на мгновение застыла, пошевелила, будто бранясь, ртом и пошла, поплыла в сторону.

А до чего красиво выглядит в воде морская трава! Юло привык ее видеть выброшенной штормом на берег, темной, увядшей, перемешанной с песком. Совсем другое дело — живая. Она сочная, зеленая, словно лучшая отава на лугу.

Перегнувшись через борт и вглядываясь в воду, Юло думает о том, как неповоротливы и тяжелы по сравнению с обитателями моря те, кто живет на дне. «Ведь вот шаг — самое простое движение. А что такое, если разобраться, один шаг? Это означает, что нужно оторвать ногу от палубы, согнуть в колене, согнуть в ступне, перенести немного вперед, опустить, выпрямить и стать на подошву. Вот что такое один шаг! Белочка до чего легкая и ловкая, но чтобы взобраться на дерево, ей нужно тысячу раз перебрать всеми своими четырьмя лапками, тысячу раз цепляться коготками и отрывать их от коры, помогать себе хвостом-парашютом… А вон той салакушке ничего не стоит подняться на высоту самой высокой сосны или опуститься вниз. Чуть шевельнула плавниками — и пожалуйста: была на дне, сейчас — на поверхности. Еще одно движение — и вот: была около кормы, сейчас — около носа. А ведь для нее это такое же расстояние, как для меня стометровка. Пробеги я стометровку! Ого! Не отдышусь сразу».

Юло не спрашивает себя, почему это так. Он знает: секрет в том, что обитателей моря окружает вода, а нас — воздух. Вода плотная, она поддерживает всех, кто находится в ней, делает их легкими. Сколько раз он проверял это, когда купался! Сколько раз поднимал в воде такие булыжники, какие на земле вчетвером бы не поднять! А как легко в воде нырять, подниматься, опускаться! Будто не весишь ничего.

Еще думал Юло о том, что растениям и животным, живущим в море, не приходится страдать ни от летней жары, ни от зимних холодов. Палит ли солнце или море покрыто льдом — все равно: температура воды на глубине почти не меняется. Зимой от морозов сколько птиц и зверюшек гибнет, летом сколько растений от жары сохнет, а рыбам и водорослям нечего бояться ни мороза, ни зноя.

И с пищей обитателям моря легче. Многим из них даже заботиться о ней не надо: пропускают через жабры воду, а в воде полным-полно крохотных, не видных нам, водорослей, рачков, червячков. Это все равно, как если бы мы получали пищу вместе с воздухом, который вдыхаем.

Много еще всяких интересных мыслей мелькало в голове «товарища Язнаю», пока он глядел в освещенную морскую глубину, но все они разом вылетели, словно их ветром сдуло, как только Юло услышал голос Марти.

— Килька! — кричал Марти. — Смотрите, смотрите — килька на свет идет!

Килька это или не килька, сверху не разобрать даже Марти с его рысьими глазами, но то, что к лампе со всех сторон собирается мелкая шустрая рыбешка, видно всем. А что же это еще может быть? Конечно, килька!

Сначала в светлой воде появилось несколько быстрых теней. Потом рыбки замелькали десятками, потом сотнями, еще через несколько минут — тысячами. Они приближались к белому светящемуся шару, возбужденно суетились и, будто найдя свое место, начинали кружить, кружить…

Рыбья толпа становилась все гуще. Скоро сборище стало таким, что яркие лучи семисот пятидесяти электрических свечей, заключенных в стеклянном шаре, не могли пробиться сквозь живую массу. Рыбы создали на некотором расстоянии от лампы плотное, равномерно движущееся кольцо. Казалось, будто какой-то невидимый механизм без остановки, без передышки вращает и вращает сомкнувшуюся в круг молчаливую стаю.

— Да, картина!.. — прервал молчание Густав Манг. — Оторваться нельзя… Сколько рыбачу, такого не видал: рыба сама пришла к нам. Только черпать успевай.

— Я живу подольше твоего, Густав, — сказал Николай Леппе, — но тоже скажу: чудеса! Чудеса и чудеса!.. Это что же такое получается? Не надо рыскать по морю, не надо искать рыбу, не надо втемную забрасывать сеть и ждать, повезет или нет. Тут все тебе видно, все ясно. Стоишь, словно хозяин перед садком: бери, вся рыба твоя!.. Довелось же дожить!

Сказав так, старик закашлялся. Вместе с привычным кашлем к нему вернулось привычное настроение: восторженных излияний как не бывало. Взглянув на Андруса, на мальчиков, не отрывавших глаз от воды, он сердито захрипел:

— Работать, работать! Тут не кино! Пока смотреть будете, рыба покрутится и уйдет.

