На маленьком острове - Герцель Новогрудский

Юло пожал плечами: непонятливость друга поражала его.

— При чем здесь осьминог? Я о новом экспонате для музея, а он об осьминоге.

— Ты о новом о чем? — переспросил Марти.

— Об экспонате.

— А что это?

— «Что, что»!.. Предмет, который выставляют в музее, чтобы смотрели.

— Так. А мы здесь при чем?

— Не мы, а килька. Историческую кильку упустили… Лучший экспонат мог быть… Сам подумай: наш колхоз первый начал лов рыбы на свет? Первый. Сегодняшние кильки первые, выловленные новым способом? Первые. Значит, нам надо было из первого улова взять первую приплывшую к лампе кильку, заспиртовать и сдать в уголок. Это ведь историческая килька! Понимаешь, историческая!.. Такой экспонат вел школа сбежалась бы смотреть.

Марти живо представил себе толпу школьников, теснящихся вокруг него, а его самого, держащего в руках банку с этим… как его? — с экспонатом, и ему стало жаль упущенной возможности насладиться славой. Да, сплоховали! Явно сплоховали…

— Слушай, Юло, а сейчас разве поздно взять первую кильку для музея?

— Где же ты ее найдешь — первую? Вон сколько ее!

— Да, сейчас уж найти трудно, — вздохнул Марти.

Мысли вихрем мелькали в его рыжеволосой голове. Смешно! Такой случай выпадает раз в жизни, и он был бы трижды растяпой, если бы упустил его. Что-то надо придумать. Обязательно надо!

— Слушай, Юло, а что, если нам просто взять кильку из ящика и сказать, что она первая?

— Вот уж сказал! Возьмем не первую, а скажем, что первая! Какой же это экспонат? Это будет мошенничество, а не экспонат. Ты что, жульничать вздумал?

— Но-но! — остановил расходившегося приятеля Марти. — Не знаешь, а говоришь… Ничего не жульничать. Я на жульничество сам не согласен. Тут можно по-честному сделать. Ведь самую первую кильку все равно нельзя узнать. Как узнать, какая подплыла к лампе первой, а какая тридцатой? Они сразу как сумасшедшие бросились к ней… И какая первая подскочила — не разберешь, у нее на спине не написано. Одну из первых — это да, это найти можно…

— А как ты найдешь одну из первых? — стал соглашаться Юло.

— Если достать, например, первый ящик и из него взять кильку, которая лежит на дне с того боку, который сначала подставили под сеть, то…

— Ага, правильно, я тот бок помню! — перебил обрадованный Юло. — В нем еще дырка от выпавшего сучка была. И ящик найти нетрудно: он самый нижний в штабеле. Ведь мы как делали? Вниз поставили первый ящик, на него — второй, на второй — третий… Так что тут без обмана будет: нижний ящик — первый, и там, где сбоку дырка, первые исторические кильки лежат. Много нам ни к чему, а одну возьмем. И надпись на банке можно будет сделать: «Первая килька, выловленная на электрический свет в районе Вихну. Подарок учеников четвертого класса Ю. Манга и М. Уада».

— Постой, постой, вот тоже хитрый какой! — запротестовал Марти. — Ты, значит, на первом месте будешь, а я на втором, да?

— А сам не хитрый? Самому тебе на первом месте быть — ничего?

Марти, действительно, не прочь был быть на первом месте. Но справедливость есть справедливость. Справедливость подсказывала, что в этом спорном случае лучше всего кинуть жребий.

Так он и предложил.

Юло не возражал.

Марти достал из кармана неведомо как попавшую туда гайку и зажал ее в левой руке.

Юло пощупал в темноте обе грязные, мокрые руки приятеля и хлопнул по правой.

— Не угадал! — обрадовался Марти, раскрывая пустую ладонь.

— Нет, ты и левую покажи, — потребовал для проверки Юло.

— На́, на́, пожалуйста!

Гайка лежала в левой руке. Обмана не было.

— Так, — вздохнул Юло. — Значит, сначала на записке будет твоя фамилия, потом моя…

— Как условились, — скромно, но с торжеством в голосе произнес Марти. — И знаешь что? Не будем время терять, давай — к ящикам…

Стали разбирать ящики. Вот и нижний… Ощупью обследовали бока. Верно, в одной доске — гладкая скошенная дырка, след выпавшего сучка. Значит, ошибки нет — тот самый ящик и тот самый бок.

— Надо самую нижнюю кильку достать, — сказал Юло.

— А если она маленькая будет, дохлая… — усомнился Марти. — Лучше так сделаем: закроем глаза, и оба, не глядя, достанем по кильке. Чья будет побольше, ту и заспиртуем. Историческая килька должна быть большой.

— Давай! Считаем до трех.

— Считай.

— Приготовились! — сказал Юло таким тоном, каким говорят перед стартом. — Начали! Раз, два, три!

