Греховный намек - Дженнифер Хеймор

– А, лорд Уэстклиф! – Он дружелюбно улыбнулся. – Добрый день, сэр. Мы с мистером Энсли только что вернулись с заседания суда.

– Доброе утро, Фиск. Доброе утро, Энсли.

Но мистер Энсли даже не обернулся к Тристану. Что ж, ничего удивительного… Ведь поверенный семейства теперь стал его врагом.

– Сэр, садитесь, пожалуйста. – Фиск указал на единственный незанятый стул в комнате.

Тристан уставился на него в изумлении. Какая наглость! Его приглашают сесть в комнате, еще недавно ему же и принадлежавшей! Но Фиск часто командовал в доме вместо Гарета – тот все еще терялся в роли хозяина. Но он, Тристан, жил тут с самого детства, и не этому выскочке обращаться с ним как с гостем.

Усмехнувшись, Тристан ответил:

– Разумеется, мистер Фиск. Но не соизволите ли отойти? К сожалению, вы заняли мой любимый стул.

В глазах Фиска промелькнуло раздражение, и Тристан еще больше разозлился. Кто такой этот Фиск, чтобы претендовать на роль хозяина дома?!

– Как вам угодно, милорд. – Фиск взял свою чашку и уселся на ужасно неудобный стул с высокой спинкой, стоявший чуть поодаль.

Едва сдерживая гнев, Тристан откинул фалды фрака и опустился на стул, покинутый Фиском. Когда Софи поднялась, чтобы налить ему чая, он повернулся к Энсли. Тот, как всегда, походил на карикатуру – был круглый, как крикетный мяч, с жирными волосами неопределенного цвета, с густыми бакенбардами и с круглыми же голубыми глазами. А черты его лица походили на морду бульдога… Но Энсли всегда одевался по последней моде. Сейчас на нем был черный фрак, скрывавший внушительное брюшко, а из-под него виднелись черный с серым жилет, белоснежная рубашка и галстук, в котором утопали складки его подбородка. Широченные панталоны были серыми, в тон жилету, а узконосые черные туфли так блестели, словно он надел их впервые.

– Хочешь чаю, Тристан? – с улыбкой спросила Софи и протянула ему чашку.

– Да, благодарю, – кивнул Тристан. Он краем глаза заметил, что кузен хмурился, взирая на него.

Софи уселась рядом с Гаретом на диван, но Тристан с радостью отметил, что она старательно сохраняла некоторое расстояние.

– У суда имеется абсолютно твердое мнение по поводу вашего брака, милорд, – откашлявшись, заявил Фиск.

Тристан сделал глоток чая и спросил:

– И что же это за мнение?

– В суде считают, что лучше сразу же пресечь все слухи и домыслы и прийти к быстрому решению. Судья также сказал, что дело вполне ясное, с чем, я уверен, согласитесь и вы.

– А я не согласен, – спокойно ответил Тристан.

– Твое согласие не требуется! – прорычал Гарет. – Главное – что скажет суд!

Обхватив толстыми лапищами чашечку дорогого фарфора, Энсли с огромным интересом изучал свой чай. Дрожавшие руки Софи лежали у нее на коленях, и она нервно кусала губы. Казалось, она многое отдала бы, чтобы оказаться сейчас в любом другом месте.

Тристан окинул кузена жестким взглядом.

– Напротив, ваша светлость, мое согласие необходимо, ибо если суд придет к решению, которое я не посчитаю удовлетворительным, то я немедленно подам на апелляцию. И буду подавать столько раз, сколько понадобится.

Гарет пожал плечами.

– Закон есть закон, Уэстклиф. И в нашем случае решение очевидно. Ты просто ослеплен собственным упрямством.

Тристан скрипнул зубами.

– Гарет!.. – Софи взяла его за руку. – Гарет, пойми, пожалуйста, я не соглашусь ни с одним судебным решением, пока мы все трое не сумеем договориться.

Фиск, Энсли и Гарет дружно раскрыли рты и уставились на Софи. Но они не знали его жену так хорошо, как знал он, Тристан. И он-то ничуть не удивился.

Тут Энсли наконец заговорил:

– Ваша светлость, ваши желания не повлияют на решение суда. Исход этого дела вполне ясен с точки зрения закона.

– Мне совершенно безразличны юридические тонкости, – заявила Софи. – Для меня главное – семья. И я не позволю, чтобы люди, которых я люблю, враждовали и становились чужими друг другу.

– К сожалению, это уже происходит, ваша светлость, – вмешался Фиск.

Софи поставила чашку на круглый столик из полированного мрамора.

– Так это или нет, но я не желаю усугублять проблемы.

– Вот именно, не надо усугублять. – Фиск поднялся и подошел к маленькому столику у двери, на котором лежала стопка бумаг. Собрав их, он добавил: – Я уверен, что таково желание всех присутствующих, не так ли, мистер Энсли?

– Вы правы, – кивнул поверенный, – это одна из причин, по которым суд так быстро пришел к решению. – С трудом поднявшись, Энсли продолжал: – Милорд, ваши светлости, сегодня утром суд постановил, что встречный иск лорда Уэстклифа не повлияет на решение этого дела и, следовательно, не будет рассматриваться в суде.

Тристан шумно выдохнул. Черт бы все побрал! Он вцепился в подлокотники стула и приготовился к худшему.

– Учитывая представленные доказательства, – говорил поверенный, – суд подтвердил законность брака герцога и герцогини Колтон и постановил считать брак лорда Уэстклифа и ее светлости незаконным. Сэр Роберт Излингтон, судья лондонского консисторского суда, объявил указанный брак аннулированным.

Софи ахнула. Все кончено! Их семейная жизнь кончена!

А мистер Энсли, указывая на бумаги в руках Фиска, продолжал:

– Эти документы подтверждают аннулирование брака между Тристаном Джеймсом, виконтом Уэстклифом, и Софи, герцогиней Колтон.

Широкая улыбка разлилась по лицу Фиска.

– Поздравляю, ваши светлости! Вы снова законно женаты!

Сидя в потертом кресле, Софи услышала стук в дверь. Она молча кивнула Делии, и та тотчас открыла.

В комнату вошел Тристан и бросился перед Софи на колени.

– Ты такая бледная! – воскликнул он.

Софи со вздохом отмахнулась. Во рту у нее пересохло, и она не могла вымолвить ни слова.

Тристан взглянул на горничную.

– Принесите ее светлости бокал кларета, – велел он. – И чего-нибудь поесть.

Делия присела и вышла, оставив их одних.

– Софи, дорогая, я…

– Говори же, – прошептала она.

– Софи, я должен покинуть этот дом.

– Нет! – Она ощутила, как к горлу подступает желчь. Между ней и Тристаном все кончено. И согласно закону, ничего и не начиналось.

– Да, я должен. Дом принадлежит герцогу Колтону, и он желает, чтобы утром меня тут не было.

Софи смотрела в красивое лицо Тристана. Неужели она больше никогда не будет держать его в объятиях? Неужели никогда больше не познает его изощренных ласк в постели?