— Не уйдет, дедушка Леппе! — весело зазвенел голосишко Марти. — Инженер Соколов говорил, что кильку от света хоть палкой гони — не уйдет.

— Во всем разбираются, обо всем мнение имеют! — проворчал Леппе и снова яростно закашлялся.

Марти уже заметил: старик кашлял тогда, когда не находил подходящего ответа. А тут не спорить же ему было с самим Федором Алексеевичем! Ведь на Вихну всем известно: столько, сколько инженер знает о рыбах и море, никто не знает.

Однако хоть и не уйдет килька, а без конца любоваться освещенным морем тоже не дело. Не для того рыбаки находятся здесь.

— Как, Андрус, поднимем, пожалуй? — сказал бригадир.

— Конечно, дядя Густав, не будем время терять.

— Тогда взяли!

Старый Леппе пустил лебедку в ход. Заскрипел в блоках подъемный трос. Сеть медленно поползла вверх.

Юло и Марти только теперь поняли, почему конусную сеть называют подхватом. По мере того как ее вытаскивали, она действительно подхватывала всю рыбу, кружившую вокруг лампы. Только та, что была за пределами обруча — самая малость, — не попала в сачок.

Перед тем как вытянуть сеть из воды, Андрус выключил лампу. Стало совсем темно. Однако и в темноте видно было, что подхват распирает от улова. Даже великану Густаву Мангу было нелегко подтянуть тяжелый низ сети на палубу. Андрус помогал. Мальчики подтаскивали пустые ящики. Вот бригадир ощупью распустил шнур, стягивающий кольца выливного отверстия. Рыба из сети, словно из гигантской воронки, полилась густым живым потоком. Ящики заполнялись мгновенно. Их только успевали подставлять. Все торопились, все хотели поскорее освободить сеть, поскорее опять опустить ее в море.

— Эх, не догадались мы вторую сеть сделать — с двух бортов ловить! — жалел Андрус. — Тогда работали бы так: один подхват поднимаем, в другом в это время лампу включаем. Килька всю ночь возле судна держалась бы. А сейчас каждый раз ее заново собирать на свет…

3. Исторический экспонат

Мальчики порядком устали, пока возились с ящиками. Болели руки, ныла спина, промокли короткие, до колен, чулки, промокли ботинки. Но все это пустяки. Все это в такую удивительную, незабываемую ночь не имеет никакого значения. Главное, что лов по-новому сразу, с хода, пошел великолепно. Весь остров будет шуметь завтра о тоннах кильки, пойманной на свет Густавом Мангом и его стариковско-комсомольско-пионерской бригадой. Причем, кто бы что ни говорил, а факт остается фактом: пионеры в новом деле сыграли не последнюю роль. О нет, далеко не последнюю!..

— Боюсь, не хватит тары, — говорил Марти запыхавшись, но таким тоном, будто всю жизнь только о таре и рассуждал. — На корме остался самый пустяк — десятка полтора ящиков, не больше. Придется, видно, кильку навалом ссыпать.

— Да, — подтвердил тоже запыхавшийся Юло, — еще два таких подъема — и тары определенно не хватит.

В темноте ребята волоком тянули очередной ящик с уловом на корму. Возить мокрый ящик по мокрой палубе нетрудно, но беспокойный день и еще более беспокойная ночь давали себя знать. У штабеля с ящиками присели отдохнуть. Здесь было хорошо. От рыбы веяло свежим, сыроватым запахом моря.

— Ты видал, Юло, что делается у лампы? — сказал Марти. — Вот где килька светолюбивая! Если бы устроить гонки на свет нашей кильки и каспийской, наша бы наверняка скорей прибежала.

— Как это — гонки? — не понял Юло.

— «Как, как»!.. Взять, например, в банку десять килек наших и десять каспийских, отъехать с ними от лампы метров на двести и пустить в море. Какие скорей приплывут, те светолюбивее. Спорим, что балтийские придут быстрее!

Юло не ответил. Он о чем-то задумался.

— Ты что молчишь, Юло? — спросил Марти.

— Да вот только сейчас вспомнил… Эх, какого мы дурака сваляли!

— Какого?

— Большого! Про школьный музей забыли.

— Про музей? Разве в школе есть музей?

— А ты и не знаешь! Никогда в уголок природы не заходил!

— Так то же уголок…

— Ну и что? Наш уголок вполне музеем можно назвать. Один осьминог чего стоит…

— Верно, осьминог здоровый, — не стал спорить Марти. — Так это мы из-за него дурака сваляли?

Юло пожал плечами: непонятливость друга поражала его.

— При чем здесь осьминог? Я о новом экспонате для музея, а он об осьминоге.

— Ты о новом о чем? — переспросил Марти.