Мир неземной - Яа Гьяси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я? Мягкотелая? – усмехнулась я. – Да это ты размякла.
Мать с большим усилием повернулась ко мне лицом. Ее глаза на секунду сузились, и я подобралась, но затем мамины черты смягчились; она даже немного улыбнулась.
– Ты слишком много работаешь.
– У тебя научилась.
– Ну да.
– Хочешь как-нибудь прийти в лабораторию? Посмотришь, чем я занимаюсь. Обычно процесс скучный, но я подгадаю под твой визит операцию, чтобы стало поинтереснее.
– Может быть, – сказала она, и этого ответа для меня было достаточно.
Я протянула ей руку, сжала, но на сегодня, а то и еще на несколько недель, больше костей мне отыскать было не суждено. Рука матери осталась безвольной.
Глава 25
Еще до того, как мать ко мне приехала, я поняла, что у меня в доме нет Библии. Я знала, что мама больна и, вероятно, ничего не заметит, но вдруг захочет почитать и не сможет найти? Я пошла в книжный магазин университетского городка и купила «Новую версию Библии короля Якова», смущаясь так, словно просила дать мне тест на беременность. Никто и глазом не моргнул.
Поначалу я держала Библию на тумбочке, куда мать всегда клала наши Библии, но, судя по всему, она так и не притронулась к книге. Та изо дня в день лежала на тумбочке в одном и том же положении, собирая пыль. Иногда, подходя к ней, я брала томик и начинала его листать, выхватывая отрывки тут и там, проверяя, могу ли вспомнить все те сотни библейских стихов, которые сидели в памяти долгие годы. В колледже, отчаянно стараясь запомнить названия белков и нуклеиновых кислот, я жалела, что цитаты занимают место в моем мозгу, и думала: вот бы вытряхнуть все лишнее и освободить место для необходимого. Люди заплатили бы большие деньги тому, кто сумел бы превратить мозг в решето, высосав из него все бесполезные знания – как именно любил целоваться ваш бывший, названия улиц тех мест, где вы больше не живете, – и оставив только самое важное, непосредственное. Многое я хотела бы забыть, но, может, «забыть» – не совсем верное слово. Многое я хотела бы никогда не знать.
Вот только нам совсем не нужно менять свой мозг. Время само нас опустошает. Проживите достаточно долго – и забудете почти все, что, как вам казалось, всегда будете помнить. Я читала Библию как будто впервые. Выбирала наугад грандиозные рассказы Ветхого Завета, интимные любовные письма Евангелий, и мне они нравились гораздо больше, чем в детстве, когда я просто зубрила Священное Писание, почти не задумываясь, что же читаю, не говоря уже о том, чтобы оценить красоту слога. Читая Первое послание Коринфянам, я поразилась, насколько тронул меня его язык. «Это на самом деле очень красиво», – сказала я себе, своей матери, в пустоту.
~
Вот стих из Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Я переписала его в свой детский дневник. Я упоминала о том, как писательство делало меня ближе к Богу, а ведение дневника казалось особенно священным делом, учитывая, что это было Слово, которое было у Бога, и это был Бог. В те дни я бесконечно дорожила своими записями и очень серьезно к ним относилась. Я серьезно относилась к словам; мне казалось, что первые слова Иоанна написаны специально для меня. Я считала себя потерянным апостолом, а свой дневник – еще одной книгой Библии. Когда я переписала тот стих, мне было лет семь или восемь и я очень гордилась собой по этому поводу. Гордилась тем, как хорошо это написано. У меня почти возникло искушение показать дневник моей семье или пастору Джону.
Поэтому годы спустя, когда П. Т. произнес проповедь – одну из немногих его памятных проповедей, – что «Слово» – это перевод греческого «логос», которое на самом деле ближе к «мольбе» или даже «предпосылке», – мне было горько узнать, что я ошиблась в своем дневнике. Еще хуже показалось предательство языка. Почему в английском нет лучшего слова, чем word, если оно недостаточно точное? Я начала с подозрением относиться к своей Библии. Что еще я упустила?
Несмотря на то что я оказалась в тупике, мне нравилась двусмысленность, которую откровение П. Т. внесло в этот стих. Вначале была идея, предпосылка, вопрос.
~
На первом курсе колледжа я пошла на церковную службу в одиночку. На мне было простое черное платье и большая шляпа, под которой я могла легко скрыть свое лицо, хотя женщина в шляпе на церковной службе в университете была достаточно странным зрелищем, и я, вероятно, привлекла к себе больше внимания, а не меньше. Я подошла к последней скамейке и только согнула колени, чтобы сесть, как почувствовала, что у меня на лбу выступил пот. Блудная дочь вернулась.
Преподобной в тот день была женщина, профессор Гарвардской школы богословия, имя которой я уже не помню. Она разбирала буквализм и начала проповедь с того, что попросила прихожан обдумать вопрос: «Если Библия – слово Божье, должны ли мы воспринимать его буквально?»
Ребенком, я бы сказал «да», решительно и не задумываясь. Что мне больше всего нравилось в Библии, особенно в захватывающих историях Ветхого Завета, – так это то, что размышления о ней буквально заставляли меня чувствовать странность и динамизм мира. Словами не передать, сколько ночей я не спала из-за Ионы и его кита. Я натягивала одеяло на голову, сидела в темной, влажной от дыхания пещере, представляла, как Иона едет на том корабле в Фарсис, а карающий Бог приказывает выбросить пророка за борт, чтобы того проглотила гигантская рыба. Я чувствовала, как у меня перехватывает дыхание в этом замкнутом пространстве, переживала историю с Богом, Ионой, китом. Тот факт, что подобные вещи невозможны в настоящем, не мешал мне верить, что они произошли в эпоху Библии. В таком молодом возрасте уже кажется, что время тянется. Промежуток между четырьмя и пятью годами огромен. Промежуток между настоящим и библейским прошлым непостижим. Если время реально, то все могло быть реальным.
Проповедь преподобной в тот день была прекрасной. Она подошла к Библии с необычайной проницательностью, и ее толкование было настолько гуманным и продуманным, что мне стало стыдно, как редко я ассоциировала эти два качества с религией. Вся моя жизнь сложилась бы иначе, если бы я выросла в церкви этой женщины, а не в церкви, которая, казалось, видела в науке ловушку светского мира,
