Мой мир: рассказы и письма художницы - Наталья Григорьевна Касаткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почти все работали первоклассно и хочется рассказать тебе о них, но опаздываю, милое солнышко, на Оливье. А об этом – особое письмо. <… >
Целую крепко. Наташа P.S. Эд был очень серьёзно болен – сепсис. Лежит и сейчас в Тарусе, с ним мама. Когда он будет в лучшем состоянии, непременно съезжу к нему с Витькой. Кстати, Эд немного похож на Лёню Енгибарова.
18. 18 октября 1965, Гурзуф
Родная моя Любушка!
Я знаю, что ты на меня не сердишься за очередную паузу в письмах. У меня была дикая суматоха перед и в связи с отъездом. Всё надо было чинить, обужать, расширять, устраивать краски, перетирать их, перекладывать в лёгкие баночки, заканчивать тысячу московских дел и обязательств. Это скучный и утомительный быт, и чувствовала я себя в последнее время на пределе. Каждый день температура – 37,4, невралгия, дикая утомляемость. Каждую свободную минуту полёживала. Обнаружилась щитовидка второй степени на нервной почве, она-то и давала такое самочувствие… И вот я – в раю! Второй день купаюсь, загораю (хоть мне это запрещено), дышу свежим воздухом, дивным ароматом. Чувствую себя так, словно я родилась заново без всех этих болезней, с крепким, здоровым организмом: ничего не болит, нигде не колет, масса энергии, совсем не хочется лежать.
Живу в роскошной, огромной (30 м), светлой комнате. За стеклянными дверьми ещё комната, тоже большая и тоже моя – это терраса. Она окружена кипарисами, которые протягивают свои ветки прямо на неё. И длинные белые занавески натянуты как паруса. Днём там можно загорать, там тоже стоит кровать, стол, кресло-качалка. Очень всё «модерно» и удобно. Ещё дадут мастерскую в 10 мин. ходьбы, повыше, в горах. Там тоже можно жить. Но если ко мне никого не подселят (что почти наверняка), то я смогу писать здесь, условия роскошные. Кормят прекрасно. Здесь можно купить всё, краски, планшеты, мольберты нам дали. Теперь – только работать. Конечно, солнышко, мне бы очень хотелось, чтобы мама была бы здесь со мной (спасибо тебе, дружок, за твои добрые предложения), но она была бы не в силах ехать, да и бабушку, и кошек не на кого оставить. А отказаться мне ехать – было бы как-то грешно в нашем положении. Я предлагала ей разные варианты, но она ни в какую. А в Москве (ещё несколько дней назад) был снег и ветер, и метель. Мама провожала меня позавчера на аэродром и простудилась, у неё ангина, я ей звонила. Да и устала она от моих сборов и всех наших бедствий ужасно. Здесь-то я смогу написать эскизы, которые (если всё будет благополучно) будут долго нас кормить. Путёвку мне дали до 15 декабря.
Набережная Гурзуфа. 1965
Сплю с открытыми на террасу дверьми, всё равно что на улице. Хожу снова в летнем. Лето вернулось для меня, даже, пожалуй, началось!
Спасибо тебе, родная, за фотографии. Ты на них такая же (почти) хорошенькая, как в жизни. И пейзажи – чудо!
Здесь меня пленяют деревья, травки всякие и город: как декорация, всё миниатюрно, а люди – в половину домов. Только всё это всерьёз.
Перед отъездом была у Эда. Он просил, чтобы я передавала тебе приветы от него в каждом письме. Привёз из Тарусы много хороших работ. Сейчас он вернулся в Москву месяца на два – зарабатывать денег, а на зиму поедет снова туда. Звал пожить у него зимой (не в качестве «подруги» – впрочем, не знаю). Но я зимой буду делать что-нибудь в театре, а то совсем забудешь свою профессию. Да, видела Клима в театре, он был очень мил и рад за меня из-за Гурзуфа. Целую тебя крепко, родной человечек. Никогда не сердись на меня из-за «паузы», это не значит, что я забываю тебя, пиши мне, пожалуйста, почаще.
Целую крепко
Е. А., как всегда, большой привет
19. 25 октября 1965, Бахчисарай
Милая Любушка!
Я уже, как видишь, путешествую. Объездила весь Крым и теперь делаем более длительные вылазки, чтобы поработать. Пробуду здесь дней десять. Не знаю, была ли ты здесь? Город просто редкостный по красоте. Сегодня весь день рисовала памятники на ханском кладбище, потом забралась на фантастические скалы над городом (напоминают архаические или ультрамодерновые скульптуры), там нарвала совершенно «неземных» цветов. Посылаю и тебе. Живу я здесь роскошно – отдельный номер в гостинице, благо, как и всё остальное, оплачивает Союз художников. А в Гурзуфе у меня отдельная мастерская, т. ч. работается хорошо. Стало прохладно, купаться не решаюсь больше. Народ собрался хороший, много «театральщиков». Дружу больше с «Прибалтикой». Очень скучаю без моего милого друга – Любушки, который мне совсем не пишет. Целую крепко, привет Е. А. Пиши мне на Гурзуф.
Наташа
20. 12 ноября 1965, Гурзуф
Родная моя Любушка!
Так я рада, что пришло твоё письмо. Удивительно, что у вас там снег, а здесь можно ходить в плаще нараспашку и есть смельчаки, которые даже купаются. Здесь всё сказочно хорошо. Только одно меня всё омрачает: не могу ничего сделать. Работаю много, а толку никакого, всё рву. Половина срока прошла, скоро приедет комиссия, а у меня ни одной работы нет. Полгода ничего не писала, вот и сказалось. С тоски позволила влюбиться в себя нескольким милым художникам, а теперь вот нужно всё это расхлёбывать, да времени нет. Печально. Вечерами брожу вдоль моря, живу под его ритм, вот и сейчас под окошками бьётся оно…
Ты знаешь, здесь какая-то нереальная жизнь, просто удивительно. Но быстро всё проходит…
Утром просыпаюсь рано от криков чаек и от плеска рыбачьих лодок. Дома-то всё будили механические шумы улицы.
Читаю Селинджера, своего любимого, но удаётся по 10 мин. на ночь. Глаза слипаются, и самые счастливые 10 мин. кончаются. Ещё воздух так действует. Сегодня более удачный день. Идёт дождь, но я написала два этюда – так, на три с плюсом. Это всё-таки кое-что. На улице теплынь, только вот темнеет рано. Здесь у нас есть несколько интересных художников.
Устраиваем выставки по два человека. В конце будет большая выставка – что-то я покажу? Любушка, ты спрашиваешь о лете. Я ещё пока ничего не знаю. М. б. придётся связаться с работой, всё пока неясно. До сих пор как-то удалось проскрипеть, а дальше нужно действовать. И потом… вечная опасность, что кошки на даче