Друзья зажмурили глаза и запустили руки в ящик.

— Ой! — вскрикнул Марти.

— Ой! — вскрикнул Юло.

Оба поднесли руки ко рту, оба зачмокали губами.

— Вот чорт! — выругался Марти. — Мне колюшка попалась. Все пальцы исколола!

— Надо же! И мне колюшка попалась, — сказал Юло и потряс исколотой ладонью.

Заглянули в ящик.

Теперь, когда они сделали то, чего никто на боте в горячке лова не догадался сделать с самого начала — стали внимательно разглядывать рыбешку, — выяснилось нечто такое, от чего ребята вскочили и ошалелыми глазами посмотрели друг на друга. Рыбка, которая принималась всеми за кильку, оказалась вовсе не килькой. В ящике было полным-полно колюшки. Самой настоящей колюшки. А кильки — ни одной!

Мальчики заглянули в соседний ящик, потом, торопясь, задыхаясь от волнения, стали перебирать все, сколько их было на корме.

Всюду колюшка. Только колюшка.

Это небольшое, с кильку величиной, создание с тремя острыми, как кинжалы, колючками на спине считалось на Вихну, да и везде на Балтике, «сорной», бесполезной рыбой. Рыбаки выбрасывают ее, когда она попадается в сети. И очень сердятся, если попадается много: улов засоряет, хорошую рыбу портит.

А тут весь улов — колюшка. Колюшка — и никакой другой рыбы! Такого никогда не бывало.

Приятели тупо уставились в темноту. Мелкая волна плескалась о борт стоящего на якоре судна. В этом тихом, равномерном журчании воды слышалась какая-то издевка. Море будто говорило: «Плеск-плеск, плеск-плеск! Удивляетесь? То-то — плеск! — удивляйтесь! Я еще с вами — плеск! — не такие шутки могу сыграть».

На корме Густав Манг о чем-то переговаривался с Андрусом. Их спокойные голоса вывели ошеломленных ребят из состояния оцепенения. Марти первый пришел в себя:

— Юло, что же это, а?

— Не знаю.

— Где же килька?

— Понять не могу!

— И откуда столько колюшки? Одна колюшка! В жизни не видал такого!

— И я.

— Юло, Марти! — раздался в это время призыв бригадира. — Ящики сюда!

Мальчиков как ошпарило. Ведь старшие еще ничего не знают! Они поднимают сеть, они снова собираются загрузить ящики мусором.

— Постойте! Погодите! — отчаянно, в один голос закричали ребята и побежали на правый борт, к лебедке. — Постойте! Погодите!.. Это не килька!..

Старый Леппе остановил лебедку. Переполненная рыбой тяжелая мокрая конусная сеть высилась над палубой. Из каждой ячеи бежала дружная капель. Книзу капли соединялись в сплошной, стекающий в море ручей.

— Ну, что еще там? — спросил Густав Манг.

— Папа!.. Дядя Густав! — вперебой надрывались Юло и Марти. — В ящиках не килька, в ящиках колюшка!..

— Что?.. Вы что чепуху несете!

— Да нет, правда, мы сейчас всё просмотрели. В первом подхвате ни одной килечки не было! Только колюшка!

— А ну, Николай, дай пониже!.. Андрус, зажги лампу! — приказал бригадир.

Подъемный трос пополз вниз. Сеть горой легла на палубу. Потушенная при подъеме лампа была снова включена. Палубу залило ярким светом.

Рыбаки наклонились над сетью, как над колодцем. В сачке бились, извивались, подпрыгивали и снова падали тысячи и тысячи рыбешек. И у каждой на спине топорщились иголки.

Леппе смотрел на странный улов с удивлением, потом брови его стали хмуриться все грозней и грозней. Появление колюшки он принял за личное оскорбление.

— Андрус, — спросил старик голосом, в котором рокотал сдерживаемый гром, — почему мусор в сети? Где килька, что целыми косяками должна идти на свет?

Андрус не успел ответить. Вместо него всего одну короткую фразу произнес бригадир.

— Потом разговоры! — жестко сказал он. — Поднимай сеть!

Старый Леппе молча пошел к лебедке. Трос пополз вверх. Никто не понимал, что собирается делать Густав Манг.

А бригадир дождался, когда подхват повис над палубой, перекинул низ сети за борт и с силой дернул узел, стягивающий выливное отверстие. Рыба целым потоком обрушилась в море. Тысячи, десятки тысяч рыб… Уловом одного подхвата можно было бы воз нагрузить. Но ведь это не улов, это никчемная, никому не нужная колюшка.

Пустая сеть заколыхалась на ветру. Бригадир затянул шнур, и снова прозвучал его спокойный, твердый голос:

— Свет выключить! Опускай!

Лампа потухла. Сеть погрузилась в воду.

— Свет включить!