Прятки с судьбой - Анна Милок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щавель я всё же отыскала. Покрутила, повертела и решилась одолжить Гатину ступку, чтобы измельчить листья. Зелёную кашу перемешала с тестом, отчего оно вмиг потеряло свою привлекательность. Ну ничего, в печи подрумянится, а там, глядишь, и рыбка заиграет.
Кстати, о рыбе…
– Хватаешься за жизнь, да? Это ты молодец, – пестрянка многозначительно промолчала. – Ну и я не тороплюсь, подожду.
Вредная рыба почему-то умирать не спешила, а вот мне ждать становилось всё тяжелее. В избе становилось с каждой минутой невыносимее: душно так, что не продохнуть. И веки такие тяжёлые, сами собой закрываются.
– Матушка, у вас всё ладно? – донеслось как сквозь толщу воды. – Игнат, скорее сюда! Помоги вытащить!
– Ты погляди только, забыли заслонку в печи вытащить. Чудом девка жива осталась.
Подхватив под руки меня, княжескую дочку, бесцеремонно выволокли в сени на свежий воздух. Один лапоть слетел, и я осталась босая, вдобавок растрёпанная. Всё чудился смех пестрянки, вот глядит на меня одним глазом, плавником в мою сторону тычет и хохочет. Так она и смеялась, пока спасительная темнота не укрыла меня своим покрывалом от этой негодницы.
– Айка! Айка, очнись! – меня всю трясло из стороны в сторону, или это меня трясли.
– Я не Айка, – в горле пересохло, а язык едва слушался, потому получилось невнятно.
– Жива, слава богам всемогущим! – белёсое марево перед глазами исчезло, а неясные до этого силуэты стали вполне отчётливыми фигурами Макара и Игната, которые склонили свои вихрастые головы надо мной и обеспокоенно заглядывали в глаза.
– На вот, попей, – предложил один из братцев, и я благодарно приняла крынку с ледяной водой.
– Как же тебя так угораздило?
– Это всё она, – я ткнула пальцем в сторону ведёрка, где кверху пузом плавала моя недавняя обидчица.
Братья непонимающе переглянулись, и я пошла на попятную, осознав, как едва не прокололась перед ребятами.
– Не говорите Гате, прошу вас.
– Только если на ярмарку с нами сходишь, – предложил Игнат, я уже поняла, что он из них самый шустрый.
Удостоверившись в том, что я больше не стану вредить ни себе, ни знахаркиному хозяйству, а также выудив с меня согласие, братья ушли по своим делам. Хоть и очень нехотя.
Глава 35
Голова кружилась, а ещё вдобавок в доме было жарко, как в самой печи. Но то и к лучшему, пирог быстрее подоспеет, обед ведь не за горами уже.
Тесто из квашни булькало и пузырилось, так и просилось в печку. Эх, видела бы меня сейчас нянюшка, как я ловко со скалкой управляюсь.
Пестрянку положила на стол и в меня тут же, словно издеваясь, вперился её стеклянный глаз.
– Ты меня не разжалобишь, я тебя всё равно съем, – нашла у бабушки Гаты тесак побольше, да как рубанула. Я уж и той стороной и этой, пилила её пилила, еле голову отсекла. На хвост уж сил не осталось. Да и надобно ли? Вот папенька любил жареные рыбёшки с хвостами кушать, значит съедобные они.
Ковырнула ногтём чешую, крепко держится, зараза. Сдирать? Не сдирать? Решилась-таки, подумав, что чешуя внутри пирога будет не самым приятным сюрпризом. А чтоб она во все стороны не летела, я взяла пустую квашню, сунула в неё рыбину, да сама склонилась сверху. Чешуя гадкая облепила кадушку, норовила влезть и в рот, и в ноздри. Глаза приходилось всё время зажмуривать, чтобы не рисковать остаться совсем без них. Под конец у меня всё лицо было в чешуе, а волосы блестели как невод переполненный, деревянная кадушка сияла как яхонт, зато изба чистая. Ловко я придумала!
Ополоснула то, что осталось от пестрянки, в ведёрке и уложила в тесто, как младенца в люльке запеленала. Из теста и косички сплела и маковки, не пирог, а каравай самый настоящий.
Подхватила красоту свою ухватом и сунула в самое пекло, на раскалённый под. И ничего тут сложного! Так в раж вошла, решила за самовар взяться, чтобы руки беспокойные занять. Уж травки я заваривать умела, этой науке у Людмилы охотно училась. Знала, что для бодрости подойдёт, а что наоборот для истомы, что при болезни лучше пить, чем горечь полезную перебить.
Я уж почти закончила, как до меня паршивой змеёй дошёл едкий запах. Втянула его носом и тут же закашлялась. Ну, пестрянка, от тебя и дохлой одни беды!
Распахнула ставни пошире, ухватом подхватила чугунок, над которым клубился чёрный дым, и вытащила наружу. За этим занятием меня Гата и застала, так не вовремя воротившись. Обвела взглядом избу, пытливо заглянула в квашню полную чешуи, втянула носом чад и закашлялась.
– Ах ты ж, кха-кха, змея безрукая, кха-кха, я её обогрела, кха, выходила, кха, – от частого кашля у старушки даже слёзы выступили на глазах. Но это ей не помешало нащупать метёлку и схватить её за коренок. – Ну я тебя, кха!
Я бросила ухват и отскочила назад. Думала, грохнется, ан нет, прикипел к чугунку что ли. Едва видя перед собой хоть что либо, старушка ловко взмахнула метёлкой. Не отскочи я назад, мне точно худо бы пришлось. Ухват дрогнул от удара хозяйки, чугунок обиженно загудел и опрокинул на деревянный пол своё содержимое. Что смог, конечно, потому как корка пирога пригорела к нему намертво.
К едкому запаху дыма добавился аромат печёных рыбьих потрохов. От одного этого запаха у меня нутро ходуном заходило. Лучше б уж меня метлой по голове огрели.
– Не серчайте, бабушка, – взмолилась, прикрывая рот рукой.
– Ой, лихо то какое, – заголосила Гата. – Ну погоди, кха, я до тебя, кха, доберусь!
Чудом проскочив мимо старушки, я шмыгнула в сени, оттуда на улицу. За мной с грохотом вылетели в проулок испорченная квашня, ведёрко из-под пестрянки, а следом и чугунок. Хорошо хоть, не сама хозяйка с ухватом наперевес.
Подняла с знахаркин скарб с землицы, да поплелась к колодцу. Может, отмою, воды нанесу, и простит меня. Мне идти больше некуда.
Руки в кровь стёрла, пока пыталась пирог отодрать от чугуна. А уж какая вонь от квашни стояла!
– Ты бы песком попробовала, хозяюшка, – рядом присел шустрый Игнат.
– А вот этому
